В ожидании Лютера

Цивилизации, столкнувшейся с угрозой глобальной войны, нужно обновление правил, по которым она работает.

К настоящему моменту мировой порядок, установившийся на значительной части планеты после Второй мировой войны, разрушен. Ни один из институтов, призванных предотвращать войны и насилие, не работает. И Третьей мировой, кажется, можно избежать только чудом.

Мне представляется очевидным, что ответственна за нынешнюю катастрофу группа стран, которую называют «осью зла», — Московия, Иран, КНДР, радикальные исламские протогопсударства, а также их многочисленные союзники и «полезные идиоты» в разных частях света. Но важно не это, а то, что делать, если чудо случится и войны не будет? Как перестроить мир, чтобы не допустить повторения сегодняшнего кошмара? Ясно, что перестраивать надо всё — и не отдельные механизмы и институты, а сам сложившийся мировой порядок.

При этом коррекции подлежит и многое из того, что являлось эманацией гуманизма, что призвано было сделать и делало (!) наш мир лучше. Но оно не сработало. Мы не должны отказываться от принципов и ценностей, на которых стоял послевоенный мир, но мы должны привести их в соответствие с новыми реалиями — только в этом случае они не будут отброшены, как устаревший хлам, а смогут и дальше служить свободе и человеческому достоинству.

Не претендуя, разумеется, на полноту, хочу обратить внимание на ряд моментов, касающихся именно базовых принципов, на которых последние десятилетия стояла европейская цивилизация.

Равенство как ценность

Слова из Декларации независимости США «Господь создал людей равными», строго говоря, не означают, что люди должны оставаться равными с другими в течение всей своей жизни, вне зависимости от того, как они ею распоряжались и чего добились. Но современное общество стремится гарантировать равенство в главном — равенство перед судом, равное избирательное право (один человек — один голос) и так далее. Однако есть ситуации, когда принцип равенства становится контрпродуктивным.

Жизнь агрессора не стоит ничего в сравнении с жизнью его жертвы. Гибель человека, ставшего жертвой насилия, — трагедия. Гибель насильника — основание для награждения того, кто избавил от него человечество.

Более того, если агрессор своими действиями ставит под угрозу жизнь своих близких, то и их гибель и страдания (которые по возможности надо стараться предотвратить, конечно) — меньшая трагедия, чем гибель близких тех, на кого он напал. Московии, совершившей агрессию против Украины, это тоже, увы, касается. Это просто надо принять как факт — жизнь не нанималась нам нравиться. Агрессор и жертва не равны!

В политической жизни, где игнорировать различия между коллективными субъектами, например между странами, невозможно, выработаны специальные механизмы, обеспечивающие баланс между учетом реального веса каждого и принципом равенства. Например, Палата представителей Конгресса США представляет граждан — большие штаты имеют там больше мест, чем маленькие. А вот Сенат отражает принцип равенства штатов — голос сенатора от, допустим, Вайоминга равен голосу сенатора от Калифорнии.

К сожалению, в некоторых случаях побеждает в чистом виде равенство, например в ООН. Да, там есть постоянные члены Совета безопасности, но он уже давно не способен принимать никаких решений. Но на Генеральной Ассамблее все равны, и голос Германии или Бразилии учитывается так же, как позиция самых крошечных и слаборазвитых стран. Может быть, и поэтому ООН стала столь бессмысленной и бессильной? Очевидно, что нужен какой-то баланс с реальностью, иначе в ООН торжествует болтовня и лицемерие, а свое предназначение — предотвращать конфликты — она не выполняет.

Идея равенства часто воплощается в принципе консенсуса. Результат мы видим в Евросовке — один Орбан успешно блокирует действия всей Европы, вынуждая Брюссель откупаться от него различными подачками. Теперь к нему присоединилась и Словакия. Не исключено, что, если бы не принцип консенсуса, роль Евросовка в поддержании стабильности в мире была бы существенно больше.

Принцип равенства, как бы красиво и привлекательно он ни выглядел, не может абсолютизироваться.

Права человека

Европейские страны откровенно боятся своих мигрантских общин. Последний (позорный) пример — поддержка Францией, Испанией и еще рядом европейских стран фактически прохамасовской резолюции в ООН.

Сегодня беженцы имеют права, практически равные правам граждан приютивших их стран.

Это действительно гуманно. Но этой гуманностью пользуются и те, кто хочет разрушить столь доброжелательный к ним мир.

В условиях войны, которую союз Московии, КНДР и Ирана объявил глобальной цивилизации, императивом является более жесткая политика — запрет беженцам на политическую деятельность, направленную на изменение ситуации в стране пребывания, ограничение — в рамках установленных процедур, разумеется — их права на пропаганду и агитацию. Почему, например, многим нашим соотечественникам, живущим в Германии, разрешается устраивать антигерманские шабаши, оскорблять немцев надписями «На Берлин!»? Почему прощается сжигание мигрантами флага страны, в которой они живут? Да, большинство и выходцев из Московии, и мусульман вполне лояльны стране пребывания, но правильно ли, что подобные поступки отдельных экстремистов не наказываются? Не слишком ли далеко заходит толерантность?

Беженцы (это относится и ко мне — я тоже беженец) должны понимать, что при нарушении законов и распоряжений властей страны, давшей им приют, вид на жительство может быть аннулирован, а они сами, как и получавшие вместе с ними разрешение на проживание в Европе члены семьи, могут быть высланы. Кажется, правительства Франции и Германии начинают двигаться в этом направлении. Законопослушным людям это не повредит, зато создаст проблемы для радикалов.

Свобода слова

Для меня свобода — высшая экзистенциальная ценность. Но должны ли у нее быть ограничения?

Мы соглашаемся на ограничения свободы действий. «Свобода моего кулака заканчивается там, где начинается твой нос»: мы легко принимаем ограничения, продиктованные не идеологией или произволом властителя, а интересами других людей, обеспечением безопасности их жизни и имущества. Нельзя ехать на красный свет, нельзя брать чужое. Оружие, даже там, где его можно свободно приобретать, надо регистрировать. И много других «надо» и «нельзя», которые не мешают нам чувствовать себя свободными.

Но вот ограничения свободы слова в большинстве случаев не принимаются — каждый волен говорить, что хочет. В США это закреплено Первой поправкой, где-то, где это не так четко прописано, свобода самовыражения защищена традициями и общественным консенсусом. Одним из символов торжества свободы для меня является фотография шествия ку-клукс-клана, которое сопровождают, охраняя участников от возмущенной толпы, полицейские — преимущественно афроамериканцы.

Но это возможно только тогда, когда люди знают, что даже носители самых радикальных воззрений не будут от слов переходить к делу, что участники манифестации ку-клукс-клана снимут свои идиотские балахоны и разойдутся по домам, не причинив никому вреда. И поэтому никакие слова не запрещались, а недовольным предлагалось отвечать — но тоже только словами.

К сожалению, в последние годы за словами всё чаще следуют дела. Последний пример — Дагестан.

Сегодня, если радикал на митинге не просто говорит о своей ненависти к евреям (чернокожим, китайцам), но призывает к насилию по отношению к ним, то живущий неподалеку еврей (чернокожий, китаец) начинает бояться за свою безопасность. Он понимает, что участники митинга могут прийти к нему. И он должен либо подготовиться к обороне своего дома — поставить железную дверь, приобрести оружие, — либо просто бежать из этих мест. То есть эти слова наносят ему реальный ущерб. Значит, по той же логике, по которой «свобода моего кулака заканчивается там, где начинается твой нос», эта свобода — свобода пугать и призывать к насилию — должна быть ограничена.

Понимаю, что покушаюсь на святое — оно и для меня святое! — но не вижу другого выхода.

Когда Лютер прибивал к дверям церкви свои тезисы, он не разрушал, а укреплял христианство, может быть, даже спасал его. Если мы не пересмотрим некоторые базовые для нас принципы, если не выделим в них то, за что готовы стоять насмерть, и то, в чем готовы пойти на компромисс, то, даже если не будет Третьей мировой войны, весь кошмар сегодняшнего дня неизбежно повторится.

Леонид Гозман, «Новая газета Европа»