«Я шел по улице в Испании, и на каждом столбе было мое лицо»

Как беларус стал звездой цирка и выступает на мировых фестивалях.

Как стать цирковым акробатом? Есть два основных пути: первый — родиться в цирковой династии, второй — прийти после неудачной карьеры в спортивной гимнастике. Беларус Глеб Казленко пришел в цирк с улицы. Буквально. Он бывший паркурщик и воркаутер. И пока большинство его «коллег-ямакаси» уже давно почесывают пузики на диване у телика, Глеб с партнершей летают под куполом на высоте в десятки метров и побеждают на мировых фестивалях.

Говорят, что у них самая сложная программа в СНГ. Говорят, что «еще чуть-чуть — и Монте-Карло» (именно там проводится самый главный цирковой фестиваль планеты — своеобразные «Олимпийские игры по цирку»). Тем интереснее разобраться, как на таком уровне оказался обычный уличный пацан, который когда-то просто прыгал по гаражам, пишет onliner.by.

Эмо-паркурщики, побег от контролера и сальто на краю крыши многоэтажки

Глеб крутит арабское сальто с огромной лестницы у БГУФКа. Вместо концертного циркового костюма — привычный уличный «адик». Он шутит, что на фотках будет выглядеть как амбассадор «трех полосок». Так и есть. Люди с ближайшей остановки исподтишка поглядывают за происходящим: возможно, думают, что мы тут снимаем рекламу.

— На улице я прыгаю где-то класса с шестого, — говорит Глеб. — Мы тогда не знали, что это называется «паркур» — говорили «идем тренироваться». Что-то подсматривали за старшими, что-то — в видео, скачанных еще по ИК-порту. Ну и из фильмов «Ямакаси» и «13-й район», конечно. Со временем это переросло в фанатизм: если не было уроков, я мог пропадать на улице с девяти утра до девяти вечера.

Своего пика паркур-движение достигло в конце нулевых — начале десятых. Появлялись даже «самопальные» фестивали: открытие и закрытие сезона. На них дважды в году в Минске собирались около 500 трейсеров разных возрастов — от 13 до 35 лет. И вся эта толпа организованно передвигалась по заранее оговоренным точкам города, где можно было попрыгать. Это вызывало легкое недоумение у прохожих, но в целом мероприятия всегда проходили спокойно.

— Забавно, что паркур существовал вне субкультур. Или, вернее, объединял разных их представителей. В одной тусовке спокойно могли уживаться и рэперы, и скинхеды, и даже эмо, и никто не конфликтовал. Причем я помню, что наши эмо вообще нормально так «исполняли» — не каждый такие элементы потянет. Это было очень дружное комьюнити. В паркуре нет конкуренции как таковой, его даже сложно оценивать. Главный критерий — красота элемента. Можно сделать что-то простое, но так пластично и красиво, что это затмит самый сложный трюк. Поэтому никакой «соревновательности» мы не чувствовали, все друг другу помогали.

— С милицией проблем у вас никогда не было? Не приходилось убегать по крышам, как в фильмах?

— Если что-то и было, то минимально, мы были довольно мирные. А вот от контролера однажды я так убегал (смеется. — Прим. Onlíner). Словили без билета — я дал деру. Бегу и думаю: «Блин, а зачем? Я что, дурак?» Оборачиваюсь, а он реально несется за мной, как сумасшедший, и уже совсем близко. Тут я уже включился, давай по перилам, по лесенкам прыгать. Помню, удивился тогда: «Им что, прям такую большую премию дают?»

— У тебя в Instagram есть старые видео, где ты делаешь сальто на краю крыши. Это как раз то, за что на паркурщиков в свое время наезжали. Ради чего так рисковать?

— Логика следующая: если я могу правильно приземлить элемент сто раз на асфальте, то почему я не могу сделать этого на крыше? Другое дело, что как раз сто первый раз может оказаться неудачным… Я понимаю весь риск. Может, это действительно глупо, но я просто не знаю, что еще может принести схожие эмоции. Для меня это было преодолением животного страха. И возможно, из-за этих «глупостей» на крыше мне сейчас не так сложно работать с большой высотой в цирке.

«У меня болячки 50-летнего мужика. Если я перестану заниматься, стану инвалидом»

Мы перемещаемся в гимнастический зал. Сюда Глеб ходит тренироваться дважды в неделю вместе со старыми друзьями по паркуру. В таких залах они зимуют, а как потеплеет, снова перебираются на улицу. Плюс к этому у Глеба репетиции и выступления в цирке — нагрузка ежедневная. Стало интересно, не «сыпятся» ли у него суставы от такого ритма.

— У меня серьезный букетик заболеваний, как у 50-летнего мужика: артроз, артрит, болезнь Шейермана — Мау, две грыжи, один позвонок развернут на 90 градусов…

— И это все из-за паркура?

— Самое смешное, что нет. Большинство диагнозов я заработал, когда занимался в детстве метанием молота у тренера, который воспитывает олимпийских чемпионов. Я показывал неплохие результаты, и меня «грузили» зверски: наверное, делать «присед» с 100 килограммами в 14 лет — это все же не очень нормально. В какой-то момент спина начала сдавать. А вот артрозные кисти — да, это виноват паркур. Причем я помню конкретные дни, когда их «убивал». У меня уже тремор, а я перевязываю руки бинтом потуже, чтобы зафиксировать, — и дальше прыгать.

Повторюсь: я был фанатиком, мне тогда было плевать на последствия.

— Тебе вообще не противопоказан спорт теперь?

— Я, наоборот, в ловушке: теперь мне нельзя прекращать заниматься. Когда мышцы спины в тонусе, они помогают удерживать позвоночник. А мои занятия на турниках укрепили отбитые паркуром кисти. Если я все брошу, превращусь в инвалида. Когда я по какой-то причине не могу тренироваться больше двух недель, я перестаю нормально спать. Руки, ноги, спина — все болит. Иногда я не могу повернуть ручку и открыть дверь или нормально держать стакан.

— То есть спорт сначала тебя убивал, а теперь вроде как спасает?

— Типа того. Ну и плюс я тренируюсь уже гораздо разумнее и профессиональнее. А вообще, тело — это как машина, которая будет портиться, если ее не эксплуатировать. Особенно в моем случае. Вполне возможно, что я реально не смогу ходить, если перестану себя нагружать.

Первые гастроли: от тюрьмы до Омана

В какой-то момент занятия Глеба паркуром и воркаутом стали конвертироваться в выступления и даже какие-то заработки. Хотя изначально он на это не особо рассчитывал.

— Воркаут, кто не понимает, — это трюки на турниках и брусьях. В какой-то момент он стал сильно популярнее паркура. Повсюду строились новые площадки, появилась даже федерация. У нас была своя шоу-команда, и мы много катались по стране: на соревнования, на открытия новых площадок — да, в общем-то, куда позовут. Самое странное выступление было в тюрьме. Нас привезли в исправительную колонию, где содержат осужденных по наркотическим статьям. Там поставили новые турники, а нас позвали продемонстрировать, как это все работает.

— И как впечатления от выступления в тюрьме?

— На самом деле, один из самых депрессивных опытов в моей жизни. Мы выступали перед толпой где-то в 500 человек. Почти все молодые, лет 18—19, у всех огромные сроки и абсолютно пустые глаза. Такое чувство, что им уже не было дела ни до турников, ни до нас, ни до чего бы то ни было на свете в принципе. Давай лучше не будем о грустном.

— Окей, тогда вспомни какие-нибудь более позитивные гастроли.

— Когда мне было 19 лет, меня уже с паркурщиками позвали выступать в Оман на две недели. Это довольно богатая страна, в которой, в общем-то, нечего делать, там даже кинотеатров нет. Но раз в год у них проходит праздник — Национальный день Омана. Это похоже на большой карнавал, там местные отрываются за весь год. Туда нас и позвали выступать. Отработали 14 дней без выходных. Отыгрывали и постановочные драки в костюмах супергероев, и акробатика была, и файер-шоу — в общем, это уже было больше похоже на настоящий цирк.

Я был счастлив, как щеночек, и понял, что хочу заниматься этим дальше. Гастрольная романтика меня покорила.

«Она висит на моей ступне вниз головой на высоте 20 метров. Нужно улыбаться, а я понимаю, что она соскальзывает»

Совпадение или нет, но по приезде из Омана Глеба позвали выступать уже в настоящий цирк. Искали кого-то, чей стиль будет отличаться от классических гимнастов. Нужен был кто-то уличный, не такой «стерильный».

— Я сразу, не раздумывая, ответил «да» и закинул свой только что полученный диплом инженера-конструктора уже сам не помню куда. Первый месяц даже ни о каких деньгах не спрашивал — ходил на репетиции и кайфовал. У меня с детства была мечта о цирке. Помню, когда смотрел на воздушных гимнастов, слезы наворачивались. Я реально мечтал сделать хоть что-то на манеже. Не говоря уже о том, чтобы быть полноценным артистом — если честно, я всерьез на это и не надеялся. А тут такой шанс.

— Сразу дали попробовать себя в воздухе?

— Конечно нет! Сначала было все по моему профилю — высокие турники. В первый же день я стер себе ладони так, что утром снял с них кожу полностью. О существовании гимнастических накладок я тогда не догадывался — пришлось к ним привыкать. Потом попробовал себя на батутах со стенкой — пошло интереснее. Еще мы с одним гимнастом поставили номер в уже почти мертвом жанре эксцентрики. Это была смесь абсурдной сатирической комедии с акробатикой в нашем случае. Надо сказать, что никто в цирке не думал, что я задержусь там надолго. Меня приглашали на одну программу, она закончилась, а я все равно приходил и делал что-то еще — наверное, все просто смирились. У меня была цель: как-то дорваться до воздушной гимнастики.

Но я был уверен, что буду выступать сольно. Брать ответственность за чужую жизнь — ну нафиг.

— Как ты в итоге познакомился со своей партнершей?

— Как обычно, случайно. У нас совпадали репетиции, и Наташа периодически просила подстраховать. А я знаю, как и где правильно ловить в случае чего, еще с паркура. Однажды она подошла, спросила, сколько я вешу. Я ответил. Попросила повиснуть на ее руках (нужен был вес для одного элемента). Сделали. Потом она постояла, подумала и такая: «Ну приходи ко мне на репетицию завтра». Как она до сих пор всем говорит, чисто в прикол. И я верю, что так и было. Но я просто взял и пришел. Лучшее решение в жизни.

— И что, пазл сложился?

— Оказалось, что у нас идеальная химия. Вместе мы можем делать то, что никто больше не повторит. В этом деле главное — полностью доверять партнеру. Мне-то доверять ей было легко: человек из цирковой семьи и всем этим занимается 15 лет. А вот каково ей было отдать жизнь в руки гопнику, который еще вчера по гаражам прыгал, — это для меня загадка (смеется. — Прим. Onlíner). Она, конечно, образец для подражания для меня во многих вещах.

— Каково это вообще — держать в руках жизнь другого человека?

— Ладно бы если в только руках: у нас есть элемент, где она цепляется ногой за мою ступню и висит вниз головой на высоте 20 метров над голым манежем. Я иногда думаю: а что, если судорога? Потом одергиваю себя: не-не, все равно держать буду изо всех сил, даже если ногу оторвет.

— Бывали моменты, когда у вас все «на тонкого» и вы были близки к тому, чтобы упасть?

— Конечно, и нередко. Но этого никто никогда не заметит. Качаешься на кольце, чувствуешь, что она уже соскальзывает, а для зрителей надо улыбку держать. И в последний момент, как обычно, вы ловите друг друга.

— Как к такому можно привыкнуть?

— Никак. Я перед выступлением каждый раз засыпаю в тревоге. Ладошки потные, ты лежишь, смотришь в потолок, думаешь об этом. Перед самим представлением много курю, музыку слушаю. Но когда выходишь на манеж, все уходит по щелчку. На манеже волнению уже нет места. Ты думаешь только про следующий элемент, партнершу и свои ощущения. «Вроде не падаем — класс, погнали дальше»!

— А на репетициях вас страхуют? Или, может, вы хотя бы летаете пониже?

— Нет и нет, все точно так же. На высоте все ощущается и выполняется совсем по-другому, поэтому простимулировать это никак не выйдет — летаем так же высоко. А страховка сковывает движение — тоже не вариант. Короче, да, даже на репетициях можно разбиться, если ты об этом.

— Правильно я понимаю, что на данный момент работа в цирке — твое основное занятие и ты рискуешь жизнью пять дней в неделю, кроме выходных?

— Да, иногда дважды в день. Когда начинается сезон, у нас ежедневно проходят и репетиции, и представления. Но не драматизируй ты так. В первую очередь все это весело, а уже потом опасно.

«Я шел по улице в Испании, и на каждом столбе было мое лицо. Снимал на телефон и отправлял всем, кого знаю»

На данный момент Глеб и его партнерша Наталья — одна из самых сильных пар воздушных гимнастов в СНГ. Недавно они вернулись из Испании, где их встречали как звезд, а до этого привезли домой Гран-при международного фестиваля в Казахстане, где обошли французов, венгров, вьетнамцев. В скором времени намечается поездка в Италию. Кажется, Глеб все-таки стал настоящим артистом.

— В Испании был момент, когда я шел по улице, и, клянусь, вообще на каждом столбе было мое лицо. Ну как — мое и Наташи, ладно (смеется. — Прим. Onlíner). Организаторы выбрали на афишу именно наше фото. Я снимал на телефон и отправлял вообще всем, кого знаю. Можно было реально звезду поймать: у нас автограф-сессии длились больше часа. Причем подходили целенаправленно к нам, благодарили, фоткались. У каких-то испанцев дома зачем-то есть моя морда с подписью. До сих пор не могу привыкнуть.

— У вас есть какая-то программа-максимум?

— Высшая точка любого артиста цирка — фестиваль в Монте-Карло. Это как Олимпийские игры для циркачей. Туда съезжаются промоутеры со всего мира. Если попадем, это и контракты, и гастроли, и признание. Где-то через годик будем пробовать. Раньше я бы сомневался, но теперь понимаю, что все вполне реально. Как говорят бизнес-коучи: «Теперь это не мечта, а бизнес-план!»