Ольга Николайчик: Мир смотрел на нас, вытаращив глаза

9 августа был настоящий «день Ч».

Общественная активистка и режиссер Ольга Николайчик — настоящая легенда беларусских протестов. Мало какой митинг в Минске с начала 90-х обходился без ее участия.

Как начиналась беларусская революция? Кто был настоящим лидером протестов? На что сегодня надеется смелая беларуска?

Об этом и не только сайт Charter97 поговорил с Ольгой Николайчик.

«У меня был шок. Ведь я настроилась на большой срок»

— Во время начала так называемой предвыборной кампании в 2020 году мы с Павлом Северинцем стояли с мегафоном и, мягко говоря, очень жестко критиковали диктатуру и узурпатора Лукашенко. Мы за словом в карман не лезли, риторика была очень жесткая.

В это время стояли огромные очереди от Комаровского рынка до ЦУМа и дальше. Это очень пугало и силовиков, и режим, и самого диктатора.

Нас с Северинцем «запаковали» и поместили в карцеры, которые разделяла стенка. Почти месяц я там находилась.

Если говорить об условиях — отключили холодную и горячую воду. Я была в легких брюках и женском пиджаке. Ночью в то время было 9 градусов, а накрыться было нечем. Голая шконка из дерева и железа. Спасла лишь бутылка от газировки, которая заменяла мне подушку.

Не было ни передач, ни встреч. Вывели меня на прогулку только один раз, за несколько дней до освобождения, когда у меня подскочило давление. Не давали даже расческу.

Я заболела коронавирусом. Поднималось давление, в голове были шумы. Два дня было такое состояние, что мне казалось, что я нахожусь в каком-то бункере в Румынии, а люди меня ищут. От недосыпа начались галлюцинации.

Ничего не могу сказать, доктора отнеслись ко мне максимально ответственно. Я даже удивлялась, что им разрешали ночью подходить к окошку и давать мне таблетки.

У меня и ноги отекли, как у слона. Ведь целый день ты сидишь, шконку только на ночь опускают. Ты находишься на скамейке, прикрученной к полу. Это не такая скамейка, на которой мы сидим у бабушек-дедушек в деревне, а очень узкая. За день сидения на ней у тебя просто остается черный квадрат на теле. У тебя нет ничего, лишь маленький столик, как в автобусе или самолете. Есть еще рукомойник и так называемый «толчок». А воды нет, я брала их тюремную баланду, чтобы мыть туалет.

Затем меня выпустили, хотя думала, что меня уже везут на «Володарку» и заведено уголовное дело. А тут «вертухай» внезапно говорит: «Николайчик, бери свои вещи и выходи». У меня был шок. Ведь я настроилась на большой срок.

«9 августа был настоящий «день Ч»

Когда меня выпустили, нас встречало много людей. Самое первое, что мне сказали: «Ты не представляешь, что сейчас происходит». Одни мои знакомые рассказали, что написали мне сорок открыток. А мне выдали только шесть писем, хотя нам с Павлом отправили около двух тысяч. Только представьте, какими ящиками от нас прячут письма, если только за месяц их было две тысячи. Именно благодаря этой солидарности, благодаря давлению людей, нас выпустили.

На следующий день у меня дома начался обыск. У меня все это время жил один активист, на которого впоследствии завели уголовное дело. Буквально перед обыском мы успели вывезти всю технику, ноутбуки телефоны. Через час заявилась банда «ментов». Они не оставили живого места от дома. Топтались по моим личным вещами: дискам, фотографиям мамы, бабушки, старым пластинкам.

Они были очень злые, ведь от компьютеров остался лишь след на полу — квадраты, вокруг которых была пыль.

Затем мы начали действовать: выходить на акции, делать стримы, фотографии.

9 августа был настоящий «день Ч». С одним из активистов мы пошли в центр, где все происходило. Мы были возле стелы, в самой гуще протестов. Я оделась, как говорится, как в тюрьму. А затем только поняла, что действительно там могла оказаться. Ведь мы были на протестах до момента разгона.

Мы просто не знали, куда нам уйти. Была зачистка, как в военное время: с собаками, ружьями, резиновыми пулями и светошумовыми гранатами. Люди разбегались в разные стороны, но все перекрыто.

Я сказала моему другу: «Давай просто спрячемся под какими-то кустами». Ведь перед нашими глазами сотни силовиков забрасывали беларусов в автозаки.

Нам повезло, что я хорошо знаю этот район. Уходили дворами, через детские садики. Люди, которые впервые участвовали в акциях, бежали под светом фонарей, колоннами. Это была ошибка, ведь их сразу группами и забирали.

Мы вышли к дому, где был открыт подъезд, там и спрятались. Просидели в подвале до пяти утра. Интернет работал, но стояли крики, грохот, автоматные очереди, лай собак.

В шесть утра мой товарищ списался с мамой. Она вывезла нас на машине. Мы ехали на заднем сидении, а на нас сверху положили собаку. Ведь по всему городу останавливали и проверяли машины, несмотря на то, что было уже утро, люди шли на работу.

Вечером за мной заехали и мы снова направились на акции протеста. И на этот раз были обстрелы. Мы вывозили людей на машине. Удалось спасти молодую пару. Я успела только открыть дверь машины и крикнуть: «Кто-нибудь, прыгайте быстрее». Женщина с мужем занырнули, а нам удалось выехать под взрывами гранат.

«На улицы вышла самая красивая нация Европы»

Скажу, что мы очень хорошо подготовились. Были и бело-красно-белые флаги, и плакаты. Люди были готовы, несмотря на то, что наши лидеры — Николай Статкевич, Павел Северинец, Сергей Тихоновский — уже сидели.

Как будто мы посмотрели на себя в зеркало и спросили: беларус ли я? Или я какое-то существо, которое ждет концлагерь. И вышла на улицы самая красивая нация Европы, которая нашла в шкафах белую и красную одежду для себя, своих мужей, детей, а затем пошла по улицам. Было ощущения сильнейшего возрождения, как будто божий свет пролился на нашу страну. Ощущение полета, как будто я была в космосе. Счастье, которое можно сравнить с рождением ребенка. Именно поэтому я уверена, что мы победим, ведь с таким народом проиграть невозможно. Я не могу назвать август 2020-го эйфорией, это был выбор.

Многие люди походили, узнавали меня, благодарили и говорили: «Боже, простите нас, что мы не говорим по-беларусски, мы только начали его изучать». «Простите, что не выходили на протесты». Я говорила: «Вы не меня благодарите, а себя, что справились со своими страхами, проснулись и мы все вместе вышли».

Думаю, что все произошло так, как должно было произойти. Если анализировать, то никаких ошибок, я считаю, не было. Был сильный Путин. Посмотрите, что произошло в Казахстане. Сразу ввели ОДКБ. Наша армия на тот момент была абсолютно неподготовлена. Они бы не перешли на сторону народа, не говоря уже про «мусарню», где настоящая банда в погонах. Это сегодня из 35 тысяч армии — 25 на стороне Украины и народа.

Мир смотрел на нас, вытаращив глаза: и Запад, и Восток, и Америка, и Израиль. Никто не был готов. Но это как раз таки показало Путину, что Беларусь не с ним. Путин же думал, что Беларусь у него кармане, что все спокойно. А тут он увидел, что беларусы — не его карманные солдатики, не его пушечное мясо. Что все эти пушки повернутся против диктаторов в свое время.

Путин вспомнил, что мы даже не Киевская Русь, которая стояла у истоков Московии, а мы ВКЛ, у нас Острожский, Калиновский. У нас любви не было никогда, мы не вошли в состав Московии с распростертыми объятиями.

«Мне пришлось поменять девять квартир»

Затем началось давление. Были моменты, когда мне звонили и говорили: «Ольга, не появляйся дома ни в каком случае. Тебя ждут в черных балаклавах с автоматами на белом легковом авто». Я поменяла девять квартир. Около месяца совсем не выходила на связь, спрятала ноутбук, чтобы не забрали. У меня был обычный кнопочный телефон, который включала-выключала для связи с близкими и с важными для меня друзьями.

Я была невыездной из-за невыплаченных штрафов. Одна правозащитница помогла мне найти организацию, которая собрала деньги на выплату.

Попробовала выехать в Украину с собачкой. На границе меня развернули пограничники, потому что после выплаты штрафов пристав даже не подумал поменять запись, что я рассчиталась. Мне поставили штамп «невыездная».

Затем я позвонила приставу с чужого телефона и сказала: «Если вы сейчас не сделаете, чтобы я была выездная, просто буду обращаться в международные инстанции». Он был напуган после 9 августа, и все сделал очень быстро.

Я до последнего не хотела покидать страну. Все чего-то ждали и надеялись. Я бегала и на дворовые акции, и на подвальные, и читала стихи в некоторых парках. Приходилось маскироваться, менять одежду, сидеть с выключенном светом в квартире, потому что очень часто ко мне приезжали силовики.

После 9 мая 2021 года я взяла билет до Белграда, потому что в Черногории были беларусы, у которых можно было остановиться на некоторое время. Визы в другие страны было сделать сложно, поэтому выбрала эту страну. И вот я с двумя собачками, которых успела привить и сделать все нужные документы, с теткой, которая везла мой ноутбук, c тремя копейками в кармане, которые мне собрали.

Стоим в очереди на самолет, меня провожают мои люди, а меня последнюю держат и держат. А я оделась как в тюрьму, а не как на курорт. Смотрю, что пахнет порохом. И тут подходит сербка и говорит проверяющим: «В чем дело? Мы не можем больше ждать». Весь автобус стоит, 10 минут уже прошло, а я одна все стою.

Я не знаю, что проверяющая искала в компьютере, я не знаю, кого она ждала. Думаю, что мне просто дали улететь.

И мы последние бежали с этими собачками по аэропорту, заскочили в автобус, сели в самолет. И я только после того, как закрыли дверь и отъехал трап, набрала близких мне людей и сказала, что, видимо, меня пронесло, я буду на воле. Это был хороший момент, потому что я считаю, что попадаться в когти и делать такие подарки не стоит.

«Такое питание нам, беларусским активистам, не снилось»

В Черногории я провела год. Около полугода я делала визу. Знаете, долгое время я оставалась в Черногории и ждала, что умрут эти твари — Путин и Лукашенко.

Затем я поехала в Европу с визой, а когда началась война в Украине, поняла, что пора уже устраиваться на какую-то работу, мне нечем платить за проживание. Так я и подалась в лагерь беженцев в Брюсселе.

Центр беженцев похож на советский летний лагерь: вагончики, в них проживаешь. У меня 9-метровой комнате 4 человека. Одна женщина из Бурунди, две — из Сомали. Уже больше года вместе в одной этой комнате. Очень тяжело, если честно, но мы дружим, у нас комната бесконфликтная.

Конечно, ты можешь выходить днем, отсутствовать. Cейчас я у моих «лагерных друзей» из Грузии, которые получили позитивное решение по беженству, им дали дом. Я на выходные к ним приезжаю, а сейчас приехала интервью делать, потому что в лагере прерывается интернет.

Питание трехразовое, кофе. В лагере в основном мусульмане, поэтому и питание соответствующее, иногда бельгийская кухня. Но такое питание нам, беларусским активистам, которые долгое время жили в голоде, не снилось.

Получив документы, я не планирую тут задерживаться, потому что хочу возвращаться, ведь вижу перспективы своей страны, вижу перспективы своей нации, своего народа. Я просто тут, как говорят, вынуждено отдыхаю.

Это хороший опыт, я учу языки, смотрю, как живут люди. Бельгийцы очень похожи на беларусов, только у них темперамент больше похож на украинский.

Бельгийская пара взяла моих собачек. Я к ним езжу, когда у меня есть время. Очень благодарна, потому что с собаками в лагере нельзя.

«Если надо — буду варить борщ для «калиновцев»

Я уверена, что мы победим. Знаете, это молодые могут впадать в отчаяние, могут совершать ошибки. Но это и героически ошибки, которые создают нашу историю. А мне уже 54 года, и я знаю, что освобождение — это неизбежность. Ведь Беларусь проходила и через более страшные времена, но сохранилась.

И в старинные времена, и сегодня у нас есть все, что должно быть у достойной европейской нации. Беларусь — это Европа. Мы не пришли в Европу, не ушли из Европы. Это и есть Европа, географическая и ментальная.

Новые учебники и новые времена уже скоро. Мы знаем это по Эстонии, по Литве. Даже Молдова сегодня ожила. И в Грузии были хорошие времена, пока Иванишвили не пришел.

Нам надо снова дождаться момента, когда мы сможем победить. Не надо друг другу сейчас мешать. Не надо хотеть друг от друга больше, чем мы можем дать.

Сейчас в Брюсселе мы будем шить «флаги возвращения». Все наши флаги «менты» забрали. У меня остался лишь один, боевой, который был со мной под пулями.

Мы будем должны вернуться под нашими флагами, стоять с ними на границе. И чтобы нам помогли наши ребята, которые в Украине, чтобы весь мир нам помог. Ведь и за европейцами придут, и до Бельгии дойдут варвары и орки, если не помогать и закрыть глаза, отдыхать в комфорте. Это уже дошло до всех.

Поэтому я не просто верю, верю я в Бога, а тут я просто знаю, что закончится эта темнота, что отправятся в ад Путин и Лукашенко. Есть надежда, что у них хватит ума отпустить людей и отдать власть мирно. Просто не будет другого пути. Будет предложение, от которого нельзя отказаться. Может быть и не мирно. И если будет не мирно на моей земле, то что я могу со своей больной спиной? Могу борщ варить для военных, но из окопа я уже с оружием не выпрыгну.

На наших глазах будет рушиться и Московия, и Китай будет меняться. Это очевидно. Хватит ли у этих террористов остатков ума остановиться или нет — вот в чем вопрос. А за Беларусью не заржавеет. Беларусь уже ментально, морально накапливает силы и готовится к новой жизни. К такой жизни, которой живет Европа: Эстония, Латвия, Польша.