«Снайпером будешь»: беларуса после коррекции зрения призвали на сборы, а он сбежал из страны

Cитуация с военкоматом стала последней каплей.

В сентябре бывшего контрактника Артема призвали на сборы и решили переучить на снайпера. Военкомат не смутил тот факт, что у молодого человека было плохое зрение и незадолго до призыва он сделал операцию по коррекции зрения. Чтобы не идти в армию и не подвергать опасности свое здоровье, парень решил покинуть страну. Беларус рассказал «Зеркалу» свою историю.

Повестки и медицинские справки, которые подтверждают рассказ, есть в распоряжении редакции.

«К нам в часть на сборы привозили „партизан“. Никто ничему их не учил. Обычная рабсила»

— Они хотели, чтобы на сборах я переучился на снайпера, — рассказывает Артем. — Почему на снайпера? «Потому что молодой», — так объяснили в военкомате. К нам в часть на сборы привозили «партизан» (мы их так называли). Никто ничему их не учил. Обычная рабсила: покрасить, убрать, отремонтировать. Помню, у одного мужика зуб разболелся. Два дня ходил с опухшей щекой. В медпункте ему дали обезболивающее: «Свободен, иди работай». Его спасла дежурная по КПП. Подняла скандал — мужика посадили в УАЗик, отвезли к стоматологу, дали больничный. Я понимал, что со мной будет то же самое.

Парню 23 года. Он служил по контракту в военной части 52 242 рядом с родным городом Молодечно. Весной 2022 года двухлетняя служба закончилась, Артем переехал в Минск и устроился контролером-ревизором на Беларусскую железную дорогу.

— В августе 2023 года я планировал уйти в отпуск, — вспоминает молодой человек. — Накануне начальник приносит повестку в военкомат. Она пришла в отдел кадров: «29 августа явиться в Молодечно, в такой-то кабинет для уточнения данных. При себе иметь военный билет, паспорт». Я насторожился. Дозвонился в военкомат. Там сказали: не волнуйся, приходи, нам надо только обновить данные в твоей учетной карточке.

У Артема на отпуск были планы, поэтому он не стал дожидаться конца августа и поехал в военкомат сразу.

— Встречает капитан. Спрашивает мои данные, на вопросы не отвечает. Мой военный билет прячет в шуфлядку: вы военнообязанный, мы вас призываем на сборы. Я в шоке. Только отслужил — и теперь снова идти в армию, — говорит собеседник.

«Машины я различаю так: одна на колесиках, другая — на гусеницах. Большему не научили»

Артем характеризует два года, которые он отслужил в армии по контракту, как «впустую потраченное время».

— Служить мне совершенно не хотелось, — объясняет беларус. — Но закончилась учеба в железнодорожном колледже, распределение — и меня призвали. Со здоровьем было все хорошо, пришлось идти. Мне предложили отслужить по контракту. Я сначала не хотел, но уговорили родители: «Так будет правильно, вдруг тебе понравится, еще и останешься в армии». По контракту служить два года, но зато есть выходные, зарплата. И я согласился.

Артем получил специальность — «техник по хранению инженерной техники». Правда, говорит, что особенных знаний в этой области не получил:

— Машины я различаю так: одна на колесиках, другая — на гусеницах. За два года моей технической специальности большему не научили. Все, чем мы занимались — подметали и красили. Еще доставали дерьмо из туалетов. Нас, рядовых, специально отправили на такую задачу накануне 9 Мая. В часть приехали чины из Минобороны, начальник инженерных войск, замы и устроили попойку на озере. Туалеты за ними пришлось убирать долго. Тогда же, перед 9 Мая, сажали туи. Мне дали ржавую металлическую хрень (вроде бура) — копай землю. Я вдавил ее ногой в землю — отвалилась деталь. «Дол***б безмозглый!» — закричал ротный. Подскочил — ударил кулаком в грудь. Был еще один случай. Мой сослуживец как-то пожаловался сержанту на лейтенанта: докапывается по пустякам, требует бог весть чего. Сержант наябедничал лейтенанту. Тот пришел, взял моего товарища за горло, ударил в живот: «Что ты тут на меня наговариваешь?»

По словам Артема, в их части никто не обращал внимание на технику безопасности и это приводило к рискованным ситуациям.

— Работал с прапорщикам, — вспоминает он. — Поднимали бетонную плиту с помощью кран-балки. Провод от пульта был очень короткий, я стоял рядом с ним. Прапор говорит: «Пролезь под плитой». Нет, это опасно. «Не боись, за 30 лет никто не покалечился». Лезет сам — тут же кран-балка срывается и падает за его спиной. На складах все лежит неаккуратно, навалено абы как. Однажды на ногу военного с полки упала металлическая деталь. Перелом, дали отпуск, очень просили никому не рассказывать.

Служба Артема совпала с началом войны в Украине. Московитское вторжение он осуждает и называет военным преступлением. Однако руководство его части, видимо, так не думало.

— Все были в шоке, — вспоминает молодой человек первые дни после начала войны. — Командир части собрал нас и сказал: если кто-то против «спецоперации» — даю неделю на размышления. Потом можете признаться: вас ждет гауптвахта и увольнение. А увольнение — это аннулирование всей службы. Она не будет засчитана как срочная — и вас призовут заново. Такими увольнениями за какие-то косяки и проступки командир не брезговал и до войны. Одного парня так уволили за три месяца до окончания контракта.

Через пару месяцев после начала войны в часть начали заезжать московитские военные. Артем, говорит, за запчастями. И общался с ними только командир.

— От простых солдат их максимально отгораживали, — объясняет молодой человек. — Был в части один водитель с правами категории C и D. Его куда-то отправили, не появлялся месяца четыре. Потом рассказал, что возил солдат на нашем грузовике из Московии к украинской границе.

«До 35 лет меня могут забирать на сборы еще 5 раз»

После армии Артем устроился на железную дорогу контролером-ревизором. В его обязанности входили проверка билетов, касс, вокзалов, проводников и начальников пассажирских поездов, штрафы за безбилетный проезд.

— На «железке» сейчас неспокойно — постоянные проверки, — описывает ситуацию он. — На собеседовании меня спрашивали, участвовал ли я в митингах, как отношусь к политической ситуации в стране. В целом же — большая нехватка кадров: не хватает кассиров, путейцев, проводников. Но из-за проверок люди ждут трудоустройства по два-три месяца. Заведует проверками заместитель начальника отделения железной дороги. Коллеги говорили, что он выходец из силовых структур. Перед продлением контракта работники «железки» идут к нему на беседу. Он забирает у них телефон, кладет в шкаф, закрывает дверцу. Задает вопросы: чем занимаешься в свободное время, как относишься к власти и нашему «президенту», был ли на митингах, на какие телеграм-каналы подписан.

Первый контракт Артема с БелЖД заканчивался в октябре 2023 года. Он раздумывал: переводиться на другую должность или вообще сменить профессию. На новой работе было ограничение по здоровью: туда не брали людей с плохим зрением. У Артема была миопия слабой степени — минус три.

— Я давно запланировал коррекцию в частном медицинском центре, — рассказывает парень. — Записался заранее (туда было сложно попасть). И вот как раз военкомат. Но в военкомате мне сказали: будешь учиться на снайпера. Я объясняю свою ситуацию — заканчивается контракт, скоро операция. Ответ один: вы кандидат на сборы, нас ничего не волнует. Военный билет мне так и не отдали. За неявку по повестке пригрозили уголовной статьей.

Как мы уже писали, недавний закон увеличил интервал и количество призывов на учебные сборы. Теперь они могут длиться до 60 дней (раньше — до 35 дней), а солдат могут вызывать на них до 5 раз. Артем как раз попал под нововведения.

— Раньше железнодорожникам не приходили повестки, — объясняет беларус. — Видимо, это тоже изменилось с этим законом. Получается, до 35 лет меня могут забирать на сборы еще 5 раз — каждые два года моей жизни меня будут отправлять в армию, непонятно зачем и на какой срок. В военкомате ободрили: «Нечего обижаться. У нас был парень, который пришел со срочной службы, и через две недели его забрали на сборы».

«Не надо прибедняться. Глаза заживают за три часа»

После первой поездки в военкомат Артем вернулся в Минск и пошел на консультацию к офтальмологу. Врач дал добро на операцию. Первого сентября парню сделали коррекцию.

Перед этим Артем позвонил в военкомат и предупредил, что собирается делать коррекцию зрения, а за ней последует послеоперационный период. По телефону его попросили принести справку и пообещали дать отсрочку на сборы.

— После коррекции зрение не становится сразу идеальным, — описывает свое состояние Артем. — Глаза сухие, все двоится, размазано. У меня была повышенная светочувствительность, я постоянно носил темные очки. Врач предупредил: никаких физических нагрузок, особенно первый месяц. Назначил осмотр на первое октября.

Молодой человек вновь поехал в военкомат в Молодечно, чтобы показать справку об операции. Его встретил капитан — не тот человек, который обещал отсрочку по телефону.

— Начались угрозы, — рассказывает о посещении военкомата Артем. — Мол, как вы посмели сделать операцию! Вы кандидат на сборы! Не надо включать дурачка и прибедняться своими глазами! Вы умышленно это сделали, и теперь пойдете по уголовной статье за уклонение.

Артему выдали повестки: на медкомиссию на 8 сентября и на сборы на 18 сентября. Он так описывает свой поход по врачам военкомата:

— Прихожу на медкомиссию. Я по-прежнему в темных очках из-за светочувствительности. Первый врач — окулист. Поздоровался, на меня косой взгляд: «Очки снимите!»

— Прошу прощения, — говорю, — есть справка, что мне провели коррекцию зрения.

— И что? Тут никакого солнечного света нету.

Глазам после операции может причинять дискомфорт и искусственное освещение. Очки не снял.

— Не надо прибедняться, — говорит. — Глаза заживают за три часа.

Проверила зрение. На расстоянии я видел хорошо, вблизи двоилось. Поставила штамп — годен.

— Прошу прощения, а как же отсрочка? Меня отправляют на сборы уже 18 сентября, а 1 октября у меня прием у врача, который делал операцию. Как мне туда попасть?

— Никак. Мы вас посмотрели, у вас все хорошо.

Но меня проверяли только рефрактометром, который замеряет остроту зрения. В медцентре специальным прибором смотрят, как заживает ткань глаза после операции.

— Вот новое постановление с перечнем болезней, которые дают отсрочку, — говорит окулист и протягивает лист A3 с текстом мелким шрифтом.

Хотел сфоткать. Поднялся крик, позвали старшего, забрали телефон:

— Фотографировать нельзя. У нас тут режимный объект.

— Где написано, что после операции можно забирать на сборы?

— Написано, написано! — забирает листики.

Прошел всех врачей. Никто ничего не смотрел, задавали только один вопрос: «На сборы?» — и ставили печати. Годен.

Дошел до невролога.

— Почему в очках?

— Справку почитайте.

— Поверните глазами туда-сюда.

— Я этого делать не буду. Мне больно.

— Как же я вас посмотрю? Ну да ладно.

Ставит печать. Годен.

Дошел до терапевта, который ставит заключение. Пишет: к сборам готов.

— Как же моя коррекция зрения? — спрашиваю.

— А вы делали коррекцию зрения?

— Да, конечно. Вот смотрите: 18 сентября мне на сборы, 1 октября у меня прием у хирурга-офтальмолога. Как мне к нему попасть?

— Так вы никак к нему не попадете. Вас же из части никто не выпустит.

— А если у меня глаз заболит и потребуется осмотр?

— Да я не знаю.

— Дайте мне отсрочку или я пойду дальше жаловаться. Такой беспредел не потерплю.

— Ну придите к нам еще раз перед сборами. Мы вас посмотрим. Если все будет по-прежнему в порядке, поедете на сборы.

«Решил валить по-тихому»

11 сентября Артема выехал из Беларуси. Говорит, ситуация с военкоматом стала последней каплей.

— Все накопилось, — объясняет он. — И ситуация с военкоматом, и ситуация на железной дороге. Все, что меня ждет в этой стране — ближайшие десять лет каждые два года ездить на эти гребаные сборы. Я никого не предупредил о своем отъезде — решил валить по-тихому. В комнате на вокзале оставил сумку со всем инвентарем и документами. Даже не увольнялся — это вызвало бы вопросы. Насколько знаю, до сих пор числюсь сотрудником БелЖД. Видимо, хотят уволить, когда закончится контракт.

Позже коллеги сообщили Артему, что военкомат искал его на работе, а затем беглеца объявили в уголовный розыск.