Ирма Витовская: Украинцы должны понимать, что военным может стать каждый из них

Эксклюзивное интервью знаменитой актрисы.

Ирму Витовскую по праву называют самой яркой актрисой современного театра и кино. Украинцы полюбили ее не только за триумфальные роли бабы Приси в фильме «Брама» и Галины Ротт в ленте «Мої думки тихі», за которые она получила самые высокие киногороды «Золотую дзиґу» и «Кіноколо», но и за патриотическую позицию и волонтерство.

Ирма является одним из немногих представителей культуры, кто еще с 2014 года разорвал все связи с московитским кинематографом. Уже тогда актриса понимала, что великая война с Кремлем неизбежна.

Именно благодаря Ирме Витовский мир на многочисленных международных мероприятиях услышал о зверствах московитской армии в Украине. И даже несмотря на свой плотный актерский график, Ирма успевает волонтерить и делает максимум, чтобы приблизить победу.

О том, что сейчас происходит в отечественной киноиндустрии, об актерах-предателях, какие фильмы о войне актуальны и почему Украина до сих пор не получила Оскара, актриса рассказала в эксклюзивном интервью РБК-Украина.

– Вы анонсировали показ сразу трех фильмов в Варшаве с вашим участием. Что это за проекты?

– На Варшавском кинофестивале в международной категории будет два фильма. Это «Дім за склом» - там у меня небольшая роль, но важная. Далее дебют Дениса Тарасова «БожеВільні». А на открытии кинофестиваля будет представлена обширная программа «Україна в фокусі», где будет картина «Смак свободи» Александра Березаня. У нас этот фильм стартует в прокате в марте.

Могу поделиться, что в Варшаве будет показ еще трех картин с моим участием - это «Мої думки тихі», «КозаНостра. Мама їде» и «Королі репу». Поэтому октябрь для меня оказался настоящим джекпотом.

– Как изменился украинский зритель за время войны и в каких фильмах сейчас нуждается?

– Думаю, сейчас главное, чтобы украинский зритель внедрялся в украинскую идентичность и был в украинском контексте. Потому что у нас был дефицит украинского фона - это была то ли сознательная диверсия, то ли легкомысленный бизнес. Поэтому до сих пор есть вопросы с украинской идентичностью, пониманием, что такое Украина.

Люди с востока и юга, у которых больше всего отсутствовала практика украинской среды, впустили Украину в сердце и в голову. Иначе не было бы этого сопротивления. Язык является главным из факторов спекуляции Московии. Язык идентификатор, потому что на Западе это создает большую дезориентацию среди граждан, которые не могут отличить нас от московитов.

– Недавно ваш пост о том, что дети и подростки не говорят по-украински вызвал бурную реакцию в сети. Что нужно сделать, чтобы молодежь заговорила по-украински?

– Это время мы уже профукали, мы могли это сделать к концу 90-х в начале нулевых. Нужно делать определенные шаги по усилению языкового закона. Это значит, что когда вы заходите во двор школы, начиная от охранника, технических работников и заканчивая дирекцией - все должны находиться в украиноязычной среде. Это должно быть абсолютное требование.

Потому что когда дети видят двойные стандарты взрослых, преподаватели на перерывах позволяют себе говорить по-русски и в их семьях до сих пор не поняли важность перехода на украинский, они начинают злоупотреблять этой ситуации двойных стандартов.

Подростки не то что, его не знают, они его не чувствуют. Почувствовать язык - это тогда ты говоришь, думаешь им, фантазируешь, планируешь и придумываешь. Ты им создаешь что-нибудь. А у нас не хватает контента для таких подростков, который внедрял бы в украиноязычную среду. А еще недостаточно тех, кто его будет производить и, в частности, средств на качественный контент.

— Вы вспомнили о финансировании, а что сейчас происходит в украинской киноиндустрии, потому что летом был большой скандал по выделению средств на фильм Горбунова «Інгулець».

– Там большой список, но «Інгулець» просто стал детонатором, на который люди среагировали. Я не внедрена в тему подробно, но, насколько знаю, там были вопросы о прозрачности конкурса. Финансируют ли сейчас новые фильмы - не знаю, потому что я не являюсь в кинокомиссиях, и не причастна к финансовым распределениям или питчинговым группам.

За время вторжения у меня были съемки только в двух картинах. Сейчас я взяла паузу и отказываю уже четвертому проекту, потому что хочу сделать художественное изречение в театральной форме. Это будет несколько проектов, но пока это секрет.

– Украина выбрала фильм «20 днів у Маріуполі» в качестве претендента на «Оскара». Есть опасения, что его могут не допустить к конкурсу, потому что его формально сняли по заказу американского агентства. Как вы оцениваете шансы на получение этой награды?

– По всем этим подводным камням - не знаю. Но бы мне очень хотелось, чтобы этот фильм выиграл и после прошлого «Навального» (Фильм канадского документалиста Дэниела Роэра «Навальный» в марте 2023 года получил Оскара. - Ред.) осуществил свою миссию в головах западных зрителей. Было бы честно показать им ситуацию, как все было на самом деле.

– В украинском кинематографе много качественных лент, почему мы до сих пор не получили Оскара? Какие фильмы считаете достойными этой премии?

– Там очень большая конкуренция, потому что нет категорий для иностранных лент по всем номинациям. Это чисто американская премия. Фильм «Памфір» действительно достоин номинации. Думаю, что и «Атлантида» и «Відблиск» Васяновича, а еще «Клондайк».

Не знаю, что нас ждет дальше, потому что из-за войны у нас нет возможности осуществлять производство фильмов. Сейчас концепция - на минимальную экономическую возможность снять шедевр. Это можно, но для этого должна быть супер талантливая команда. Не верю, что это будет массово.

– У украинских режиссеров возникает дилемма, потому что есть четкое понимание, что нужно говорить о войне, но как правильно это делать?

– Все, что касается войны, можно снимать талантливыми профессиональными командами, которые имеют кинематографическое уважение не только в Украине, но и за рубежом. Это должны быть люди цельные, не компромиссные, не конъюнктурные, желающие творить искусство. Такие люди не будут снимать страницы, касающиеся геноцидальных вещей. Все картины, говорящие о геноциде, о массовых преступлениях - это приоритет документального кино.

Художественное кино - это очень сложная история, требующая рефлексии, расстояния переосмысления и исследования, которое сейчас не всегда можно найти, потому что этим занимаются правоохранительные органы.

Любой фильм на тему геноцида должен иметь временное расстояние для самого автора, который будет рассказывать эту историю. Он должен найти собственный голос в этой ситуации. Все мировые художники и Спилберг и Полански и Жбанич имели свой путь к рассказу о геноциде. Странно было бы видеть в Холокост, когда осуществляется геноцид над еврейским народом, что на соседней улице снимается фильм, как осуществляется геноцид над еврейским народом.

Я против того, чтобы сейчас юзать геноцидальную страницу в художественной картине, потому что это реставрация событий. Опасность в том, что если фильм будет плохим, то воспроизведение событий может запутать зрителя - где есть подлинные истории, а где кино. На этом будет играть Московия, а это уже политика.

– Не кажется ли вам, что некоторые артисты не совсем переформатировались под сегодняшние реалии, потому что долгое время были оторваны от украинского общества? Например, Лобода или Потап.

– Я их всех знаю, но это не мой цех. Я могу о многих таких людях с киноиндустрии тоже вспомнить, которые снимались до последнего в Московии. Они все тоже переформатировались - преданные Украине, волонтерят, дай Бог, пусть спасают свою совесть.

Думаю, что у них есть оправдание для себя, почему так делали тогда и свято в это верят. Они выбрали сторону Украины - это хорошо, но внедрены ли они в украинский культурный сегмент, это остается для меня вопросом.

Для глубочайшего понимания им нужно изучить весь ХХ и даже ХХІ век. Всех носителей поэзии, литературы, живописи и визуального рисунка. Это все нужно изучить для того, чтобы понять и думать по-другому. А не так, как думали раньше, только создавать по-украински - это ничего не дает. Они снова не будут понимать, почему их не воспринимают и хейтят интеллектуалы.

Этого не надо стесняться, потому что каждый мог оказаться в другом параллельном мире и не знать Украины. Надо исследовать «Розстріляне відродження», начало ХХ века, какие процессы происходили в Европе и в Украине. Что такое Московия, где начинается расхождение и мировоззренческое отличие. Это тысячелетие нужно перелопать и увидеть основные пунктиры, их понять и определить для себя философские, мировоззренческие и идеологические психотипы. Этому нужно посвятить большой кусок жизни.

– Некоторые актеры украинского происхождения до сих пор работают в РФ. Летом украинцы бурно отреагировали на Глеба Михайличенко, который раньше ездил на фронт и поддерживал украинских бойцов, а затем переехал в Московию. Недавно также появилась новость о дочери Ольги Сумской Антонине Паперной, которая снялась в московитском сериале. После победы они могут вернуться в наше инфопространство?

– Дочь Ольги Сумской находится там уже ого-го-го сколько лет. Она там уже сложилась как личность, у нее семья. Я не могу комментировать этот вопрос, потому что я не посвящена во все детали. Я не знаю близко ни дочь, ни семью, но эта ситуация не началась сейчас. Думаю, что Оле очень тяжело с этим.

Я не вижу, чтобы Паперная была участником каких-то украинофобских программ, как другие. Есть большая часть актеров, которые действительно исповедуют украинофобию, а есть те, кто избрал так служить режиму. Это было всегда так. И у нас тоже.

– До 2014 года вы пересекались в работе с московитскими актерами, тогда можно было проследить какую-то пренебрежительность к украинцам?

– Мне казалось, что наоборот. Либо мне везло на тех, кто интересовался Украиной, или мы просто не акцентировались на этом. Было где-то личностей 5, которые тогда реагировали на страны Балтии. Я поставила их на место, и они при мне молчали. Был один инцидент с Шукшиной, но там не было политики, а чисто человеческая поведенческая модель. Я тогда отреагировала негативно и ситуация замялась. Но коллеги рассказывали зашкварные вещи.

Однако в московитских картинах к украинцам относились, как к «милой зверушке». Мне удивлялись некоторые московитские коллеги еще у нулевых, что я говорю в жизни на украинском. Говорили, зачем тебе это нужно? Но я живу в своей стране и мне хочется, чтобы мой язык здесь был доминантным, чтобы мы не потеряли его.

Но ведь это долговременная имперская позиция. Колонизатор, когда приходит завоевывать территорию, получает сопротивление и ненависть коренного населения. Тогда идут репрессии против языков, истории, коренного населения и элиты. А население, что остается, попадает в какую-то зависимость и даже любовь к колонизатору - начинает смотреть на себя его глазами, апеллировать его фразами. Он начинает верить, что он принес ему высокую культуру. Ибо если одна культура высокая, то другая, значит, примитивная.

Думаю, что эти так называемые коллеги были абсолютно все обработаны долговременным наследственным представлением, что такое Украина. Просто некоторые в силу воспитания пытались быть вежливыми, но они повсюду считали, что двух слов «спасибо» и «до свидания» - этого достаточно. Но нет...

— Недавно украинцы обсуждали фильм «Пропала грамота», поскольку умер Михаил Голубович - актер, которого все знали из этой ленты. С 2014 года он поддержал оккупантов в Луганске и оправдывал действия Путина. Как вы воспринимаете такие истории, связанные со знаковыми актерами?

– Я знаю, что он пытался уехать в начале и просил помочь ему и семье. Ну, пожалуй, все-таки ехать в никуда - это большой шаг и смелость. А дальше думаю, что произошел излом в силу того, что у него не было другого пути, как петь под эту историю. Но сначала человек хотел сохранить себя. Но никто вам не может помочь - это ваш выбор или менять даже профессию для того, чтобы уехать. Хотя мне трудно судить, потому что у кого-то парализованные родственники там остаются, которых нельзя бросить.

В советских картинах много актеров, которые даже не такие топовые для Украины, но поддерживали другое мировоззрение. Эта система тогда была такая - кто-то свято исповедовал ее. Я не держу иллюзий, если бы Московии удалось оккупировать Украину, не знаю, как много украинских художников заговорили по-другому.

– Вы подозреваете, что кто-то перебежал бы на их сторону?

– Это человеческая природа - просто, чтобы себя сохранить. Это было уже. Что изменилось с 20-х годов прошлого века? Ничего. К сожалению, они так работают - уничтожают упрямых, другим предлагают какую-то выгоду.

– С 2014 года вы говорите о том, что Московия распадется. Это произойдет после нашей победы, или наша победа запустит только этот процесс?

– Она распадется только, если это будет волевое решение от цивилизационного мира помочь Московии освободиться от себя. В Московии нет гражданского общества. Потому что когда коренные народы проходят дегуманизацию, у них забирают их право на язык, на историю - они становятся колонией. Их нужно будет привести в законодательную страну, где они получат право на знание своего языка, собственную историю, а затем они будут искать свой личностный путь. Московия может сохраниться некоторое время еще за счет какого-то содружества этих стран.

Украина заберет свою историю из каждого столетия, свои сакральные украденные вещи. И получится, что весь мыльный пузырь, на чем базировалась Московия - это фикция, что все это воровано, все имитировано. Все не так красиво, как они нарисовали. Получится, что цари в большинстве - это маньяки, а общество - рабское, которое не восстановилось после отмены крепостного права. Гражданские права и все благо, что совершали для человека, были репрессированы самой системой.

Мы забираем фундамент - и они начинают сыпаться. Война за прошлое очень важна - это как раз то, что на чем они создают свою иллюзию, идеологию. Эта их - философия от океана, до океана. Словами Медведева - от Лиссабона до Владивостока. Это только меняется название империи, а на самом деле все это остается.

– Некоторые говорят, что так же как Германия после Второй мировой войны смогла очиститься от нацизма, это смогут сделать и московиты. Верите в это?

– Если они признают эти преступления. Процесс, начавшийся над сталинским режимом в начале 90-х, давал надежду, что Московия меняется, что идут рефлексии по поводу геноцида над собственными заложниками - над народами, входившими в эту империю. А через 4 года они свернули назад.

Не было суда, обвинения, Нюрнбергского процесса над этим режимом. Если преступник публично не привлечен к суду, даже если он мертв, если общество не прошло это осуждение и честно не определило, что оно совершало коллективное зло, оно воспроизводится. Не осужденное преступление возвращается, мы сейчас это видим во всей красе.

Никакое преступление не было осуждено. Разве Батурин был осужден, или уничтожение всей элиты Украины? Московия так влияла на Запад своими нарративами и связями, что все подчищалось, любые воспоминания о том прошлом.

– Часть западного мира до сих пор верит в «великую» московитскую культуру, что она на самом деле может дать миру?

– Они навязали ее миру. Это очень длинное ресурсное окучивание - понравиться балетами, литературой, богатой диаспорой. Каждая волна диаспоры убегала от Московии, но несла эти нарративы в мир. Это эффект этой всей фальсификационной работы веками. Это литература, которая начинает теребить вашу совесть, это страх перед смертью.

В «Му-му» Герасим не идет убивать человека, позвавшего на преступление, а идет убивать своего лучшего беззащитно друга, как это может нравиться? Я все время не понимала, почему нас в школе заставляют уважать и сочувствовать Герасиму, за что ему сочувствовать? За то, что он раб? Извините, это дикари. Имея физические преимущества, не могут развернуться и понять, где зло - так это беда системы!

Зачем вызывать ощущение солидарности с человеком, который подчиняется злу, а не сопротивляется? Теперь мы понимаем, что это все технологии, которые очень давно работают в Московии - где раб и хозяин в одном человеке меняется местами. Я не говорю, что там никогда не было адекватных голосов, там был Бунин, Салтыков-Щедрин. Но сейчас не то время, мы ставим на паузу литературу и достояние Московитской империи.

Котляревский и Гоголь тоже были подданными империи, но здесь характер за каждым казаком. Надо понимать, что мы не потеряли тогда за время оккупации возможность говорить.

– Как вас лично изменила война?

– Война не закончилась, поэтому она меня меняет и думаю всех будет менять. Сейчас нужно очень внимательно смотреть на происходящее в мире. Мы заходим в эпоху тяжелых испытаний. Я не хочу никого пугать, не имею на это права, но бы советовала научиться искусству выживания, владению оружием, оказанию первой помощи. Надо учить этому детей, это становится необходимым.

– Что вы сделаете первое после победы?

– На победу еще нужно работать. Украинцы должны понимать, что военным может стать любой из нас. Поэтому нужно малыми шагами сейчас овладевать тем, что может быть полезным - уметь печь хлеб, работать с паникой, водить тяжелые машины, строить фортификационные сооружения. А еще нужно жить плодотворно каждый день и знать, что 23 февраля никогда не вернется, отпустите его.

В первые пару минут победы мы будем радоваться. Но это не будет таким светлым праздником. Тогда возникнет еще вопрос долгого судебного процесса на покаяние агрессора, который должен ответить за вред, причиненный нам. В середине Московии должны произойти перемены, иначе война снова будет через два года.