Леонид Судаленко: Мать думала, что я три года был за границей на заработках

Первое интервью известного правозащитника после освобождения.

Сегодня вышел из колонии известный гомельский правозащитник Леонид Судаленко. Сразу после освобождения он дал интервью «Народной Воле».

Леонид Судаленко был задержан 21 января 2021 года. Его обвинили по ст. 342 Уголовного кодекса (групповые действия, грубо нарушающие общественный порядок) и осудили на три года лишения свободы в колонии в условиях общего режима.

Отбывал наказание правозащитник в витебской колонии «Витьба», а сегодня близкие встречали его на свободе…

— Сегодня освободили примерно в 9 часов утра, — говорит Леонид Судаленко. — В 5 часов был подъем, в 5.30 завтрак принесли — чай, хлеб, кашу…

Но надо отметить, что последние девять дней я находился в ШИЗО и освобождался именно из штрафного изолятора.

— За что туда попали?

— За то, что в спортивную форму несвоевременно переоделся. Например, на стадион нужно идти в 14.00, а я в 13.30 находился в бараке в спортивной форме.

Интересно, что дали именно девять суток, под освобождение, поэтому, полагаю, что сделали так специально. В тех местах, где я был, повесить нарушение на человека достаточно просто.

— Последние дни перед освобождением были для вас волнующими?

— Это были такие дни, что я сидел в сыром подвале, на свежий воздух меня не выводили. Только трехразовое питание приносили — и все.

А так девять суток спал на полу, без белья, без ничего. Сначала под голову подкладывал бумагу для туалета, а затем и она закончилась. Тогда уже приходилось под голову кулак подкладывать.

Вот такие «волнующие» дни были перед моим освобождением.

— Что для вас было самым сложным во время пребывания в неволе?

— Самое сложное — это отсутствие информации. Это точно. И, считаю, не только для меня, но и для многих других заключенных.

Кстати, за решеткой я встретил очень много людей, которые готовы пожертвовать собой ради своих убеждений. Это помогало и поддерживало.

— С другими заключенными вы могли разговаривать или вас изолировали?

— Я жил в бараке, и у меня не было такой изоляции, как у того же Максима Знака, который также отбывает наказание в колонии «Витьба».

— К тюремной еде со временем привыкли?.

— Со временем привыкаешь ко всему. Когда лучше кормили, когда хуже, но есть можно. Одним словом, в колонии питание помогает человеку выжить, даже если он не получает передачи с воли.

— Была информация, что в колонии вы работали на деревообработке…

— Половину срока и в самом деле был занят на деревообработке разнорабочим, а затем меня перевели в цех разборки металла. Разбирали провода, чтобы достать оттуда цветные металлы — медь, свинец, алюминий. До последнего дня был занят на этой работе.

— Какие-то деньги за работу платили?

— Ни за копейку не расписывался. Мне поступали деньги на личный счет только от моей семьи, от других было нельзя.

А вот когда находился в СИЗО, меня поддерживали денежными переводами очень много людей.

— Местную библиотеку в колонии, наверное, посещали?

— В колонии неплохая библиотека, каждый четверг можно было менять книги. Кстати, очень много заключенных читают в свободное время, некоторые занимаются спортом.

Впрочем, та литература, которая есть в библиотеке колонии, меня не интересовала. В первую очередь меня интересовала юридическая литература. Я просил, чтобы мне присылали постановления пленумов Верховного Суда, изменения в Уголовный кодекс… И присылали.

Одним словом, мое свободное время было полностью занято. Я или читал, или писал, или занимался спортом.

— Была возможность для спортивных занятий?

— Главное, чтобы у человека было желание. Я, например, каждый день проходил не менее 5-6 километров, занимался на стадионе.

— Где вам было сложнее: в СИЗО или в колонии?

— Однозначно скажу, что в колонии лучше, потому что там есть определенная свобода. Ты видишь небо, можешь дышать свежим воздухом, чего не было в гомельском следственном изоляторе.

В СИЗО Гомеля, где я был больше года, в камере было двенадцать человек. И кроме меня, все курили сигареты. Кто-то просыпается в 6 часов утра и сразу выкуривает три сигареты подряд.

Для меня это были просто пытки и катастрофа. Я даже просил администрацию изолятора, чтобы меня перевели в камеру, где не курят.

— Не пошли навстречу?

— Мне ответили так: «У нас нет VIP-камер». В итоге я был вынужден курить принудительно, можно сказать, по десять пачек сигарет в день. Каждый заключенный выкуривал только свою пачку, а я — все вместе. Я дышал этим воздухом. И это было самое худшее для меня в СИЗО.

Хотя есть в следственном изоляторе и определенные плюсы. Семья регулярно могла мне передавать свежее питание, письма хорошо доходили. Я вел активную переписку, в день получал от 10 до 15 писем даже от незнакомых людей. Вот это был плюс!

А в колонии были свежий воздух и голубое небо, запрет на курение сигарет в бараке, но не было информации и переписки. Письма доходили только от семьи. В СИЗО получил около тысячи открыток, а в колонии не было ни одного письма от других людей. Одним словом, в информационном плане была определенная блокада.

Можно было каждый день смотреть телевидение, но только те каналы, которые включала администрация.

— Если вернуться к вашему задержанию и приговору, стало ли это для вас неожиданностью? Или внутренне были подготовлены к худшему?

— Первые дни после задержания я находился в шоковом состоянии. Меня задержали, когда я выходил из подъезда собственного дома, положили лицом в снег.

Уже после в изоляторе понемногу начал приходить в себя и понимать, что приговор мне, наверное, будет максимальный — три года заключения (сейчас, кстати, по этой же статье максимально дают уже четыре года). Так оно и получилось.

Но, если сравнивать с сегодняшним днем, то я вижу, что получил не самый большой срок. Уже в лагере видел, какие большие приговоры сейчас выносятся людям — за какие-то лайки, комментарии или перепосты в социальных сетях.

Так что можно сказать, что мне в некотором смысле «повезло», что я был в первых рядах осужденных после событий 2020 года.

— Вы, насколько известно, обжаловали приговор…

— Безусловно, обжаловал. У меня были адвокаты, хотя с ними я имел связь только ради того, чтобы получать новости с воли. Я понимал, что адвокат мне не поможет, тем более что я сам юрист, специалист в области права.

Я сам себе говорил: «Поедешь ты, Леня, на три года куда-нибудь в Могилев». Кстати, до сих пор не понимаю, почему меня отправили в колонию «Витьба», где, как правило, сидят милиционеры, прокуроры, военные, гопсударственные служащие. И их там очень много. Почему я оказался в такой компании? До сих пор не понимаю.

Но приговор был для меня ожидаемый. В последнем слове я сказал судье, что для меня все понятно, что происходит по этому делу. Получилось, что я — человек, который помогал другим людям, ради этой помощи пожертвовал своей свободой.

— Вы, наверное, не раз прокручивали ситуацию, когда закончится срок заключения и вы выйдете на свободу. Были какие-то заветные желания?

— Прежде всего я мечтал увидеть свою семью — жену, детей. Слава Богу, они сейчас рядом. Семья все это время очень помогала мне и материально, и морально, приезжали на свидания.

Хотя отмечу, что за все время в колонии не получил ни одного долгосрочного свидания ни с женой, ни с детьми.

Я стоял на профилактическом учете, к таким заключенным было особое внимание со стороны администрации.

— Сегодня вас встречала не вся семья…

— Встречали жена и старший сын. Младший сын Никита остался дома, сказал, что будет в Гомеле готовиться к встрече с отцом. А средний сын сейчас находится в Польше, мы с ним виртуально обнялись по видеосвязи. Думаю, в скором времени и с ним встретимся.

— Младшего сына, наверное, уже и не узнаете?

— Да, за это время изменился, повзрослел. Когда я разговаривал с ним по связи, у меня просто выступали на глазах слезы. Никита — это мое все! Я в этом плане очень сентиментален. Самое большое желание сейчас — обнять Никитку, побыть рядом с ним.

— Вечером будет семейный праздничный стол?

— Безусловно, накроем стол, приедет теща. В воскресенье я собираюсь съездить к матери, которая меня тоже ждет. Ей 84 года, живет в деревне в Брагинском районе, и до сих пор не знала, где я нахожусь.

Не говорили мы маме об этом, чтобы она не волновалась и берегла здоровье. Сообщили только, что я на несколько лет уехал за границу на заработки. И вот теперь — вернулся!

— Какие планы у вас после возвращения с «заработков»?

— Надо осмотреться, здоровьем заняться. Понятно, что нужно искать какую-то работу, так как те организации, с которыми я раньше сотрудничал, уже ликвидированы.

Мне 57 лет, я три года не принес в семью ни копейки, поэтому что-то буду решать. Голова и руки есть — думаю, и работа найдется…