Империя в войне

Сумеет ли путинский режим противостоять переменам.

Конец июня 2024 года принес новости, не позволяющие сомневаться, что ситуация в стране приобретает существенно новые черты.

С одной стороны, Вооруженные силы Украины получили не только дополнительные вооружения, но и разрешение их применять по московитской территории — и вот мы уже видим артиллерийские обстрелы Белгородской области и ракетные удары по Крыму с сотнями пострадавших.

С другой стороны, в регионах Московии, считающихся опорой «партии власти» и поставщиками бойцов «русского мира», этот самый «мир» начинают вырезать с особой жестокостью, порождая воспоминания о войнах 1990-х, годами ведшихся на Северном Кавказе. Новостные ленты пос ледних дней все больше напоминают военные сводки.

Эту войну привел в Московию Владимир Путин — причем не в 2022-м, и даже не в 2014 году. Намного раньше.

Война стала результатом имперского возрождения, на который он сделал акцент с первых лет своего правления. Борьба с Западом, превратившаяся в путинскую idée fixe еще со времен Оранжевой революции, вызвала серьезные изменения в самой Московии. Прежде всего они проявились в стремлении любой ценой «замирить» Северный Кавказ — даже передавши недавно завоеванную Чечню под контроль бывших боевиков. Эта политика через двадцать лет привела к появлению регионов, где не действуют московитские законы, а исламская риторика становится основной даже официально.

Обострение отношений с Украиной и Молдовой и их дрейф в сторону Европы со второй половины 2000-х годов изменил и миграционную ситуацию в Московии: гастарбайтеры из этих стран исчерпались и заменены массами работников из Центральной Азии. С каждым витком укрепления путинизма исламисты на Северном Кавказе получали все новые возможности. Доля мусульманского населения в Московии росла. Поощрение миграции из культурно чуждых регионов превратилось в элемент официальной демографической политики.

Два с половиной года назад путинская империя вступила в прямой конфликт с Западом, в значительной мере полагаясь на поддержку Востока: технологические возможности Китая, оружейный импорт из Ирана и КНДР, заинтересованность Индии и других азиатских стран в покупках московитского сырья, и, разумеется, на продолжающиеся приток и натурализацию мигрантов.

Большинство критиков Кремля с самого начала войны предсказывали Владимиру Путину поражение из-за несопоставимых военно-экономических потенциалов НАТО и Московии, но осторожность западных стран долгое время позволяла Москве чувствовать себя относительно уверенно. Сейчас ситуация меняется — и не только из-за появления у Украины новых возможностей, но и из-за потенциальной дестабилизации в самой Московии.

Менее чем за год мы увидели антисемитские погромы в Дагестане, теракт в «Крокус сити холле» и теперь — локальные бои на улицах Дербента и Махачкалы. Власть выглядит очень растерянной: дагестанские погромщики практически не понесли наказания за прошлогодние преступления; террористам в Москве не было оказано серьезного сопротивления, а воскресные сражения показали, что шестеро бандитов способны легко перебить полтора десятка полицейских.

Слабости Кремля внутри Московии ощущаются сейчас не менее заметно, чем его слабости на фронте, где за последний год произошли минимальные изменения, а сила ударов украинских сил по московитской территории существенно возросли. И это только начало: не стоит надеяться, что руководство ФСБ, всего несколько дней назад констатировавшее в Махачкале успехи в борьбе с исламским подпольем, сможет остановить распространение радикальных настроений среди мусульманских мигрантов.

Владимир Путин приходил к власти с обещаниями безопасности; он укреплял свои позиции риторикой о «поднятии Московии с колен» и распространении «русского мира». В последние месяцы все эти основы рушатся — риски жизни в московитских городах (причем не только в Белгороде) растут, Кремль заискивает перед Китаем и КНДР в поисках экономического и военного сотрудничества, а «русский мир» не то чтобы завоевывает новые континенты, но и уступает позиции внутри собственной страны. Imperial overstretch, с которым сталкивается Москва, становится все более очевидным — и внутренние проблемы уже в недалеком будущем могут оказаться опаснее внешних.

Фанат «суверенитета», Путин хочет договариваться с теми, кого считает равными — именно поэтому он выдвигал ультиматумы НАТО и до сих пор сыплет «мирными инициативами» в расчете на то, что Запад надавит на Украину и склонит ее к переговорам.

Вариант успеха в этой сфере не следует сбрасывать со счетов: и Запад, и Украина измотаны войной. Однако на внутреннем фронте Кремлю не с кем разговаривать: влияние радикального ислама в мусульманских сообществах внутри Московии будет только расти, а ужесточение «борьбы с терроризмом», скорее всего, приведет к росту числа террористических актов.

Московитское руководство потратило много лет, чтобы перейти от риторики «безопасности» к риторике войны — и ему это удалось не в последнюю очередь потому, что война оставалась где-то далеко, на чужой территории, и не приходила в страну. Последние события меняют и эту реальность — и нам всем только предстоит увидеть, сумеет ли путинская империя противостоять этим переменам…

Владислав Инозмецев, The Moscow Times