Двойнику могут предъявить настоящего Путина, правда холодного.
Связано это со «смертью» Путина, которую в конце октября объявил «доцент Воробей», или просто Путину отчего-то внезапно надоели гопсударственные дела, но почти все уже заметили, что выступает президент Мордора (или его клон?) в последнее время чисто по второстепенным или, так сказать, теоретическим вопросам.
Кто не слеп, тот видит, а кто не глух, тот слышит: конкретные и программные заявления сейчас делает, в первую очередь, секретарь совбеза и бывший директор ФСБ Патрушев — нагло простилая дорогу к власти в Кремле то ли себе, то ли своему сыну, который является пока что министром сельского хозяйства.
Если бы в Мордоре было хоть немного хотя бы какой-то демократии, можно было бы условно предположить, что Путин просто не рискует с реальными заявлениями накануне выборов или с помощью Патрушева выявляет предварительную реакцию на возможные решения, то есть общественное мнение, — но в Московии ни настоящих выборов, ни общественного мнения давно уже нет.
Даже не уверен, что Патрушев ко власти в Мордоре только идет: складывается впечатление, что она у него уже есть и осталось только ее легитимизировать.
Безусловно, может идти какая-то внутренняя борьба, победитель которой будет назначен премьером, то есть преемником, и пойдет на выборы «первым номером». Однако же нет признаков того, что то, что считают сейчас президентом Московии, принимает в этой борьбе активное участие.
Кстати, анализируя версию «доцента Воробья», кое-кто обращает внимание на то, зачем, если в Кремле двойник, сохраняют и тело настоящего Путина, — зарыли бы где-то тихонько, да и все. Мой ответ, что это на тот случай, если двойник забудет, что он двойник, то есть чтобы были доказательства, что есть и настоящий, правда — холодный.
Но вполне может быть, что Путин жив, хотя и отдал реальную власть — в таком случае, скорее всего, под давлением «группы товарищей». Если так, то жить ему все равно недолго (по крайней мере, на свободе).
Взгляды Патрушева в чем-то еще жестче путинских, но дело не во взглядах, а в желании договариваться о прекращении действия санкций Запада. На это и надеемся.
Александр Кирш, «Обозреватель»