Активистка «Европейской Беларуси» вдохновляет своей стойкостью.
«Перед бандитами не встаю» — сказала 48-летняя брестчанка, активистка гражданской кампании «Европейская Беларусь» Полина Шарендо-Панасюк на своем суде в 2021 году, заявив, что «политические репрессии ничего общего с судом не имеют».
Тогда ее приговорили к 2 годам колонии. После этого активистку судили дважды: суд добавлял к ее приговору по году колонии — за «злостное неповиновение администрации колонии».
Полина не видела своего мужа и сыновей больше 2 лет — они ждут ее в вынужденной эмиграции.
«Медиазона» рассказывает историю этой стойкой женщины.
«Малады фронт», «Зубр» и БТ
Полина была в активизме 90-х: стояла у истоков «Молодого фронта», дружила с Павлом Северинцем, возглавляла молодежный «Зубр» в Брестской области. На президентских выборах в 2010 году была одним из доверенных лиц кандидата в президенты, лидера гражданской кампании «Европейская Беларусь» Андрея Санникова, позже — кандидаткой на парламентских выборах.
«Тады яна стала больш вядомай, выступіла па тэлебачанні. Тады, канечне, нічога не атрымалася, але людзі яе пабачылі. Яна не пабаялася сказаць, што лічыць Лукашэнку дыктатарам, і тады ж, мяркую, яна займела ворагаў у выглядзе вышэйшага кіраўніцтва гэтага рэжыму».
Силовики задержали Полину в январе 2021 года, а в июне начался суд. Тогда в зале не хватило места, чтобы вместить всех, кто пришел ее поддержать.
Полину обвиняли по трем статьям: об оскорблении представителя власти, Лукашенко и угрозе насилием над милиционером. Основой для обвинения стало видео, которое Полина скинула в телеграм-канал «Брест: слухи и факты». Она сняла задержание ее мужа, Андрея Шарендо, у них дома: тогда она назвала двух милиционеров «карателями и фашистами». «Наша Ніва» писала в репортаже из суда, что во время осмотра квартиры Полина плюнула одному из силовиков в лицо.
«Захвачена в плен 3 января», «Я вас не считаю судом. Политические репрессии ничего общего с судом не имеют» — на своем суде Полина отвечала брестскому судье Евгению Брегану, называя вещи своими именами. Он спросил, хочет ли она заявить отвод суда.
—Вы — не суд. Сталинская тройка, полевая жандармерия, но вы не суд» — парировала Полина. — Подчеркиваю — то, что я здесь нахожусь, это политически мотивированное преследование. Это уголовное дело, в котором после вас обвинят. Вы участвуете в политических репрессиях.
— Вы признаете вину? — продолжил судья.
— А вы признаете, что участвуете в политических репрессиях? — поинтересовалась Полина у судьи.
— Вопросы суду не задают. Виноватой себя не признаете?
— Дать отпор бандиту — честь и обязанность гражданина. Я не обвиняемая, я политзаключенная. Требую остановить этот цирк».
Суд отправил активистку в колонию на два года.
«Яна была белая, як аркуш паперы». Издевательства
За время заключения Полину много раз помещали в ШИЗО, на шесть месяцев отправляли в помещение камерного типа.
В знак протеста против такого обращения с ней Полина заявляла об отказе от беларуского гражданства, в ответ ее направляли на психиатрическую экспертизу в «Новинки».
В 2022 она стала подозреваемой по новому уголовному делу — о злостном неповиновении администрации колонии, к основному сроку добавился год.
На свободу Полина должна была выйти 6 августа 2023 года, однако за три дня до освобождения ее перевели в ИВС, а оттуда — в СИЗО, потому против нее снова завели уголовное дело по той же статье о неповинении администрации колонии.
В речицком ИВС Шарендо-Панасюк объявляла голодовку из-за условий содержания. Полину поместили одну в полуподвальное помещение, не дали матрац и постельное белье — ей пришлось спать на полу; у нее забрали все вещи, которые были с собой. Дело в том, что в колонии Полину поставили на все возможные профилактические учеты: как «склонную к экстремизму и захвату заложников», поэтому «по соображениям безопасности» Полину не могут разместить не в одиночной камере и с более щадящими условиями.
Первое судебное заседание по новому делу состоялось в Речице 2 октября. Муж Полины — Андрей Шарендо — рассказал, что на суд смогли попасть ее мама и другие родственники. Они передали, что активистка в суде называла себя военнопленной, а не заключенной, и не признавала обвинения.
«Паліна на судзе выглядала вельмі бледнай, маці кажа, што яна была белая, як аркуш паперы. Хутчэй за ўсё, гэта наступствы адсутнасці сонечнага святла», — рассказывает муж активистки.
В СИЗО Гомеля, куда перевели Полину после ИВС, условия были получше. Родственники часто передавали ей передачи со свежей зеленью, овощами и фруктами. Полина смогла немного набраться сил и «отдохнуть» от штрафного изолятора, в который ее помещали в колонии.
Однако в сентябре передать продукты не удалось. Утром 1 сентября кто-то передал Полине в камеру мешок с 30 кг яблок. это норма, выше которой больше в этот месяц передавать столько по весу, сколько продуктов в месяц может получить по нормам человек в СИЗО. Об этом Полина рассказала адвокату. Она не сразу сориентировалась и не успела отказаться от передачи. Внутри мешка были яблоки, которые выглядели так, как будто их кто-то просто собрал под деревом.
На суде Полина рассказала об условиях в колонии: большую часть заключения она провела в штрафном изоляторе, она также заявила, что администрация колонии организовала ее избиение другими заключенными. Письма Полине не передают, старший сын Славомир раньше отправлял письма через электронный сервис, но больше эта возможность не работает. Родные Полины за полгода получили от нее всего два письма.
«Памяць цягам трох год сціраецца». Дети ждут маму в Вильнюсе
Старшему сыну Андрея и Полины Славомиру сейчас 14, младшему Стаху — 7. Вместе с отцом они живут в Вильнюсе. Андрей Шарендо покидал Беларусь экстремально — нелегально пересекая границу. Просто выехать он не мог: против него было возбуждено уголовное дело по двум статьям — об оскорблении Лукашенко и призывах к действиям против нацбезопасности.
Сейчас Стах и Славомир ждут маму. Старший сын, рассказывает Андрей, понимает, что происходит: сам читает новости про маму и про то, что происходит в стране. Младшему сначала приходилось рассказывать, что «маму забрали черные люди, но скоро она вернется».
«Але гэтае «хутка» ўсё расцягваецца. Нарэшце, ў сем год ён ужо сам выдатна разумее, што мама у беларускай турме, што яна закладнік. Але маму ён не бачыў даўно, і зразумела, што зараз яму застаюцца толькі фатаздымкі і кароткія відэа, дзе ён можа пачуць яе голас. Памяць аб маме як аб чалавеку цягам трох год сціраецца, ён насамрэч ужо не вельмі добра памятае яе».
Полина, говорит Андрей, всегда была принципиальной и стойкой, и такими старалась воспитывать детей.
«Яна сама разумее, што гэтыя тэрміны для яе будуць падоўжвацца, і яна будзе за кратамі да таго моманту, пакуль існуе рэжым. [...] Яна працягвае барацьбу, супраціўляецца як можа, хоць яе метады і шкодзяць яе здароўю. Так выйшла, што вось у поўнай самоце і ізаляцыі вось амаль тры гады яна змагаецца за нашу будучыню».