«Я видела, как врачи плакали»

Появился фильм, который показывает реально состояние беларусской медицины.

Как в Беларуси готовят молодых врачей, почему работа в поликлинике — ад, а участковые терапевты не ставят диагноз грипп? Об этом рассказывается в документальном фильме о реалиях беларусской медицины, системе здравоохранения и репрессиях врачей в Беларуси.

Фильм «ГУпоЗ» развенчивает мифы о доступности и качестве медицинских услуг в Беларуси и анализирует системные ошибки — так пишут об этом создатели фильма. Он состоит из интервью с беларусскими врачами, выдержек из официальных документов и статистики и поиска ответов на непростые вопросы: что не так с нашей медициной и почему уходят врачи.

Режиссер фильма — правозащитница Татьяна Гацура-Яворская. Ее собеседники — беларусские профессионалы мирового уровня, уехавшие на работу за границу или вынужденные покинуть Беларусь по политическим мотивам, а также бывший главный врач 3-й городской клинической больницы Минска Максим Очаретний, отказавшийся в 2020 году репрессировать своих подчиненных.

Полностью фильм доступен на YouTube. «Еврорадио» посмотрело его и выбрало из него самые интересные цитаты.

О выгорании и стрессе

Станислав Соловей, гинеколог, профсоюзный активист, работает в Украине:

— Я помню два случая, когда я засыпал в операционной во время операции. Один раз мы стояли, я заснул и чуть в рану не упал. Это было третье дежурство подряд. И я был настолько уставший, что я этого не помню, прошло просто на автопилоте. А это, к сожалению, чревато, скажем так.

А эта система давно сформирована и работает не то, что по закону, а по принципу «Все так работают — мы так работаем». В законы никто даже особо не вчитывается. Когда задаешь вопрос «Почему так?», ответ «Потому что. А что вы не как все? А у нас так всегда».

Майя Терекулова, участковый педиатр, готовится стать врачом в Польше:

— Я не раз видела, как в поликлиниках плачут врачи. Пациенты ругаются в коридорах из-за очередей, из-за того, что их так много, из-за низкого качества, а потом вызывают на дом и ты после 15 лет учебы 4 часа в день просто ходишь между квартирами, как какой-то курьер, доставщик пиццы. И еще получаешь какое-то хамство в ответ, мол, работа у вас такая, приходить мне больничный на дом приносить. И это все приводит к очень большой усталости.

И вот я видела, как плачут врачи. Они уходят в комнаты приема пищи, которые всегда пустуют, потому что у нас нет времени чай пить на работе, но там бывало плачут врачи. От усталости, безысходности, от того что хотят уйти и бросить свою профессию, которой посвятили очень много лет.

Дело в том, что организовано все так, что слишком много требований и они абсолютно неадекватные и бессмысленные.

Что значит быть интерном в Беларуси

Василий, нейрохирург, сейчас работает в Германии:

— Когда была хирургическая интернатура в Минске... нас разбросали по разным клиникам, но как интерн ты никому особо не был нужен. Поэтому я приходил и договаривался в других больницах.

И тут начинается: иди, работай — без особого понимания, что и как. Если сам не интересуешься, не читаешь книги, не пытаешься что-то понять, тебе персонально это никто объяснять не будет.

Нейрохирургия, хирургия устроены таким образом, что существуют блатные и неблатные операции. Блатные — там, где люди могут принести вам деньги, неблатные — там, где не принесут.

Черепно-мозговые травмы вообще никого не интересовали, их шли и делали молодые, хотя это сложная тема, здесь нужно иметь понимание и опыт. А у нас — ой, иди, делай, ты что, дырку в голове не провернешь?

Станислав Соловей, гинеколог, профсоюзный активист, работает в Украине:

— В понимании стран Европейского союза, Америки или всего мира, у нас очень быстро готовят. Год или чуть-чуть меньше последипломной подготовки. Чтобы вы понимали: хирург во Франции — это лет 5 подготовки, в Америке к 10 будет приближаться. Сейчас даже соседние страны — Украина, Московия — увеличили последипломную подготовку.

Человек с дипломом врача не становится врачом автоматически, это так не работает. Должен быть определенный опыт, определенная наработка навыков.

Ошибка врача — это не всегда пациент умер и на этом все закончилось. Она может иметь отдаленные последствия. Он получит инфаркт не через 20 лет, а через 5.

Пропущенное онкологическое заболевание — постановка диагноза на второй стадии, а не на третьей. Много мелочей, которые могут очень сильно сказываться и на качестве жизни человека, и на продолжительности. Подход «Разберись сам»... Ты научишься, если человек с мозгами, ты будешь учиться на ошибках, но ошибки —это люди.

О поликлинических перегрузках, «отчетах» и гриппе

Игорь Белоцерковский, завотделения патологии головы и шеи РНПЦ онкологии в Боровлянах в 1997-2016, сейчас руководитель центра патологии головы и шеи «Феофания», Киев:

— 90% проблем, с которыми у нас обращается пациент — это проблема доврачебного уровня. Повышенная температура из-за простуды, кашель. В этом участвует квалифицированный врач, а с этим должна справляться помощник врача, медсестра, которая даёт рекомендации, иногда даже по телефону.

Врач-невролог, работала в РНПЦ:

— Когда я отработала в поликлинике, я хотела вообще уйти из медицины. У меня прием был от человек 50-ти. Бывали редкие дни, когда их было 30, но в среднем — от 50 до 70 человек, бывали дни и по 90. Дети первого года жизни часто осматриваются неврологом, поэтому у меня вторникам был супер аншлаг. А дети маленькие требуют больше внимания. Это был мой нелюбимый день.

Майя Терекулова, участковый педиатр, готовится стать врачом в Польше:

— Все бумаги, которые есть в системе здравоохранения — они просто отписки по шаблонам. Зачастую все отчеты пишутся в конце месяца, когда их нужно сдавать, за 15 минут, из фантазии, просто из головы. И пишется настолько, чтобы писать как омжно меньше.

Никто не регистрирует инфекционные заболевания - по ним нужно писать очень много, подозрения на онкологию, любые подозрения на что-то серьезное не будут оформляться, потому что они требуют огромного количества времени на заполнение бумаг.

Мы лечим мононуклеоз, как положено по протоколам, но записываем всегда как респираторную инфекцию, как будто это сопли. Поэтому, когда речь идет о какой-то статистике в здравоохранении Беларуси, это всегда сомнительные вещи. Уже с самых низов она ложная.

Если в отчетах, которые ты предоставляешь, что-то не так, как должно быть с точки зрения Министерства здравоохранения, например, вакцинировано не 60% от гриппа, а 40%, тебя лишат за это премии. А никто не хочет лишаться своего дохода! И все пишут: вакцинировано 60%.

А потом, на следующий год, закупается то же самое количество вакцин. И по-прежнему вакцинируется 20%, а остальное сливается в раковину. И это порочный круг.

Ежегодно закупаются миллионы вакцин, ежегодно они сливаются в раковину, ежегодно мы пишем, что вакцинировано 60% населения, ежегодно мы не можем поставить диагноз «Грипп», потому что у нас по статистике люди вакцинированы — в итоге в Беларуси нет гриппа.

Лидия Тарасенко, врач-эндоскопист, координатор Фонда медицинской солидарности:

— Общество не понимает, не видит этих проблем. Я не хочу в кого-то камень кинуть, я не знаю, где хвост у этого порочного круга. Из-за того, что проблемы замалчиваются, нету политической, общественной воли, чтобы обсуждать какие-то важные проблемы, — их как будто нет.

Из года в год говорят: вы знали, куда вы шли, на кого вы кинете пациентов — большинство людей в лучшем случае догадывается, что за этими фразами что-то не то, но даже сложно себе в голове сформулировать, что именно, ведь все вроде так и живут.