Гигин хочет в Европу

И хоть бы один из тех, кто дремлет под стук колес скорого поезда Минск-Вильнюс, встал и прокричал во весь голос: «Европа созрела для Гигина!».

Еще не рассеялся запах борща и только-только отгромыхало железо по стеклу, еще не начали избиратели сметать подсолнечное масло, сахар и гречку, еще Петр Петрович Прокопович руководил Национальной банкой по телефону и не приходя в сознание, еще не принялись утверждать из кретиноскопа, что на самом деле потребительскую панику, как обычно, подогревает пятая колонна, еще никто не обещал, что через две недели или, в крайнем случае, до конца этого месяца выйдут на единый курс, еще не раздались первые аплодисменты на центральных площадях городов и поселков городского типа и крепкие узколобые люди с твердыми глазами и подбородками, без всяких опознавательных знаков, принялись паковать кого попало в автозаки, а Гигин уже написал о том, что горд случиться в числе тех, кому запрещен въезд в Евросоюз.

Его просто распирало от счастья оказаться в том странном списке «почетных легионеров»: судьи, прокуроры, действующие чиновники администрации, политические трупы… и Гигин.

Принцип одного окна все еще оставался непререкаемой политической доктриной, многовекторность продолжала сохраняться, как фундаментальная основа, Чергинец руководил министерством нравственности, томики со стихами Рубинова оставались пылиться в Центральном книжном, Наталию Петкевич опять всосало во власть, Зимовский отчаянно лаял из колбасной эмиграции, а в датском королевстве неожиданно что-то прогнило.

От Гигина пошли письма с требованием немедленно разрешить ему въезд на рю Круазетт. Даже в самый главный суд ЕС пошло заявление.

Гигин оказывается:

а) человек (необходимые справки и заключения экспертов прилагаются),

б) у него есть права (с ума сойти!),

г) ему жизненно необходимо (медицинские показания нотариально заверены и заботливо переведены):

- выпить кофе на набережной Сены;

- сфотографироваться на фоне Колизея;

- прогуляться по кварталу красных фонарей в Амстердаме;

- поглазеть на Рейхстаг;

Но ведь сейчас даже в Вильнюс невозможно. Просто возмутительно - сто семьдесят километров до Евросоюза, а нельзя!

Подумать только - это ведь не на рейс «Белавия» с отвратительной кормежкой из безжизненного, от того и кажущегося стерильным, аэропорта «Минск-2», это всего лишь три часа на поезде!

Живом, разбитном, битком забитом поезде, где все багажные полки заставлены, а все пассажирские места заранее раскуплены соотечественниками, в своём подавляющем большинстве поддержавшими девятнадцатого декабря прошлого года именно тот, общеизвестный близкий, ясный и понятный каждому курс, который Гигин защищал и защищает с таким необыкновенным душевным пламенем в своей бессмертной публицистике.

«Я все больше убеждаюсь, что успешность развития Беларуси вызывает действительно какую-то лютую зависть и ненависть. Вот те же европейцы, собственный Союз в полном г... А они лезут со своим свиным рылом в Охотный ряд». [Блог Вадима Гигина]

И хоть бы один из тех, кто дремлет под стук колес скорого поезда Минск-Вильнюс, встал и прокричал во весь голос: «Европа созрела для Гигина!». Но трусливо молчат, прячут глаза за глянцевыми иностранными журналами с полуголыми красотками, слушают музыку из айподов, читают детективы и женские романы, тихонько обсуждают прогнозы курса обмена иностранных валют и цены на недвижимость. Шуршат обертки от шоколадок, капризничают дети, летают насекомые по вагонам.

Соотечественники смотрят на быстро идущих по проходу таможенников, по первому же их требованию распаковывают сумки, баулы, рюкзаки, демонстрируя приобретенные в «Акрополисе» зимние куртки, ботинки и постельное белье, слегка подрагивающими руками протягивают специальные чеки для отметки возврата НДС, и только когда пересекают границу Родины и пограничник с зелеными погонами возвращает последний паспорт, говорит «до свидания» и покидает вагон, достают купленное в «Максиме» темное литовское пиво, потягивают из бутылки и задумчиво смотрят на однообразные пейзажи. Изредка за окнами мелькают подсвеченные билборды «Вместе мы – Беларусь» и исчезают в быстро наступающих сумерках.

Нет в нас солидарности…

Евгений Липкович, «Новая Эўропа»