«Когда пришла первая зарплата, я расплакалась»

Молодые беларусские учителя рассказали, почему никогда не вернутся работать в школу.

Маленькие зарплаты, огромная нагрузка и интриги коллег: CityDog.io поговорил с беларусами, которые работали учителями в регионах, и узнал, почему они решили больше никогда не работать в школах.

Иван (23), бывший учитель истории: «Со всеми надбавками и премиями выходило 1900 рублей – в маленьком городке чувствовал себя миллионером»

– Я родился в Могилеве, но почти сразу после моего рождения семья переехала в Минск, где я и жил все эти годы. Мне всегда нравилась история, гуманитарная сфера, и после школы я думал пойти на журфак, но, во-первых, проходные баллы были слишком высокими, а во-вторых, меня смущала перспектива работать на гопсударственные СМИ.

Так что итогу решил поступать на историка и в выборе между платным обучением на истфаке БГУ и бюджетным на малой родине остановился на последнем варианте. О месте распределения можно было заранее позаботиться самому, но я не стал этим заниматься: выбрал из списка, предложенного университетом, ближайший к Минску город и поехал туда.

Это маленький городок с населением 10 тысяч, в котором всего 4 школы, так что молодой специалист привлекает особое внимание. Ты постоянно у всех на виду и всегда под контролем – и на уровне администрации школы, и на уровне районного отдела образования.

В школе на 250 учеников я был единственным учителем истории и вел уроки у детей с 5-го по 11-й класс. Пришел в середине августа 2022 года на трудовой договор: первая зарплата за полную ставку в 20 часов в неделю составила 600 рублей. Спустя два месяца работы меня перевели на контракт, что подразумевало дополнительные бонусы к окладу, и я стал получать уже 900–1000. А на второй год меня поставили перед фактом, что я веду классное руководство: это давало бонус еще в 300 рублей.

Я начал год с зарплатой 1200, но, поскольку брал на себя все больше нагрузки, с надбавками и премиями к концу года вышло 1900: для Минска это, конечно, деньги небольшие, но в маленьком городке я чувствовал себя просто миллионером. К этому моменту из максимально возможных по закону 36 часов у меня было 32 – я вел и историю Беларуси, и всемирную историю, и обществоведение, и искусство.

«Учитывая ситуацию в мире и в стране, преподавать историю нужно было так, чтобы не сказать лишнего»

Отношения в коллективе были хорошими: если мне была нужна какая-то помощь, я всегда мог за ней обратиться. Конечно, случались моменты, с которыми я был не согласен, но, поскольку понимал, что я тут всего на два года, не хотел тратить свои силы и энергию на это.

Во-первых, я преподавал историю и если бы рассказывал школьникам то, чему меня учили в универе, то спокойно мог бы получить административное правонарушение: учитывая ситуацию в мире и в стране, нужно было контролировать себя, чтобы не сказать лишнего.

Во-вторых, конфликты могли бы случиться и если бы я высказывал свое мнение по поводу некоторых мероприятий по военно-патриотическому воспитанию. В школе действует тематический клуб, где ученики ходят в военной форме, их учат маршировать и все такое. Туда вступают и мальчики, и девочки лет с 12-13, все это добровольно и, справедливости ради, детям даже нравится: они воспринимают это как развлечение, ездят на дни открытых дверей во всякие воинские части, это отвлекает их от скучных школьных будней. Но, конечно, я с такой военщиной не согласен.

Кроме этого, в нашей школе хватало и мероприятий, связанных с духовным воспитанием: подозреваю, это было инициативой учителей, многие из которых достаточно религиозны. К детям постоянно приходили священники, учили их основам православия, на линейках окропляли святой водой – причем это не было согласовано с родителями. Я против религии ничего не имею, хоть сам и не особо верующий человек, но считаю, что это должно быть выбором каждого, а не насильным насаждением. Тем не менее я не видел смысла как-то озвучивать свое мнение на этот счет и портить отношения с администрацией, потому что это все равно было бы бессмысленно. Я никому проблем не создавал – и мне тоже. Но, как я понял, чем дальше от Минска, тем больше в таких вопросах самоуправства.

«После распределения я решил уйти»

Несмотря на то что я молодой специалист, ни с каким эйджизмом столкнуться мне не пришлось: родители относились с уважением, звонили, интересовались успеваемостью детей. Со школьниками я тоже ладил: мне нравилось, что с ними весело, можно посмеяться, пошутить, обсудить интересные вещи. Думаю, для них я был своеобразным феноменом: почти весь коллектив сорокалетних, и тут приходит человек старше их всего лет на 5–10, который понимает мемы и знает тренды из тиктока. Нам удавалось легко находить общий язык и в тоже время выстраивать учебный процесс без панибратства.

Тем не менее после распределения я решил уйти: иметь минскую прописку и оставаться в маленьком городе казалось мне бессмысленным. Когда я только начинал работать в школе, то знал, что уеду из региона в любом случае, однако не факт, что уйду из сферы образования. Но, поработав два года, понял, что и отсюда тоже нужно уходить.

Мне кажется, главная проблема нашей системы в том, что она закостенелая, на учителей сбрасывают кучу того, что они не должны делать, а у них нет возможности от этого отказаться. Разве что уволиться – но большинство не может себе такое позволить. К тому же я учитель истории, и несмотря на то, что люблю этот предмет, то, как именно нужно его преподавать в нынешних реалиях, мне совсем не нравится. Поэтому я решил попробовать для себя что-то другое: сейчас ищу курсы, чтобы получить новую профессию, и параллельно подрабатываю, чтобы были деньги на жизнь. Вот недавно, например, пошел в такси.

Анна (25), бывшая учительница немецкого: «Когда мне пришла первая зарплата, я позвонила маме и расплакалась»

– Я отучилась в МГЛУ по специальности «лингвист – преподаватель немецкого языка»: два года была на бюджете, потом перевелась на платное, так что распределения избежала. Идти в школу я категорически не хотела: у меня в семье учителями работали бабушка и тетя, я была наслышана, какой это неблагодарный труд.

Поначалу работала не по специальности: администраторкой в казино в Минске, а потом в ювелирном магазине в родном Слуцке. В итоге магазин, где я работала, закрылся, деньги были нужны, и я увидела вакансию учителя в сельской школе километрах в 10 от города. Ситуация была безвыходная, так что я решила попробовать.

Поскольку в школу я пришла не как молодая специалистка, а стажа у меня не было совсем, никаких надбавок ждать не приходилось. Тем не менее на меня сразу скинули кучу обязанностей, дали классное руководство на самый тяжелый и большой класс, факультативы – и по итогу за 27 часов в неделю я получала около 600 рублей. Помню, когда мне пришла первая зарплата, я позвонила маме и расплакалась.

На следующий год платить стали побольше, но ненамного. Премию выдавали нерегулярно, да и это добавляло 5–10 рублей, так что денег откровенно не хватало. Но самая большая проблема была с коллективом – такого ужаса я не видела нигде.

«Я никогда не чувствовала такой конкуренции»

Взрослые тетеньки, которые постоянно плетут какие-то интриги, норовят тебя подставить и от которых не дождешься никакой помощи, – это был страшный сон. Большинство из них работали в этой школе по 30–40 лет и почему-то меня невзлюбили. Как будто ненароком ошибались кабинетом, чтобы посмотреть, как я веду уроки, жаловались директору, когда им казалось, что я делаю что-то не так, – а однажды даже вырвали из моего журнала лист и спрятали его. Для меня это было очень странно: я уже работала в женских коллективах, причем с девушками своего возраста, но никогда не чувствовала такой конкуренции.

С детьми тоже были свои вопросы. Я искренне хотела давать знания, но большинству ребят в деревнях с детства привили, что иностранный язык им не нужен, «все равно пойдешь трактористом или поварихой» – так что они были совсем не заинтересованы. Когда я только пришла в школу и увидела, что в восьмом-девятом классе ученики не знают элементарных слов, которыми владеют даже первоклассники, для меня это было дико, я не понимала, как такое вообще возможно. Но, когда немного поработала, стало ясно, что проблема в установках родителей.

Отношения с родителями тоже были специфическими: может, это особенность деревень, может, нет, но я столкнулась с людьми, которым все все должны – и учителя в первую очередь. Они постоянно жаловались, какие они несчастные, и одновременно пытались рассказать, как надо работать, высказывали свои недовольства – в общем, были свои нюансы.

«Нагрузка была колоссальная, и я плакала буквально каждый день»

На третий год работы меня перевели на начальные классы. Изначально я пришла на место преподавательницы, которая ушла в декрет, и она до последнего не могла решить, возвращаться к работе или нет. В последний момент она все же определилась, и меня перепрофилировали. Мне нужно было учить детей всему буквально с нуля: специализированного образования для такой работы у меня не было, но, поскольку в школе была нехватка кадров, всех всё устраивало. И этот год стал полным трэшем.

Старшая школа находилась в одной деревне, а начальная, объединенная с детским садом, – в другой. Помимо преподавания на меня повесили еще одну обязанность: быть сопровождающей в подвозе детей. Автобус собирает малышей по их деревням и везет в школу, и мне нужно было забирать сонных детей и по остановкам на руках заносить в салон. В конце концов я очень сильно сорвала спину – вообще не понимаю, как на такое согласилась, учитывая, что за это мне доплачивали рублей 25.

Каждый день в 7 утра я садилась на автобус в Слуцке, собирала детей, буквально за 5 минут до занятий забегала в класс, готовилась к уроку, проводила занятия, бежала на продленку, делала с каждым ребенком уроки, возвращалась домой в 5 вечера и не хотела вообще ничего. Со всеми этими обязанностями моя зарплата на тот момент была около 1000 рублей.

Зато в младшей школе было проще с коллегами: у меня был свой класс, в котором я сидела отдельно от других учителей, и, к счастью, никто своим глазом-алмазом с 30-летним стажем не норовил уличить меня в каких-то ошибках. Но и ответственности было больше: учительница всегда должна находиться с детьми, отойти хотя бы на пару минут – это проблема. Нагрузка была колоссальная, и я плакала буквально каждый день.

Этот год стал для меня показательным: я поняла, что не вывожу и не хочу это продолжать – особенно за такие деньги. Начала искать работу онлайн и нашла организацию, где теперь преподаю немцам и американцам. Работаю из дома, предоставлена сама себе, и условия намного лучше. В принципе, я благодарна тому опыту, потому что сейчас я знаю, как работать с маленькими детьми, что помогает мне на текущем месте. Но в школу я больше не вернусь.

Константин (25), бывший учитель английского: «Предлагали взять на полставки занятия по патриотическому воспитанию»

– Я родился в Несвиже и после школы поступил в МГЛУ на бюджет по целевому направлению – а это значит, что после учебы меня ждала отработка в 5 лет. Сказать по правде, я никогда не хотел быть учителем: в лингвистический поступал, чтобы выучить язык, но на специальности, не связанные с педагогикой, были завышенные баллы. Так что после универа поехал работать в сельскую школу недалеко от моего города учителем английского языка.

Я проработал с августа по ноябрь, а затем меня забрали в армию. Она засчитывалась в счет распределения, если после нее ты возвращался на то же место: у меня были мысли уйти уже тогда, но руководство попросило поработать до конца учебного года, и я согласился. Так что по итогу мой учительский стаж составил всего полгода – и этого мне хватило для того, чтобы понять, что это совершенно не мое.

Коллеги восприняли меня позитивно, помогали, подсказывали – возможно, сыграло роль то, что я парень: к нам как будто относятся более доброжелательно. На 100 учеников в школе было 30 педагогов, молодых – до 10 человек, большинство из которых учителя младших классов. В основном это те, кто отрабатывает свое и уходит: на тот момент я не знал ни одного человека, кто остался бы в школе после распределения. К слову, иногородним молодым специалистам предоставляли жилье напротив школы в многоквартирном доме: я мог взять место там, но решил, что лучше буду ездить из города на автобусе.

В школе был дефицит учителей иностранного языка, поэтому я работал со всеми – начиная с 3-го класса, когда у детей появляется английский, и заканчивая 9-м, потому что 10-й и 11-й классы учили немецкий. За обычную ставку без классного руководства и всяких кружков я получал 800 рублей – за эти деньги вел 5-6 уроков в день 4 дня в неделю. Когда я вернулся из армии, мне активно предлагали взять на полставки занятия по патриотическому воспитанию: такая деятельность в школе ведется, но я отказался – не хотел увеличивать себе нагрузку.

В целом работа была довольно спокойной: возможно, какие-то нюансы могли бы возникнуть, если бы я работал в городской школе, но на этом месте я со всем справлялся. Разве что дети не особо воспринимали меня как учителя – не знаю, может, я слишком молодо выглядел, а может, со всеми так. Даже в классах помладше как будто относились ко мне более неформально.

«За три года отработки мне пришлось компенсировать 36 тысяч беларусских рублей»

В целом преподавание мне не очень нравилось, да и, как мне кажется, не особо у меня получалось. Поэтому, доработав после армии учебный год до конца, я решил, что лучше выплачу остаток распределения деньгами. Отпустили меня без проблем – знаю, что бывают ситуации, когда с этим возникают сложности, но я с таким не столкнулся. У меня оставалось три года отработки, и на момент 2023 года компенсация за них обошлась мне около 36 тысяч беларусских рублей.

Мне кажется, большинство людей, которые идут на учителей, действительно любят работать с детьми и преподавать. Проблема в том, что задерживаются в профессии немногие: слишком много бумажной работы, слишком много нервов, ответственности и, разумеется, низкая оплата труда. Это деморализует молодых специалистов и заставляет их искать варианты получше. Хотя некоторые остаются: в последний раз, когда я интересовался, как дела в школе, выяснилось, что молодежи стало больше, а некоторые даже занимают руководящие должности – работают завучами, например.

Мне тоже предлагали остаться в профессии и просто поискать другое место, но для себя я понял, что мне вообще не хочется быть учителем. Так что теперь моя работа совсем не связана с преподаванием – да и не думаю, что хоть когда-нибудь будет к этому близка.