Равновесие в Кремле нарушено.
Чуть больше недели назад президент Московии Владимир Путин в очередной раз выступил со своим ежегодным новогодним обращением, подчеркнув якобы «семейную» солидарность московитской нации. Уже появились предположения, что Путин в этом обращении был сгенерирован искусственным интеллектом, и является не более чем конструктом, передающим послание политического режима на предстоящий год. Конечно, это всего лишь предположения.
Но спекуляции сами по себе часто указывают на более основополагающие истины. И в данном случае истина – это конденсация заявления Вячеслава Володина «есть Путин – есть Московия, нет Путина – нет Московии» на Валдае. Путин в своей физической форме представляет Московию, и в каком-то смысле воля Московии – это воля Путина.
Великий балансир
Путь к безоговорочной вере в эту истину сложился вполне естественно, поскольку на протяжении более двух десятилетий московитский президент выступал в роли великого балансира. Он сдерживал Московию от возвращения к хаосу и мнимой деградации «страшных» 90-х годов, подавляя интересы корыстных третьих лиц. В первые два президентских срока он наказывал зарвавшихся олигархов, сажая в тюрьму тех, кто, как Ходорковский, отказывался играть по новым правилам игры.
Это продолжалось и во время «культурного поворота», начавшегося в 2012 году. В то время олигархи, примыкающие к режиму, и представители силовых структур получали вознаграждения за лояльность системе и поддержку новых дискурсов. В противовес им выступали более осторожные экономические либералы, которые настаивали хотя бы на стабильном макроэкономическом соглашении с Западом. Несмотря на то что после аннексии Крыма и начала войны в Донбассе в 2014 году эта схема несколько пошатнулась, в целом она сохранялась до провозглашения так называемой «специальной военной операции» (СВО) в 2022 году.
Начало этой т. н. СВО стало поворотным событием в захвате Путиным всей системы власти – никакие другие фракции власти не смогли повлиять на тех, кто принимал решение о вторжении в Украину. А после начала полномасштабной войны, когда рассеялся дым первых «Кинжалов», осталась только одна значимая фракция – силовики. Больше не осталось фракций, которые могли бы перевесить диктатуру, и, таким образом, образ Путина стал не только публичным лицом этой системы, но и ее заложником, ведь он обеспечивает легитимацию системы в ее же собственных глазах.
Преторианский консенсус
Политическая воля теперь исходит от тех самых сил, которые Путин ранее уравновешивал. Когда речь идет о войне, это заметно по его оправданиям и попытке минимизировать стратегические и оперативные ошибки в работе министерства обороны. Сергей Шойгу и Валерий Герасимов благополучно занимают свои посты, не подвергаясь никакой проверке за сотни тысяч смертей, вызванных их непрофессионализмом. Ни один из них не подвергся публичному унижению, как Сергей Нарышкин во время прямого диалога с Путиным в феврале 2022 года, хотя масштабы их ошибок были гораздо более разрушительными.
Внутри власти это проявилось в идеологическом расширении полномочий Николая Патрушева и ему подобных, а также в передаче активов ЧВК «Вагнер» Росгвардии под руководством Виктора Золотова после попытки мятежа Пригожина. Даже правонационалистическая оппозиция, которая потенциально могла бы бросить вызов этому соглашению (Евгений Пригожин и Игорь Стрелков), либо разлагается в земле, либо сидит в тюрьме.
Итак, после почти двух лет войны эти тенденции сохраняются, и, несмотря на трения между министерством обороны и службами внутренней безопасности, этот преторианский консенсус останется в силе. И у милитаристов, как внешних, так и внутренних, нет стимулов ни к завершению войны, ни к прекращению общей воинственности, охватившей Московию. Однако именно здесь мы возвращаемся к нашим первоначальным рассуждениям: если Путин – всего лишь конструкт, или лицо московитской гопсударственной воли, то закономерно встает вопрос о будущем такого гопсударства.
Факт того, что у нас даже просто возникнет мысль, что образ президента ядерной державы может быть создан с помощью цифровых технологий, говорит, что на самом деле публичное лицо не имеет существенного значения. Политикам лучше не ставить в центр своих планов лицо, принимающее решения, которое больше не способно их принимать.
Джордж Спенсер Терри, Postimees