Политический шулер себя исчерпал.
В ранние университетские годы меня увлекали и одновременно смущали силлогизмы средневековых схоластов. Ну, вроде этого, к примеру: «Писание говорит, что Бог всемогущ и всесилен. Но может ли Бог создать камень, который он не в состоянии поднять? Если нет - то он не всемогущ. Если да – то он не всесилен». Один из таких силлогизмов Кремлю придется решать в ходе начинающейся избирательной кампании: «Пропаганда говорит, что Путин всемогущ и всесилен. Но может ли Путин начать войну, в которой он не в состоянии победить? Если нет – то он не всемогущ. Если да – то он не всесилен».
Путин может пообещать сегодня вечную войну, но уже не может пообещать победы в ней – в этом его главная, пока еще им самим плохо осознаваемая, электоральная уязвимость. Именно вследствие наличия такой уязвимости его нынешняя избирательная кампания никак не обретет внятного профиля и не получит однозначного лейтмотива. Она то берет фальшивую, слишком высокую мирную ноту, то срывается в истерический военный вопль. Самого Путина в этой кампании как бы и нет. То есть физически он присутствует практически везде, провоцируя слухи о двойниках, а политически он отсутствует. Кремль ведет не политическую, а политтехнологическую кампанию, которая нацелена на то, чтобы выиграть поединок по очкам.
Путин до этих выборов не особо нуждался в политтехнологах, скорее они нуждались в нем. Но все меняется, и теперь нас ждет избирательная кампания, отданная политтехнологам на аутсорсинг, в которой сам Путин будет актером второго плана в сценарии с чужого плеча. И это при том, что, кроме самой первой своей кампании, где он был чистой воды политтехнологическим продуктом, Путин в дальнейшем опирался при переизбрании в основном на свою интуицию и понимание того, что можно назвать текущим запросом масс. Как правило, он давал на этот запрос не просто своевременный, а формирующий и опережающий ответ. Политтехнологи лишь оформляли его политический выбор, а не заменяли его, как сегодня.
Путин изначально был сконструирован под определенный политический запрос на «Ельцина, но не Ельцина» - чтоб был точно такой же, но другой. Тогда, в 2000 году, заготовка прошла как по маслу, общество сглотнуло наживку. Но в 2004 году он уже сам определял, в чем состоит общественный запрос. Те выборы прошли под флагом раскулачивания олигархов. Через четыре года общество стало что-то подозревать, возник слабо выраженный, но достаточно четкий запрос на восстановление законности и модернизацию. Под этот запрос Путин подложил обществу Медведева, временно отойдя в тень. Когда Медведев чуть было не обрушил систему, Путин уловил запрос на национализм и удовлетворил его в полном объеме, проведя кампанию 12-го года под флагом борьбы с цветными революциями, устраиваемыми Западом. В 2018 год он въехал на инерции «крымского консенсуса», а в 2020-ом сам возглавил национал-большевистский переворот, предрешивший вступление Московии в войну.
Сложность нынешнего момента для Путина в том, что он не может удовлетворить запрос масс, который сам же и породил. Сегодня массы ждут победы, а он может предложить только продолжение войны без ограничения по времени и в пространстве. Именно поэтому приходится делать избирательную кампанию инерционной, безликой и бессодержательной. Он заходит с разных карт, тасуя колоду как шулер, но политически он уже ничего Московии не предлагает. По всей видимости, войной Путин исчерпал себя. На этой музыкальной фразе его политическую пластинку заело, и сколько бы мы не слушали его речей, ничего нового от него уже не услышим.
Владимир Пастухов, t.me