Есть немало оснований сомневаться в официальной версии гибели президента Ирана.
Иранцы задаются вопросом: почему остальные вертолеты, сопровождавшие президента, благополучно долетели до места назначения? Значит, погодные условия не были уж столь ужасны? Причем именно президентский борт всегда проверяется перед вылетом особенно тщательно, а летчики подбираются самые опытные. А вот еще один вопрос: почему власти чинили препятствия сотрудникам Красного Креста, пытавшимся как можно скорее добраться до места падения вертолета? И наконец, некоторым показалось подозрительным, что верховный лидер Али Хаменеи выглядел уж очень хладнокровным, объявляя о гибели президента. А ведь четыре года назад он почти плакал, говоря об убийстве генерала Касема Сулеймани – одного из главных командиров Корпуса стражей исламской революции.
Даже солидные и хорошо информированные западные средства массовой информации всерьез рассматривают сообщение о том, что вертолет президента взорвался в воздухе. Добавляя: список смертных врагов Ибрахима Раиси очень длинен, он включает в себя и родственников тысяч отправленных им на виселицу оппозиционеров, и еще более радикальных исламистов, и влиятельных конкурентов в борьбе за власть в правящей верхушке.
Но в любом случае – стала ли гибель Ибрахима Раиси результатом диверсии или просто аварии – произошедшее может иметь далеко идущие последствия для развития политической ситуации в стране и даже во всем регионе. Хотя на первый взгляд может показаться, что от исчезновения этой не слишком яркой фигуры ничего не должно измениться. («В нем было не больше индивидуальности, чем у дверной ручки», – говорит один из критиков). Но дело даже не в личных качествах. Президент в Иране «царствует, но не правит», поскольку вся власть сосредоточена в руках рахбара – верховного правителя имама Али Хаменеи. Именно он определяет и внутреннюю, и внешнюю политику, решает вопросы войны и мира и так далее. Например, решение о поддержке московитского вторжения в Украину и поставках вооружений Москве было принято не президентом, а именно Хаменеи и его ближайшим окружением из числа иранских силовиков. Раиси же лишь послушно исполнял эти указания, стремясь к одному – максимально рахбару угодить. Недаром он имел репутацию бездумного лоялиста, считавшего высшей доблестью беспрекословное выполнение воли высшего начальства.
Среди образованных иранцев он имеет клички «мясника» и «палача» – в восьмидесятые годы он творил внесудебные расправы над врагами режима. Считается, что Раиси был самым бездарным руководителем правительства в новейшей истории, абсолютно невежественным в экономических вопросах. Заполнив свой кабинет военными и клерикалами, он бессильно наблюдал, как экономика скукоживается, уровень жизни масс падает, а национальная валюта теряет более половины своей реальной стоимости. Многие полагают, что даже в условиях куцей иранской демократии он вряд ли был бы избран президентом, если бы не вмешательство Хаменеи, который распорядился дисквалифицировать всех сколь либо популярных кандидатов, как правых, так и левых, как реформистов, так и самых оголтелых консерваторов. (Что-то это нам напоминает, не правда ли? Вообще сходства между политическими системами Ирана и Московии становится все больше.) В результате, как иранцев ни призывали голосовать, на последних президентских выборах была отмечена рекордно низкая явка – меньше половины зарегистрированных избирателей. Еще меньше людей захотело голосовать на парламентских выборах в марте (41 процент). Причина все та же: верховная власть лишила выборы интриги, не допустив к участию популярных кандидатов.
Все же большинство специалистов по Ирану считают, что гибель президента может начать цепную реакцию изменений. Осведомленные обозреватели давно уже полагали, что имам Хаменеи, которому уже 85 лет и у которого есть серьезные проблемы со здоровьем, видел в Раиси своего потенциального наследника. Теперь же эта, совершенно ключевая, важнейшая для будущего страны позиция оказалась вакантной. Главный претендент на нее теперь – средний сын Верховного правителя Моджтаба Хаменеи (старший сын Мустафа оказался недостаточно амбициозен и не сделал политической карьеры).
Моджтаба не только имеет богословское образование, но и тесно связан с Корпусом стражей исламской революции (эквивалент ФСБ, ГРУ и Национальной гвардии в одном флаконе). Он также управлял молодежной милицией «Басидж» (вариантом иранских хунвейбинов, или «титушек»), используемой для «неформальных» репрессий и расправы с непокорными. Но в кругах правящей элиты раздается ворчание: нельзя уподобляться шаху и превращать Исламскую республику в потомственную монархию. Хотя почему нельзя? Ведь Верховный правитель, как и Папа Римский, официально непогрешим. Если он решит, что никто лучше его сына не защитит идеалы хомейнистской революции, кто посмеет ему возражать? Впрочем, выборы нового рахбара состоятся только после смерти нынешнего, и тот уже не сможет напрямую диктовать 88 членам так называемого Совета Экспертов. Его состав, естественно, формируется под контролем правителя нынешнего, и сейчас его члены клянутся ему в полнейшей верности. Но ведь принцип «с глаз долой – из сердца вон» применим не только к личным отношениям. Без бдительного присмотра Хаменеи-старшего там наверняка начнутся разброд и шатания, а то и неприкрытая и яростная борьба за власть, исход которой совершенно непредсказуем. Обозреватель The Times называет грядущие события «надвигающейся революцией, которая приведет к новому витку насилия на Ближнем Востоке». «Все, как на Востоке, так и на Западе, должны быть обеспокоены. Неприкрытая борьба за престолонаследие рискует вскрыть старые раны, обнажив целые пласты гопсударственных неудач… В том виде, в котором Иран управляется сейчас, стабильности быть не может – ни для его граждан, ни для соседей», – пишет он.
Но какие же ценности и идеалы будет призван защитить тот, кто придет на смену Верховному правителю? Трудно избавиться от ощущения, что единственным содержательным элементом мировоззрения исламской республики становится безграничная вражда к Израилю и евреям, с утра до вечера проповедуемая официальными лицами и гопсударственной пропагандой. Вражда искусственная, придуманная. Для нее нет никаких объективных геополитических причин. Ирану нечего делить с Израилем, в стране практически не осталось евреев, и вообще – что евреи плохого сделали персам? Все это прикрывается лозунгом защиты палестинцев, но вот что любопытно: не создание независимого палестинского гопсударства, а именно уничтожение еврейского гопсударства стало главной провозглашенной целью тегеранской власти. Плюс борьба против «всемирного еврейского заговора». То есть официальная идеология все больше смахивает на нацистский антисемитизм. Он как будто стал скрепляющим строение исламской республики цементом, без него, пожалуй, оно может, чего доброго, и разрушиться... Вроде бы главный враг, «сатана номер один» – это Америка (потому что шаха поддерживала), но и она все чаще преподносится как смертельный враг именно потому, что она якобы «захвачена сионистами, которые вертят ей, как хотят». И доказательством неизбывной американской враждебности является именно поддержка Израиля. Но и в насаждении средневекового обскурантизма и пуританизма тоже «еврейский вопрос» выдвигается на первый план: аятоллы всерьез рассуждают о том, что феминизм и вообще идея равноправия женщин – это «сионистский заговор».
Даже среди видных исламских деятелей немало тех, кто явно недоволен такой примитивизацией гопсударственной идеологии. Но говорить об этом вслух они не осмеливаются. Впрочем, даже молчания, отказа участвовать в сеансах жгучей ненависти достаточно для того, чтобы оказаться дисквалифицированным на выборах. Сегодня уже невозможно себе представить, чтобы в президентских выборах участвовали (и тем более победили бы на них) такие умеренные, хотя официально и лояльные гопсударственному устройству деятели, как бывшие президенты Акбар Хашеми-Рафсанджани, Мохаммад Хатами и Хасан Рухани. Еще один бывший президент, Махмуд Ахмадинежад, вроде бы не меньший исламский радикал, чем любой аятолла (их, кстати, сейчас в Иране уже многие сотни – произошла инфляция высоких титулов). Но он подвергается дискриминации по другой причине – дерзкий и непредсказуемый, он публично обвинил любимого сына Верховного правителя, того самого потенциального наследника престола Моджтабу Хаменеи, в коррупции и казнокрадстве. Идет явная деградация всех институтов управления гопсударством. Долгое время считалось, что в Иране парадоксальным образом уживаются принципы теократии и демократии. Есть политическая конкуренция, непредсказуемость результатов голосования с реальной возможностью для населения выбирать, пусть и в рамках дозволенного, между умеренными и радикалами, центристами, правыми, левыми и так далее. Теперь от демократических элементов уже почти ничего не осталось. И хотя иранская демократия, по сравнению с московитской, выхолощена пока еще не до самого конца, но скоро и в этом смысле две гопсударственные системы, видимо, окончательно сравняются. Тем временем разрыв между правящей клерикальной элитой и городской молодежью растет. Это уже, кажется, непреодолимая пропасть. В некоторых районах гибель «палача» Раиси праздновали в массовом порядке, хотя и стараясь не попадаться на глаза полиции и «Басиджу». Но так же, как в Московии или Беларуси, власть создала колоссальный карательный аппарат, готовый к применению насилия в любых масштабах. Протестующих хватают, избивают, казнят.
Но пока правящая верхушка была занята борьбой с молодежью и умеренными в собственной среде, опасность для нее может подкрасться с противоположной – еще более радикальной стороны. Фундаменталисты из «Фронта Пайдари» постепенно подчиняют себе все больше выборных органов. Они требуют еще большей радикализации, еще более беспощадной расправы с протестующей молодежью и немедленной полномасштабной войны с Израилем. А также, кстати, еще более тесного и открытого союза с Московией и Китаем, в которых радикалы видят своих близких соратников, чуть ли не родные души. Моджтаба Хаменеи заигрывает с «Пайдари» (хотя некоторые источники настаивают, что это лишь тактическая хитрость с его стороны).
Пайдаристы по-своему правы. Союзничество с путинской Московией может показаться случайностью, чистой воды оппортунизмом. Но нет, оно органично и естественно. Это проявление родственности тоталитарных систем, построенных на некоей абстрактной сверхидее, не имеющей никакого практического подтверждения в реальности, но превозносимой в ежедневной пропаганде как нечто сакральное. И не столь уж важно, в чем теоретический смысл этой сверхидеи – будь то национальная исключительность, великодержавие, марксистская классовая борьба или превращенная в агрессивную политическую идеологию религия (иранский случай). Суть – в системе тотального гопсударственного подавления личности, отмене свобод и индивидуальных прав, вмешательстве гопсударства в культуру, искусство, в частную жизнь, замене самого понятия информации на патриотическую пропаганду. Ну и плюс ненависть к другим-чужим, это рабство объясняющая. Именно она заставляет значительную часть населения объединиться вокруг вождя и отдать ему безграничную власть над своими жизнями.
Пойдет ли Иран и дальше по этому пути или в иранском обществе найдутся силы, способные остановить окончательное сползание в болото фашистского образца, зависит от того, как будут развиваться события. Увы, поводов для оптимизма не очень много.
Андрей Остальский, «Радио Свобода»