Орел или решка

Любой толчок — и Московии «аллес».

В который раз выскажу уже достаточно тривиальную и не требующую каких-то долгих доказательств мысль: в 2008 году модель развития Московии, ориентированная на вывоз товаров самого низкого передела (сырья проще говоря) в условиях постоянно растущих цен на них на внешних рынках, потерпела крах. Кризис 2008 года вообще ударил по всем экспортным экономикам, вынудив их искать выход через трансформацию и пересмотр моделей развития. Китай перешел к модели «общества среднего достатка», которая решила проблему перераспределения произведенной экономикой продукции через перенаправление товарных потоков на внутренний рынок, но при этом привела к новым проблемам, связанным с катастрофически растущей долговой нагрузкой. Ответом стала модель «общества социального кредита», которая тоже пока выглядит весьма противоречивой по результатам. Саудовская Аравия выдвинула свой собственный проект развития, сформулированный нынешним кронпринцем Мохаммедом бин Сальманом («Вижн-2030»), ориентированный на создание высокотехнологичного кластера внутри традиционной сырьевой экономики.

Стоит отметить не слишком бросающуюся в глаза, но вполне очевидную вещь: каждая модель продвигалась совершенно новой правящей элитой, которая была вынуждена, с одной стороны, маргинализовать предыдущую правящую страту, с другой — отбивать атаки конкурирующих элитных групп со своими собственными проектами развития.

В той же Саудовской Аравии кронпринц очень жестко обошелся с членами династии, ориентированными на «старую» экономику и попутно конфисковал у них значительные суммы (в целом примерно полтриллиона долларов), которые были пущены на строительство нового проекта. В Китае группа Си Цзиньпина пришла к власти в ноябре 2012 года и практически сразу же вслед за неизбежной аппаратной перетряской уже в 2013 году было объявлено о переходе на новую модель «социального кредита». По сути, третий срок Си Цзиньпина объясняется только тем, что эта модель еще не исчерпала себя до конца, а потому он будет пытаться «протащить» ее в ходе срока своих полномочий. В случае окончательного краха модели (что, кстати, становится все более реальным) Си Цзиньпин неизбежно уступит свое место другой группе, которая будет пытаться реализовать что-то иное.

Иначе говоря — смена модели всегда подразумевает и смену правящей группы. Которая, конечно, является частью элиты и не появляется из ниоткуда. Появление Неизвестных Отцов, не входящих в элиту, в общем-то, тоже возможно, но только в ситуации полной невозможности найти в действующей элите группу, имеющую в запасе альтернативный проект развития. Революция становится возможной при наступлении классической революционной ситуации, когда «верхи не могут». Тогда и только тогда действующая элита вся идет под снос, а ее место занимают маргиналы, которые уже между собой выясняют, по какому пути пойдет дальнейшее развитие.

Это, кстати, очень важный момент: никогда революция не несет с собой новый проект развития. Функционал любой революции — снос предыдущего режима и создание устойчивого (хотя бы временно) нового. И вот только тогда возникает процесс выбора модели развития. Уже поэтому прекраснодушные идеи о том, что давайте мы тут на кухнях нарисуем проект прекрасной Московии будущего, предъявим его народу, который с воплями радости понесет нас на руках в Кремль — это маниловщина. Катастрофа всегда происходит через точки бифуркации. Первая точка — это всегда революция в случае, если элита неспособна выдвинуть новый проект развития. Революция — это всегда снос предыдущего режима до основания. Вторая точка бифуркации — выбор новой модели развития в ходе борьбы.

Можно ли перейти к новой модели развития без катастрофы и революции? Да. Безусловно. Но только в том случае, если внутри правящей элиты сформируется группа, которая сумеет победить во внутриэлитной борьбе, сместить правящую группировку, заняв ее аппаратное место и после этого приступить к реализации своего проекта. Именно поэтому диктатуры практически никогда не уходят без революционных потрясений — в них отсутствует механизм внутриэлитных перемещений, ситуация всегда доводится до состояния катастрофы, после чего под снос идет вообще вся элита.

Собственно, по этому признаку и можно определить, какой именно режим находится у власти. В Московии, безусловно, режим — чистой воды диктатура, так как в ней полностью отсутствуют какие-либо механизмы аппаратной смены правящей группировки, которая уже очевидно обанкротилась. При этом сама правящая группировка не может выдвинуть иной проект развития, так как она дееспособна только в рамках существующего проекта, в любом ином случае она теряет власть.

Здесь и возникает объективная предпосылка для перехода к внутреннему террору и внешней агрессии (как внешнеполитическому подвиду терроризма). Правящая группировка не может уже управлять в рамках разваливающейся модели развития, предложить новую она не способна, но и потерять власть она позволить себе не может, так как она же сама и создала ситуацию, когда утрата власти означает утрату собственности.

При этом не стоит понимать слово «революция» строго по учебнику «История КПСС». Революция в данном случае — это незаконная смена власти через тот или иной вид переворота. Сверху, снизу, извне либо наиболее экстремальный ее вид — через распад. Но точку бифуркации после ее достижения придется переходить в любом случае. Либо выдвижение новой модели развития «внутри» системы, либо ее демонтаж с последующим переносом выбора модели развития в следующую точку бифуркации.

Я полагаю, что в силу сущности созданного в Московии режима власти «внутри» системы никакой проект не может быть выдвинут и уж тем более реализован. Мы в данном случае обречены проходить через демонтаж нынешней системы власти. Каким образом — это вопрос, скорее, технический. Критической точкой может стать смерть диктатора (причем вариант любого «трансферта» теперь уже точно исключен — он не может передать власть и отойти в сторону, на нем висит столько преступлений, что любой следующий за ним руководитель будет буквально вынужден сбрасывать на предыдущего и его ближайшее окружение эти преступления, чтобы хотя как-то снять их с себя и своей команды. Собственно, поэтому критическая точка — это биологическая смерть диктатора, оставлять в живых его даже при перевороте никто не рискнет)

И теперь не менее важный вопрос, касающийся развязанного внутреннего и внешнего террора.

Режим решает достаточно тривиальную задачу. Точнее, пытается решить. Крах модели развития создает весьма однозначную картину: социальная система является своеобразным социальным тепловым двигателем, который работает просто в силу того, что все социальные процессы, происходящие в обществе, являются вихревыми (диссипативными). Для таких процессов характерно превращение потенциальной энергии во внутреннюю или тепловую. В ходе этого превращения часть социальной энергии тратится на полезную работу в интересах развития социума, часть превращается в неупорядоченное тепловое движение общества. Здесь и возникает очевидная проблема: утрата проекта развития делает полезную работу, совершаемую обществом, равной нулю, тепловая машина всю энергию переводит в тепловую, нагревая социум, повышая его социальную температуру.

Под социальной температурой понимается мера беспорядочности социального движения. Чем она выше — тем более хаотичными становятся все социальные процессы, общество перегревается. Перегретые социальные системы перестают поддерживать все виды упорядоченных структур, включая и наиболее архаичные (а значит, устойчивые) — в том числе и семью. Нагрев общества маркируется ростом бытового, криминального, экономического и политического насилия, увеличивается число самоубийств, разрушается институт брака, стремительно падает рождаемость. Интересно, что этот перечень — буквально текущая новостная строка из Московии.

Управляемость перегретым социумом — задача нетривиальная, а в условиях распада управляющей системы и вовсе невыполнимая. Именно поэтому ключевой задачей режима становится попытка охладить общество. Процесс охлаждения может носить либо характер выдвижения идеи развития, в процессе реализации которого совершается полезная работа и снижается социальная температура, либо избыточное тепло должно отводиться из системы.

Войны и вообще любой вид внешней агрессии существенно сбрасывают избыточное социальное тепло через перенаправление энергии на разрушение внешних объектов и систем. Поэтому иранские аятоллы бросили на пулеметы миллионы молодых революционеров, в которых новые власти перестали нуждаться, но предоставить им какую-то цель строительства нового были на тот момент не в состоянии. Проще оказалось убить миллион молодых иранцев, чем продолжать революцию, в ходе которой аятоллы вполне могли утратить только что полученную власть. Точно ту же цель сегодня преследует СВО — убить как можно больше бесполезных для режима граждан Московии, которым нет места в стране, так как власть не в состоянии предложить им никакой созидательной деятельности.

В каком-то смысле здесь есть ответ на волнующий многих вопрос — когда будет новая волна мобилизации? А вот когда рост недовольства достигнет угрожающей черты, тогда и проведут. Пока же все решается через «плановую добровольную» контрактную службу, куда завлекают максимально выгодными условиями — отток горючего материала из социума в размере примерно 300-400 тысяч человек в год не сбрасывает, но позволяет держать на относительно управляемом уровне рост социальной температуры.

То же самое относится и к внутреннему террору. Здесь задача практически та же, разве что не стоит цель прямо убивать несогласных, а вынудить их сжигать собственное недовольство через безвекторное насилие — поэтому власти плевать на рост бытового насилия, волну суицидов, власть сознательно разжигает ненависть всех ко всем — такого рода сброс социальной энергии, хотя и является достаточно опасным, но по крайней мере, не требует выделения дополнительного ресурса на контроль за процессами, угрожающими прямо устойчивости режима. Пусть убивают друг друга, пусть рвут глотки друг другу, главное — не переключаются на сам режим. Отсюда и свирепые законы про «дискредитацию» - можете говорить про кого угодно, но как только вы переключаете свое недовольство на сам режим — десять лет строгого режима.

Но при этом нужно понимать, что все эти меры не решают главной задачи — без вектора развития, без новой модели социальные процессы продолжают производить тепло, которое не конвертируется в полезную работу, а значит — процесс нагрева идет перманентно. Внешняя агрессия и внутренний террор утилизируют лишь приращение этого тепла. Что и делает ситуацию неравновесной — любой внезапный выброс тепла способен обрушить созданное неустойчивое равновесие.

Этим выбросом может быть что угодно: внезапное и разгромное поражение на фронте, выражающееся в потере какой-то сакральной территории, это может быть техногенная катастрофа, вызывающая слишком большую реакцию, это может быть катастрофа экономическая (резкий и очень динамичный подъем цен, дефицит социально значимого товара — скажем, пропадет бензин на заправках, да в нашей ситуации триггером может стать что угодно). Смерть диктатора, кстати, тоже может стать таким выбросом — нужно отдавать себе отчет в том, что никакой всенародной скорби это событие точно не вызовет, а вот резкий подъем надежд на лучшую жизнь — очень даже. А такой подъем чреват тем, что разочарование в надеждах может качнуть равновесие очень далеко, вплоть до срыве системы в хаос. Поэтому даже если он умрет, страну об этом проинформируют в последнюю очередь и постараются сделать это очень аккуратно. В общем, неустойчивое состояние — оно и есть неустойчивое.

Проблема террора (и внешнего, и внутреннего), и я уже писал об этом, заключается в том, что он, во-первых, атрофирует все остальные модели и механизмы управления, упрощая сам процесс и структуру управления. Поэтому когда террор переходит временнУю критическую черту, он становится необратимым: «нормальные» структуры управления уже демонтированы, прекращение террора сразу же обрушивает всю систему.

Нужно вспомнить, что Московия уже четыре года живет в обстановке безбрежного насилия со стороны власти: 2020-2021 годы были годами «пандемии» и насилия над всеми гражданскими свободами вплоть до их обнуления, начиная с 2022 года страна живет фактически в военной обстановке, где точно так же действует только насилие, как единственный метод управления. Можно констатировать, что «нормальные» механизмы практически утрачены и разрушены, поэтому террор уже не может быть прекращен иначе, чем через распад режима. То же самое касается и СВО — ее просто не могут завершить, она необходима уже не для заявленного результата, а просто как механизм истребления горючего материала. Поэтому Кремлю не нужны никакие мирные переговоры, что делать, когда боевые действия прекратятся и нужно будет отправлять по домам тех, кого не удалось уничтожить как опасный и бесполезный материал?

Вывод из сказанного, думаю, понятен. Мы попали в воронку катастрофы, и пока находимся на крайне неустойчивой «орбите», когда уже невозможно выйти из этой воронки, но еще есть ресурс, чтобы поддерживать вращение вокруг центра воронки, не сваливаясь в него окончательно. Обратного пути уже точно нет, а вероятность краха полностью зависит от событий, которые находятся за пределами возможностей режима в Кремле. Даже если у него есть иллюзии на этот счет. Любой толчок — и аллес. Вопрос лишь в том, когда этот толчок произойдет, здесь мы полностью находимся в вероятностном поле. Но так же нужно понимать, что теория вероятностей здесь неумолима — с каждой итерацией вероятность увеличивается, как растет вероятность выпадения или орла ,или решки по мере подбрасывания монетки.

Анатолий Несмиян, telegra.ph