Путин против Сахарова

О несогласных.

Недавно я в очередной раз побывала в Мордовии, неподалеку от колонии ИК-18, где удерживается историк, политзаключенный Юрий Дмитриев. Каждая поездка туда для меня сопряжена со множеством переживаний, поскольку, помимо прочего, невольно вспоминаю диссидентские мемуары о тех местах. Иногда кажется, что время там то ли остановилось, то ли вернулось. Мне довелось лицом к лицу стукнуться с недавней, в общем-то, историей советского ГУЛАГа.

Водитель такси, местный житель, вез меня от железнодорожной станции Потьма до поселка Сосновка (где расположена ИК-1, бывшая целью моего путешествия), очевидно, из разговора понял мои интересы. Поэтому он показал на развалины близлежащих строений и сказал, что здесь был лагерь, в него на свидание к осужденному приезжали Андрей Сахаров и Елена Боннэр.

Каких-либо подробностей он не знал, но с помощью интернета я выяснила, что имелись в виду Дубравлаг и Эдуард Кузнецов, который в 1970 году был приговорен к расстрелу за «попытку угона самолета» с целью эмигрировать из СССР в Израиль.

В 1960–1980-е годы эмиграция из СССР была чрезвычайно затруднена, можно сказать, фактически отсутствовала. Массовые отказы властей выдавать желающим выездные визы привели к появлению движения так называемых «отказников». Эти люди указывали на то, что Советский Союз нарушает их права, запрещая уехать. Некоторые из них, будучи доведенными до отчаяния, решались на радикальные поступки. Группа советских евреев – среди них был и Эдуард Кузнецов – не могла эмигрировать в Израиль, тогда они решили угнать самолет в Ленинграде. Реализовать свой замысел у них не получилось. Кузнецова сначала приговорили к смертной казни. Потом этот приговор был заменен на 15 лет особо строгого режима – в результате усилий президента США Никсона и Андрея Дмитриевича Сахарова.

Это еще одна иллюстрация того, что история (в том числе материальная) совсем близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Я поделилась в письме этими своими размышлениями с Дмитриевым, и он прислал примечательное дополнение к этому сюжету.

»В своем письме вы упомянули байку советских времен. Я уже слышал ее здесь [в ИК-18] (от своего адвоката), но в другой интерпретации. Приехали Андрей Дмитриевич и Елена Боннэр на свидание. Пока то да се, разместились в гостевом вагончике (он тут у каждой зоны стоит, чтобы люди могли укрыться от непогоды или морозов). Сидят, ждут, пока лагерное начальство соизволит на работу прийти. Заходит к ним в вагончик какой-то мелкий фсиновский чин, но громадного роста, и требует отдать паспорта. У нашей барышни паспорт по обыкновению в сумке. Открыла – подала. А Андрей Дмитриевич как-то замешкался, роется по карманам, найти не может. Надо заметить, что Андрей Дмитриевич не толстяком выглядел – сухенький, сутулый, близорукий. Вид абсолютно не геройский, а скорее виноватый. Тут местный герой-фсиновец его грозно так вопрошает: «А у тебя, алкаш, паспорт есть?» Андрей Дмитриевич дрожащими руками расстегивает свое пальтишко на рыбьем меху, и тут ошарашенный служитель УФСИНа видит на груди у него три блестящие звезды героя… Скоренько, «без комментариев», берет дрожащей рукой паспорт и смывается…»

К слову, эти лагерные вагончики и по сей день стоят у зон. В частности, у ИК-1 такой тоже имеется. Внутри есть стулья, столы, образцы заявлений и других документов. Еще там работает на большой громкости телевизор и транслирует ПВР (Правила внутреннего распорядка), бесконечно повторяя их. Этот телевизор или звук в нем нельзя выключать. Когда мы так поступили, пришедшая в вагончик сотрудница колонии сделала нам замечание и восстановила порядок.

Эти пересечения вчерашнего и сегодняшнего дней, очевидные и в буквальном смысле осязаемые параллели невольно наводят на размышления: почему у советских диссидентов в свое время получилось изменить страну, а у нас сейчас ничего не выходит? Ведь в истории Московии был (к сожалению, весьма кратковременный) период, когда не было политзаключенных. Последним политическим делом в Советском Союзе, по-видимому, можно считать дело Валерии Новодворской и Виктора Данилова, закрытое 23 августа 1991 года «в связи с изменением обстановки». А 29 октября 1999 года в Московии был взят под стражу ложно обвиненный в шпионаже ученый Игорь Сутягин, проведший за решеткой почти 11 лет, – его уголовное преследование Европейский суд по правам человека в итоге признал нарушающим право обвиняемого на справедливое судебное разбирательство.

Так почему же советские диссиденты смогли добиться демократических перемен, несмотря на то что у них был известный тост «За наше безнадежное дело», а теперь гайки только закручиваются? С 24 февраля 2022 года это происходит особенно стремительно… Мне представляется, большое значение имеет то, что диссиденты, хотя и говорили о безнадежности своего дела, но продолжали его. Современная же распространенная позиция многих недовольных: «От меня ничего не зависит».

Несмотря ни на что, нельзя оставлять стараний…

Вера Васильева, «Радио Свобода»