Еще одна история о подвиге израильского отца.
Израильтянин рассказал изданию «ХаАрец», как спас своего сына во время атаки террористов ХАМАС на участников музыкального фестиваля недалеко от сектора Газа:
— В субботу утром меня разбудили звуки сирен в Тель-Авиве и гул «Железного купола». Как и любой родитель, чьего ребенка нет дома, я позвонил своему старшему, 23-летнему Амиру.
Он был на той проклятой вечеринке.
«Они стреляют в нас», — сказал он. Я спросил, где точно он находится. Велел прислать мне координаты, и добавил: «Я иду, иду». На заднем плане послышалась стрельба, после чего звонок прервался.
Я взял машину соседей. Проезжал все красные светофоры со средней скоростью 160 км/ч. По дороге пытался связаться с Амиром. Но его телефон был будто выключен. Когда удалось дозвониться, он закричал: «Нас 200 человек, они идут на нас!». Я ответил: «Уже еду».
По дороге я старался следить за происходящим, и понял, что со стороны сектора Газа началась комбинированная атака: ракетный обстрел вместе с сухопутным вторжением. Связь периодически пропадала. Я пытался дозвониться в полицию, но безуспешно.
С неба падали ракеты, я продолжал ехать на юг. Отправил информацию о местонахождении Амира всем высокопоставленным сотрудникам полиции и армии, с которыми когда-либо общался. Объяснял, что мой сын под обстрелом, и умолял спасти его. Написал также источнику в аппарате премьер-министра. Большинство не ответили. Один написал: «Занимаюсь этим».
На тот момент я еще не знал, что район израильских населенных пунктов вдоль границы сектора Газа фактически оккупирован палестинскими организациями. Что уже начались убийства и захваты заложников. Что в такой же ситуации, как Амир, оказались тысячи людей.
При следующем телефонном разговоре Амир сообщил, что их группа разделилась. В данный момент их 30, бегущих под обстрелом. Спросил, что делать. Я ответил, что доверяю его оценке и он должен поступать, как считает нужным. Я сказал, что знаю о вторжении из сектора Газа и что ХАМАС продвигается на восток. Я предполагал, что речь идет о, примерно, 20 боевиках ХАМАС.
Потом я подъехал к армейскому и полицейскому блокпосту, попытался объяснить полицейским и военным, что мой сын под обстрелом, но от меня отмахнулись. Я посмотрел местоположение Амира на карте в телефоне, и понял, что нахожусь всего в 15 километрах от него.
Я увидел, что на север едут автомобили контртеррористического подразделения милиции. Понял, что сам оказался в зоне вторжения, и что через минуту-другую мне, скорее всего, придется развернуться и ехать обратно. Говорить об этом Амиру было бесполезно. Я повернул к Тель-Авиву.
Мне удавалось дозвониться до Амира раз в 40 минут. Постепенно я понял, что же происходит на юге. Когда я снова разговаривал с Амиром, он уже был окружен террористами со всех сторон. «Папа, мы зашли во фруктовый сад. За нами гонятся. Что делать?»
Раньше я не знал, что делать. Теперь знаю: «Ложись на землю…» Тут он прервал меня: «Они входят в сад». И снова звонок прервался. Я позвонил ему опять, но не дозвонился. В сотый раз за этот день у меня остановилось сердце.
Но разум мчался вперед. Планируя маршрут, я понял, что могу добраться до него, минуя населенные пункты. Мне нужно оружие, ибо я встречу вооруженных палестинцев, а также военная форма и боеприпасы. Я снова связался с большинством источников, которым ранее передал координаты Амира, и попросил помочь. Я сообщил, что если не получу оружие от них, то могу вломиться в дом солдата в увольнении и отобрать оружие у него.
Военным понадобилось около 20 минут, чтобы отказать: «Оружие, форму и боеприпасы не выдадим, в резерв для этих целей не зачислим». Тогда я мысленно спланировал операцию по похищению оружия и начал собирать информацию о военнослужащих поблизости в увольнении. Люди в различных группах WhatsApp, которых я спрашивал, где можно найти оружие, не понимали, какого черта мне нужно.
И тут Амир: «Папа, нас 30 человек во фруктовом саду. Они начинают убегать. Может, мне пойти с ними?» Я ответил: «Психологически тебе с ними будет легче. Но это тактическая ошибка. Все пути отхода и населенные пункты в этом районе менее безопасны, чем фруктовый сад. Останьтесь в саду. Ляг на землю. Веди себя тихо, даже если ты там один. Притворись мертвым. Даже если на тебя наступят, молчи». «Но они уходят, папа», — прошептал Амир. Я сказал, что поддерживаю любое его решений, и добавил: «Армия знает о твоем местонахождении, и я по-прежнему советую остаться». Телефонный разговор снова прервался.
«Они все ушли. В саду остались только я и Омри», — прошептал Амир примерно через час. Это был самый тихий шепот, который я слышал в своей жизни. На заднем плане слышалась арабская речь. «Все будет хорошо. Наши тебя найдут», — сказал я ему. «Когда? Террористы в саду».
Время от времени я писал ему сообщения. Он не отвечал.
Наступила ночь. Я в Тель-Авиве, по-прежнему без оружия, Амир лежит во фруктовом саду, кишащем террористами. Звонит телефон. «Они нас накрыли, папа». Звонок прервался. Через час он позвонил снова: «Когда приедет армия?». Тогда я объяснил: «Большинство населенных пунктов вокруг тебя оккупированы ХАМАСом. Вы на последнем месте в списке приоритетов сил безопасности. Взяты заложники, десятки людей. Думаю, у террористов сейчас нет причин обстреливать фруктовый сад или приходить сюда. Если вы будете молчать и не шевелиться — все будет в порядке».
«Когда они придут нас спасать?» — спросил он снова. «Когда совсем стемнеет, сорви фрукт и съешь его. Ты не умрешь ни от голода, ни от жажды. Готовься мысленно к трем дням и ночам». Разговор прервался.
Я решил, что, как только стемнеет, я снова отправлюсь в его сторону, вооруженный или нет. Краем глаза в одной из социальных сетей я вдруг увидел фотографию генерал-майора в отставке Яира Голана. До этого момента он регулярно отказывался со мной разговаривать, когда я звонил ему, депутату от партии «Мерец», чтобы попросить комментарий для своей колонки. И я позвонил снова: «Здравствуйте, это Нир Гонтарц, мне нужна личная помощь». Рассказал, что случилось. Он ответил: «Пусть Амир пришлет мне свое местонахождение сам со своего телефона, и я приведу его к вам».
Я связался с Амиром, который тоже не поверил, что это реально. На заднем плане я снова услышал стрельбу. Но терять было нечего. Я дал ему номер телефона Яира Голана и велел «поделиться местоположением» в WhatsApp. «Сообщение не проходит». Я посоветовал поднять руку и слегка помахать телефоном. Через пять минут сообщение прошло.
Примерно через полчаса Голан написал мне: «Связь через минуту». В иврите нет слова, чтобы описать мои чувства.
Когда стало известно, что Амир спасен и едет домой, депутат Ахмад Тиби позвонил и поздравил меня.
Вечер. Амир и Омри целы и невредимы. В Тель-Авиве, который сейчас под обстрелом. Оба живы без помощи «самой сильной армии на Ближнем Востоке». Оставаться во фруктовом саду было очень опасно. Я не знаю, как сам поступил бы на их месте.
В тот вечер я впервые разрыдался. Мы сидели на лестничной площадке, когда прозвучала сирена воздушной тревоги. Амир обнял меня, как отец обнимает сына, погладил мой живот и спросил, помню ли я, как он, будучи маленьким, смеялся, что у меня в животе ребенок, потому что он такой большой. «Да, — ответил я ему, обливаясь слезами, — и до сих пор у меня в животе ребенок». Группа, бежавшая из фруктового сада, попала под обстрел. Часть пытавшихся бежать была убита, часть взята в плен.
Он не предполагал, что в Израиле когда-нибудь столкнется с ситуацией, когда силы безопасности фактически исчезнут и не смогут реагировать на призывы граждан. Впрочем, это утверждение относится ко всем нам. Он рассказал, что нападению на рейв предшествовала стрельба, и некоторые не понимали, что именно происходит, но он знал, что это не ЦАХАЛ, поскольку солдаты израильской армии стреляют не очередями, а одиночными выстрелами.
Он показал мне царапины на теле от прыжка на колючий куст. Я рассмеялся и сказал, что был бы рад его возвращению даже без ноги.
Он рассказал о подруге, с которой познакомился на вечеринке. Она спряталась в грузовом контейнере вместе с другими людьми по совету охранника. Большинство тех, кто был с ней, застрелили внутри контейнера, а она осталась жива, получив пулю в ногу.
Он рассказал о Яире Голане, назвав его «армией одного человека»…
И добавил: «А вечеринка была хорошая. С диджеями и артистами из-за границы. Интересно, что они сейчас думают об Израиле? Если вообще живы».