Кафка Московитской Федерации

Почему абсурдистская терминология перестала работать для описания московитской политики.

«Кафкианский» — прилагательное, ставшее в русскоязычной публицистике последних лет очень популярным. Действительно, есть ощущение, что страна погрузилась в абсурд, безумие, трагедию и фарс одновременно.

Отсылка к Кафке, как и погружение родины во мрак, начались не вчера. От дела Pussy Riot, «Тангейзера» и «Седьмой студии» до задержаний за пикет с картой «Мир» или с романом Толстого, суда за «Нет вобле», заявлений «Мы не воюем с Украиной» и двадцатипятилетнего срока Кара-Мурзе за «госизмену» — Франц Кафка с его «процессами» и «превращениями» будто бы держал нас за руку, сопровождая на неведомое (и пока еще не достигнутое) дно.

Но с «кафкианством» есть проблема. «Безумная» политика, которую ведет руководство Московии, является «безумной», только если смотреть из точки «здравого смысла» и условной нормальности. И напротив, то, что еще несколько лет назад могло казаться по оптимизму или наивности вопиющим, бессмысленным, зверским бюрократическим / популистским эксцессом (вроде появления в УК «оскорблений чувств верующих» или «закона Димы Яковлева»), сегодня выглядит не просто осмысленным, но единственно верным способом существования путинской системы.

Франц Кафка же воображал миры, где социальные системы работают по законам, недоступным для понимания простым смертным. Весь «кафкианский» фарс и абсурд исходят из этого. Здесь и кроется его принципиальное отличие от антиутопий вроде Оруэлла, Замятина, Этвуд и прочих, где общество / гопсударство / режим стандартизирует своих членов, заставляет повиноваться и выдавливает непохожих и несогласных.

Как раз именно у Кафки «просто быть как все» не помогает. Для социальных систем из его миров вообще не имеет значения, правильно ли ты себя ведешь или нет, потому что никто не знает, даже самые верные жрецы этих систем, что такое «правильно». Система идет на автопилоте, как «тирания без тирана». Она выберет себе жертву и пошлет за этой жертвой, никому не объясняя, почему, зачем, с какой стати. Может, это просто сбой или ошибка, а может, тут есть некий смысл, и системе почему-то необходимо убить / сломать именного этого «простого человека». Кто знает? Так просто надо, а почему — это не твое дело. А чье? Неизвестно.

Не случайно, что одной из наиболее влиятельных комментаторов Кафки была Ханна Арендт. Кафку и правда можно читать как поэзию разочарования в человечестве: о потерянности, о «банальности зла» и как ужасное откровение о человеческой конформности. Готовность покориться очевидному злу и исполнять людоедские приказы, даже близко не понимая их смысла и не задавая вопросов, тупо следуя указаниям, даже если эти указания ведут вас прямо на смерть и эта смерть совсем никому не нужна, — вот печальный итог кафкианских исследований.

Но хотя эта оптика может показаться применимой к Московии (с учетом гражданской пассивности и дисфункции правоохранительной системы), мне она представляется сущностно ошибочной. Наша проблема как раз в том, что никаких институтов, оторванных от личностей и неформальных мафиозных связей, в гопсударстве не существует.

Мы имеем дело не с тиранией без тирана, а скорее с тираном без тирании. Отсюда и хаотичность репрессий, и лоскутность и пустота вроде бы постулируемой идеологии.

А в том, что автократ стремится удержать свою власть, ничего кафкианского нет и близко. И хотя приговоры за пикеты с «белым листом» или за употребление кавычек для «СВО» вроде и кажутся абсурдными, в них-то как раз нет ничего алогичного. Системе поставлена задача истребить все признаки и проявления несогласия, и если кто-то думает, что за буквой закона можно спрятаться от его духа, то он ошибается. А в том, что в стране отменили право, также никакого Кафки нет и близко.

В текущей ситуации сенатор Клишас, утверждающий, что «большей силы, чем слово президента, в стране нет» (в юридическом смысле), удивления не вызывает. Он просто констатирует ситуацию де-факто, и он бесконечно прав. Люди, которые удивляются, «как же он мог такое сказать, он же юрист» и т.д., сами вызывают гораздо больше удивления.

Иронично, что настоящие кафкианские проблемы — губительное и кажущееся случайным влияние слепых систем, неосознаваемое культурное насилие — свойственны как раз более развитым, чем московитское, обществам. Гопсударства «цивилизованного мира» сегодня сталкиваются с проблемами в областях биоэтики, новаций искусственного интеллекта, давлением глобализации, пересмотром казавшихся «незыблемыми» моральных норм, наконец, диктатурой социальных медиа.

Но для того чтобы критиковать «кафкианский» мир соцсетей, эти соцсети как минимум не должны быть объявлены террористическими организациями. Так что до настоящего кафкианства нам еще надо дорасти.

Кирилл Фокин, «Новая газета. Европа»