Что известно о начальстве ИК-3, где умерли уже двое беларусских политзаключенных

Одним из них был Вадим Храсько.

На выходных стало известно о смерти в ИК №3 в Витебской области политзаключенного Вадима Храсько. Это уже вторая смерть осужденного за политику в этой колонии — в мае 2023-го там же умер Николай Климович.

Сайт zerkalo.io рассказал, кто руководит этим учреждением и какие там условия.

Что известно о ключевых фигурах в администрации «Витьбы»?

ИК №3 находится в городском поселке Витьба, часто отбывать наказание в нее отправляют бывших силовиков, судей, бизнесменов, но попадают туда и политзаключенные. По информации правозащитного центра «Весна», в «Витьбе» находятся как минимум 110 «провинившихся» перед гопсударством.

Сейчас колонией руководит 47-летний Филипп Стурченко, при нем и умер Вадим Храсько. Стурченко пришел в исправительное учреждение полгода назад, 31 июля 2023-го. Сейчас он полковник внутренней службы.

Стурченко родился в московитском Челябинске, позже переехал в Витебск, окончил местную школу, получил беларусское гражданство. В 1995-м, после службы в армии, пошел в милицию. Начинал работать силовик в СИЗО №2 в Витебске, которое считают в Беларуси одним из самых суровых. Первые пять лет был контролером, потом еще три — инструктором по воспитательной работе. Следующие пять работал на должностях оперуполномоченного и старшего уполномоченного оперативного отдела при СИЗО. В 2006 году Филипп Стурченко заочно окончил Академию МВД. И через два года перешел в управление Департамента исполнения наказаний (ДИН) по Витебской области. С 2010-го возглавлял там отдел, пока в 2014-м снова не вернулся в СИЗО №2 на должность начальника режимного отдела. Ну, а дальше возглавил ИК-3.

До него колонией в Витьбе пять лет руководил 47-летний полковник внутренней службы Алексей Старовойтов. При его службе умер Николай Климович, у которого была инвалидность II группы из-за проблем с сердцем. Старовойтов дослужился до начальника, начав с низов в этом же исправительном учреждении в 1998-м — с позиции контролера, позже был инструктором по боевой и физической подготовке. В 2004 году он стал оперуполномоченным оперативного отдела, в 2011-м возглавил отдел тылового обеспечения, а через три года стал заместителем начальника колонии.

В 2001 году в Витебске на Старовойтова напал неизвестный мужчина — в итоге тот получил колотое ранение в грудную клетку. Позже на работе его четыре раза привлекали к дисциплинарной ответственности. В 2016-м, к примеру, за то, что не провел проверку по факту нарушения дисциплины. Уже когда работал в администрации колонии — за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей и плохую организацию работы подчиненных, несоблюдение ими служебной дисциплины.

Еще одна важная фигура в колонии — заместитель начальника по режимно-оперативной работе (РОР). Эту должность с 2018 года занимает 35-летний Денис Федченко, выпускник уголовно-исполнительной академии МВД, с первого дня после учебы работавший в этой же колонии.

Старовойтов. «Человек, который с «рабами» не разговаривает»

Имена собеседников изменены в целях безопасности.

Бывший следователь и политзаключенный Лев вспоминает, что Старовойтова видел довольно редко. В основном во время проверок, когда администрация во главе с начальником могла заглянуть на промзону, в отряд или обойти всю колонию.

— Он с большего не контактировал с заключенными. Вел себя, знаете, как человек, который с «рабами» не разговаривает, — объясняет собеседник. — Мне показался высокомерным. Я бы сказал, что Старовойтов — карьерист. Когда я только заехал, политических было мало и из-за этого за ними больше смотрели. Например, каждый раз после промзоны, походов в столовую или жилую зону раздевали догола. Когда таких людей стало больше, это стали практиковать пореже. Насколько это была инициатива начальника, не знаю, думаю — там больше причастен начальник по РОР (речь о Федченко. — Прим. ред.). Оба они за режим Лукашенко.

Алексей Саровойтов, бывший начальник ИК №3. Фото: BELPOL

На политических в колонии периодически составляли рапорты за различные нарушения. Тем, кто особо не попадался на глаза, их выписывали минимум раз в год, чтобы человек не подходил под условия амнистии или смягчения наказания. Нарушения рассматривались на комиссии, в том числе при начальнике. Раньше в интервью «Зеркалу» Лев вспоминал, что во время его срока Старовойтов заставлял заключенных делать прививки от ковида. За отказ грозил лишить свиданий — якобы в целях эпидемической безопасности.

— Мне повезло: на комиссии я часто попадал не к нему, потому что сидел бы в ШИЗО — он бэчебэшников туда часто отправлял. Причем обычных политзаключенных сначала направляли на 10 суток, потом продлевали еще на 20. А остальным, например, дадут за драку шесть суток — и он выйдет после, — объясняет мужчина.

Знакомые Льва, которые вышли из «Витьбы» позже, рассказывали, что Старовойтов ушел из колонии из-за вопросов, связанных со здоровьем.

Как рассказывает Георгий, который освободился к осени 2023-го, в колонии обсуждали, что Алексею Старовойтову не продлили контракт. По словам мужчины, разговоры об этом были еще до смерти Климовича. Поэтому он уверен, что его уход не связан с ЧП.

— Ходили слухи, что он собирался идти выше по служебной лестнице. Эта информация появилась еще за полгода до ухода, — вспоминает собеседник. — Старовойтов поддерживал власть. Когда политических стало больше, нельзя было даже собраться вместе попить чай, пообщаться. Помню, при моем первом нарушении началась промывка мозгов: «Зачем тебе все это надо было? У тебя дед воевал?» Сплошной монолог. Я понимал: если начать спорить, это прямая дорога в ШИЗО.

Еще один экс-политзаключенный, Кирилл, рассказывает, что впервые столкнулся с бывшим начальником колонии на распределении по отрядам.

— Все было нормально, он спрашивал, кто я такой, откуда, за что сижу. Диалог был простым: «Ну что, не жилось спокойно? Оторвали тебя от сытой жизни. Посидишь спокойно — и езжай к семье». Про Старовойтова я узнал еще до того, как попал в колонию. Рассказывали, что он достаточно адекватный, так же потом он себя и вел. Но это со мной — тут же все индивидуально. От других заключенных иногда я слышал полный треш, а иногда все было достаточно культурно. Хотя не скажу, что бывали оскорбления. Просто с кем-то он был более резким и агрессивным. При мне он, может, один раз грубо поговорил с заключенным. Но начальники там в основном все такие — все им должны кланяться, — заключает собеседник.

Стурченко. «Ему даже свои советовали, чтобы не путал колонию с СИЗО»

Когда в колонии появился Филипп Стурченко, обстановка и правила ужесточились, отмечает Кирилл. Это же он слышал от других экс-заключенных, которые вышли на свободу позже и связывались с ним:

— На проверках он вел себя обычно, ребята говорили, что общался с ними адекватно. Но если раньше за «нарушение» можно было отделаться внеочередным дежурством или выговором, то при Стурченко в 90% случаев это был ШИЗО. Стало гораздо хуже. Он же бывший начальник режимного отдела витебского СИЗО, а оно известно своей жестокостью и неадекватностью. Я не встречал ни одного человека, которому там нормально сиделось. Ну и Стурченко стал наводить свои порядки. Сразу появились какие-то идиотские режимные моменты. Например, поменяли построение в столовую: сначала отряды должны строиться в локальном участке, потом через калиточку выходить по одному и строиться на плацу. Запретили свидания (даже краткие) со всеми, кого нет в личной карточке заключенного, хотя вообще он имеет право видеться с любыми людьми, даже с друзьями, потому что это, скажем, способствует его исправлению.

Кирилл отмечает, что стало хуже и с медпомощью. Усложнили даже процесс получения таблеток.

— Это и так было непросто: сначала объяснять врачу, что с тобой, потом писать заявление на препарат, а тот должен его подписать, — рассказывает мужчина. — Только после пишешь родственникам письмо, и они высылают лекарство. То есть очень долгий процесс. Но та же лабораторная диагностика, анализы там доступны и делались быстро. Был довольно современный рентген-аппарат. В медчасти, конечно, все зависит от того, с чем ты пришел, какой квалификации тебе попался врач и в каком настроении. Но не могу сказать, что там совсем не лечат.

Георгий тоже заметил изменения с приходом нового начальника. По его словам, нововведениями не были довольны и рядовые сотрудники.

— Как говорится, новая метла по-новому метет. Стурченко пришел из СИЗО и начинал под свою гребенку все перестраивать, собирался конкретно зажимать гайки, — вспоминает Георгий. — Ему даже свои, другие люди в администрации, советовали, чтобы не путал колонию с СИЗО. Потому что из-за перегибов может забастовать вся колония. Все-таки тут должно быть больше свободы у заключенных. Я только застал его приход, сильно изменения еще не почувствовал, но свободы становилось меньше. Раньше было проще передвигаться по той же территории отряда, а потом стало сложнее. Стурченко поддерживал политику власти. Когда вызывали на комиссию по нарушениям, начинались эти разговоры в стиле «зачем вам это надо было».

Федченко. «Он отправляет отчеты наверх по политическим. Умный, хитрый офицер»

Денис Федченко, замначальника по режимно-оперативной работе ИК №3. Фото: BELPOL

Все трое собеседников говорят, что за быт в колонии больше отвечает заместитель по режимно-оперативной работе Денис Федченко. Под его контролем и пристальным вниманием на «Витьбе», в частности, находились политзаключенные. Год назад один из освободившихся узников рассказывал правозащитникам, что Федченко курирует таких осужденных и отвечает за репрессии. По его словам, силу там применяют редко, особенно к этой категории заключенных, называя это «спецсредствами».

— Федченко отдает приказы оперативникам, 80% работы которых — это сбор информации на политзаключенных, — говорил он. — Если опера нашли какое-то нарушение, они советуются, например, закрыть ли в ШИЗО. Но решения принимает Федченко. Он лично отдавал указание избить одного человека. Когда заезжаешь, нужно подписывать разные документы. А он в шапке какого-то документа написал возле своей фамилии «незаконно осужденный». Администрация очень разозлилась — спросили, зачем он так написал. Тот ответил, что его задерживали такие же преступники, как и они. Тогда заместитель Федченко сказал, что не простит ему этого, и отдал приказ «применить спецсредства» — заключенного сильно избили. Как правило, там валят на пол и бьют. В ШИЗО он провел сразу 27 суток. Его водили одного в душ, чтобы другие не видели его синяков. Это был март 2021 года.

Собеседник «Зеркала» Кирилл, наоборот, называет заместителя «одним из самых адекватных офицеров» в колонии.

— По крайней мере, Федченко может слушать и слышать. Не скажу, что он агрессивный, — очень умный, хитрый офицер. Хотя, естественно, поддерживает действующую власть. С политическими он всегда проводил личный прием и беседу: почему сюда попал, как относишься к тому, что сделал, как родители отнеслись. То есть составлял психологический портрет. Он тот, кто отправляет по политическим отчеты наверх, а характеристика у них формируется по тому, что рассказывают о них оперативники и те, кто сотрудничает с администрацией. Но тут, если по тебе есть приказ сверху, тебя в любом случае закатают, будешь регулярно ездить в ШИЗО, ПКТ. И к тем, кто ругался с администрацией, вопросы были. А если приказа нет — сиди спокойно и будешь никому не интересен.

Георгий застал время, когда в колонии умер Николай Климович. Мужчина говорит, что не заметил переполоха или другой явной реакции от сотрудников. Сам он старался собрать себе личную аптечку и лечиться самостоятельно.

— Они вели себя как обычно. Они же на стороне власти, что им будет за это? Там почти вся администрация ведет себя высокомерно, общается свысока, хотя в колонии есть люди, которые руководили целыми производствами, — говорит он. — Я в санчасть ходил редко, в том числе потому что в очереди к врачу всегда была куча людей. Больше половины — обычных зэков, которые идут, чтобы откосить от «промки». Врачи тоже это понимают, в итоге меньше уделяют внимания даже тем, кто реально болеет. Поэтому, грубо говоря, где-то даже сами заключенные себе в этом плане палки в колеса ставят. Но в целом, если обращаешься за помощью, тебе помогут. В начале моего срока еще были эти антикоронавирусные меры, выделялись дополнительные палаты — некоторые люди по две-три недели в изоляторе лежали. Причем различия, за что сидит человек, особо не было. Хотя периодически администрация, думаю, подсказывала, что к политическим нужно более холодно относиться.

Кирилл также говорит, что при нем осужденные получали медпомощь. Необходимая терапия была как у людей с ВИЧ, гепатитом и сахарным диабетом, так и у тех, кто заболевал чем-то простудным. Поэтому мужчину удивило, что на «Витьбе» за год умерло двое заключенных.

— Про смерть Климовича мы узнали косвенно. Как я понимаю, он умер в карантине, его даже не поднимали в зону. А как такое могло произойти с Храсько, я вообще не представляю. Если у человека пневмония, должны быть симптомы, кашель. В медчасти, если хоть какое-то подозрение, делают снимок, если надо — хоть каждый раз. Антибиотики широкого спектра, жаропонижающие там есть, — рассуждает он. — Да, начальнику медчасти глубоко все равно на заключенных, он может не подписать разрешение на какой-то препарат, но это всегда можно было решить через администрацию — с политзаключенными им лишние проблемы, огласка не нужны. К тому же в витебской колонии сидит много бывших бизнесменов, судей и чиновников, раньше там вообще было полегче, я знаю ребят, которых вывозили лечиться в больницу в Витебск, даже в Минск. Поэтому мне непонятно, как так могли дотянуть, что человек умер. Может, сказались кардинальные перемены в руководстве, потому что и ребята говорили, что при Стурченко стало намного хуже. А может, просто сложились обстоятельства.