«Была просто в шоке: за сутки мне собрали около 2500 долларов»

Трогательная история о беларусской солидарности.

Почти полгода назад, в сентябре 2024-го, беларуска Анна Лещинская проходила очередную химиотерапию и ждала, когда из тела достанут мочевыводящий катетер. А затем — когда сделает контрольную КТ в ноябре. Обследование должно было показать, отступила ли болезнь. К этому времени женщина уже начала подрабатывать: нужно оплачивать съемное жилье в польском Гданьске, покупать лекарства, продукты и кормить кота. Но неприятности потянулись одна за одной — пропали документы, угнали машину, от врачей ждали нехорошие новости. Сейчас Анна, которой уже удалили пять органов из брюшной полости, ждет очередную операцию.

Политэмигрантка рассказала «Зеркалу», как пережила времена, когда в холодильнике и в кошельке было пусто и не хватало денег даже на билет до больницы.

Анна Лещинская переехала в Польшу в ноябре 2021 года из-за угрозы преследования. Женщина отсидела «сутки» из-за «политики» и опасалась, что на нее могут завести уголовное дело, поэтому решилась на эмиграцию.

Болезнь у Анны обнаружили уже в Польше, весной 2024 года. Ей удалили яичники, матку, селезенку, часть брюшины и пораженные раковыми клетками лимфоузлы. Из-за осложнений после операции несколько месяцев женщина жила с временным искусственным мочеточником, катетером и мочеприемником.

Поддержать Анну можно, связавшись с ней в Facebook.

«Я сидела на капельнице и так разревелась — просто началась истерика»

— Не то что страшно — просто опять окунаться во все это… А еще не дай бог опять химия, — говорит Анна, когда мы встречаемся в холле городской гданьской больницы. — А это уже будет не «белая» химия, а «красная». Но не нужно сейчас думать об этом.

Она теперь выглядит немного по-другому, в глаза бросается прическа: кажется, что необычное и стильное окрашивание. В ответ на это Анна улыбается:

— А это я такая седая! Мне много кто говорит: так красиво, такой волос у вас интересный. И я так балдею теперь сама. Думаю, даже краситься не буду. Когда волосы стали отрастать, я стеснялась с короткими… В шапке все время ходила, боялась снимать, а потом меня подруга аккуратно постригла, и смотрю — женщины другие ходят, ничего так! Теперь вот хожу тоже с короткими.

В больницу беларуска приехала на консультацию с анестезиологом. 19 февраля у нее очередная операция. После ноябрьской КТ в заключении Анна заметила незнакомое польское слово, которое обозначало что-то в брюшной полости с припиской «18 мм». Как выяснилось чуть позже — метастаз.

— У меня тогда такой стресс был! Я сидела на капельнице и так разревелась — просто началась истерика. Меня в этом состоянии медсестра отвела обратно к врачу. Она: «Чего ты? Я же тебе сказала, что все хорошо. Ты с этим метастазом и пришла». То ли они недоудалили его сразу, то ли что, но он и правда есть еще на выписках после первых операций, которые были до «химии». Если бы я еще говорить по-польски толком могла, может, сразу все и расспросила бы, — сумбурно пересказывает собседница, что произошло за полгода. — Но врачи объясняют, что ни хуже, ни лучше не стало — размеры такие же, как раньше. Предложила своему доктору удалить его — и она выдала направление на операцию. Думаю: и что, так можно было, просто самой попросить?! Гарантии, что дальше метастазы не пойдут, мне дать не могут, конечно. Но этот находится в жировой ткани — все-таки это не органы, не мышцы. Так что, надеюсь, обойдется.

После операции проведут гистологическое исследование удаленного образования, затем пациентку ждет встреча с онкологом и определение дальнейшего лечения. Анна снова повторяет: лишь бы без химии. Хотя на состояние после лечения в остальном женщина не жалуется, другие части ее тела тоже о себе «напоминают».

— Еще один курс я не выдержу, наверное. Ну, то есть выдержу, но здоровью, наверное, будет полный капец. Две последние химии прошлого курса и так тяжело переносила. К болям уже привыкла, но сильно шла кровь из носа, а на после дней вообще кровотечение не останавливалось долго. Еще грыжа после операции на животе дает немного о себе знать, ну и спина мне недавно дала жизни! Там какие-то изменения из-за искривления позвоночника, иногда сжимается все в крестце, что ни стоять, ни сидеть не могу. Один раз так сжало, что ужас! Начинали неметь ноги — чтобы выйти из машины, надо было их руками поднимать и переставлять. И боль дикая. Зажимает, видимо, какой-то нерв… А так я себя в целом чувствую полноценно! — описывает она и вспоминает: — Ну и, когда в сентябре достали катетер и искусственный мочеточник, сразу пришло такое облегчение. Я теперь могу спокойно ездить полдня и забыть, что вообще надо в туалет сходить. А тогда же с этой трубкой, катетером терпеть вообще не могла — больше получаса-часа не могла провести вне дома.

«Помню, так обидно стало! Ни средств к существованию, ни до больницы доехать»

Других позитивных изменений в последние полгода у нашей героини, кажется, не так много. Осенью после лечения Анна собиралась найти подработку. Говорит, пыталась устроиться куда-то еще с октября, но вакансий на 5−6 часов в день и нетяжелую работу, учитывая состояние, мало. Еще меньше — для «соискателя с косынкой на голове».

— Хотела пойти уборщицей в крематорий. Договорилась, назавтра приезжаю, они говорят: «Вы знаете, тут другая женщина нашлась, ей ближе, вам же ездить далеко». Видели же, что я лысая, и побоялись, наверное, брать человека, который лечится от рака, — предполагает собеседница.

Какое-то время прожить помогали деньги со сбора, который в августе объявлял BYSOL. Пока она сама пыталась «встать на ноги», проблемы начали сыпаться одна за другой. Сначала усложнился «квест» по поиску работы в эмиграции — пропали документы.

— Как все получилось — я вызывала скорую, они попросили мою «карту побыта» и «подорожный» (польский ВНЖ и документ, заменяющий беларусам в эмиграции паспорт. — Прим. ред.). С этим всем завезли меня в больницу, а там все потеряли. Сказали, что документов при поступлении у меня не было, и отправили домой, — вспоминает она. — Я их просила: ну поищите, не выбросили же вы их! И в скорую ходила к бригаде, которая меня везла, они говорят: да, были документы. В отделение за это время раза четыре сходила, и меня каждый раз выгоняют, говорят, что ничего не было. Говорю: а как бы вы меня тогда приняли? Отвечают, что я есть у них в базе. Хорошо, спрашиваю, но как вы мои данные узнали, чтобы найти в этой базе? Мою фамилию — Лещинская — с беларусского ни один врач просто так не может прочитать, не то что написать. А они «не было у пани документов», и все тут!

В конце ноября, после той самой КТ, Анна села за руль своего старенького Renault 2002 года и начала работать в доставке. Повезло, что для трудоустройства хватило фотографий документов, что сохранились в телефоне. За первый месяц заработала 4300 злотых без учета топлива, на руки получила около 3500 (около 1060 и 860 долларов). Казалось: хотя бы появился заработок.

— В середине января выхожу утром на парковку — нет машины. Я помню, куда ее ставила. Ну, обошла еще раз всю парковку, двор, хоть никогда ее не оставляла далеко, — нет ее! Помню, иду, и состояние такое — как во сне. Понимаю, что у меня угнали машину. Так обидно стало! Ни средств к существованию, ни до больницы нормально доехать — на машине полчаса, а на общественном транспорте — часа два… Заходила в «Жабку» (популярная в Польше сеть магазинов шаговой доступности. — Прим. ред.), спрашивала, можно ли посмотреть камеры. Продавщица сказала, что у них нет доступов — можно только через полицию. И, понимаете, буквально через неделю захожу к ним опять — говорят, что еще одну машину угнали, BMW, из салона, а за полгода вместе с моей это уже четвертый случай, — говорит героиня. — Я обращалась в полицию, но что они сделают? Как ты ее найдешь? Та дорогая машина где-то за границей уже, наверное. А мой хлам — понятно, что на ней не катаются, ее не продашь. Только на запчасти или на металл, наверное, так что, наверное, стоит где-нибудь в гараже…

«Оставались какие-то макароны пустые. Стыдно просить, а что делать?»

Отчаявшись, Анна написала сообщение со своими данными в закрытый варшавский чат беларусов в Telegram. Она попросила людей помочь ей деньгами, любой суммой. Призналась, что денег, бывало, не хватало даже на проезд до больницы и что была бы рада просто продуктам и корму для кота.

— Тогда ситуация была тяжелая — кот голодный, у самой еды нет. Оставались буквально какие-то макароны пустые. Стыдно было просить, а что оставалось делать? Написала этот пост. Какие-то эсэмэски приходили, но я как-то не обращала внимания… — вспоминает она.

Женщина говорит, что до сих пор шокирована откликом людей и тем, что увидела утром, когда проверила баланс на карте.

— За сутки люди мне собрали 10 тысяч злотых (около 2500 долларов. — Прим. ред.). Я такого не ожидала и просто была в шоке. Кто 10−20, 50 злотых. Смотрю: 800 злотых одним переводом кто-то прислал, 500, 400 злотых… Сидела плакала, потому что не верила в свое счастье. Ну, «счастье»… И стыдно было, но реально нечего есть было, — Анна опускает глаза и замолкает. — Коту наприсылали корма. Он на полгода обеспечен едой (смеется). Кто-то привез семикилограммовую упаковку, но если я ее открою, он же выветрится, а кот столько не съест. Стало жалко, и я отвезла его в приют для бездомных животных. На днях еще кто-то наполнителя упаковку прислал. Кота спасают вообще все! Арбузик теперь уже харчи перебирает! (смеется) Говорю: смотри мне тут! Ну, походит-походит — и съест.

На деньги, что прислали неравнодушные люди, беларуска купила новую машину. Оставшиеся пошли на продукты, мелочи для больницы и будущей операции и жилье.

— Машинку я купила маленькую, экономичную, на газу. Думаю: да, я могу потратить эти деньги на жилье, на жизнь — на два-три месяца мне хватит, но шанса купить машину больше не будет, а это действительно мой заработок, — рассуждает собеседница. — Иногда кто-то спрашивает: «Как ты выдерживаешь?» Ну как? Иногда так тяжело, что всю трясет. Месяц как пью антидепрессанты. Пока не вижу результата, но мне говорили, что у них накопительный эффект… Ну, стараюсь держаться. А что остается? Хочется жить. И надо что-то делать. Вот катаюсь снова на доставках. Потому что понимаю, что надеяться мне не на кого. Вообще.

«Мы уже очерствели с возрастом. А ты смотри — люди есть»

Как рассказывает Лещинская, развозить «в основном надо пиццы-гамбургеры». Женщина старается быстрее вникнуть в «кухню» этой работы, чтобы зарабатывать больше. И готова брать все часы, что предлагает сам сервис.

— Из-за того, что пришлось отменять рабочие дни, когда машину угнали, мне пока программа дает маловато часов. Вот сегодня только три часа брони — и ничего, — пролистывает она график в приложении и открывает другое, интернет-банкинг, показывая последние списания. — Вот почти все, около 2500 злотых, отдала за квартиру (около 600 долларов. — Прим. ред.). А сейчас надо поменять ремень ГРМ, чтобы нормально ездить, в течение месяца оформить машину. А я пока еще вообще не понимаю, как ее оформлять: документов же нет. Чтобы заново податься, тоже надо деньги. Их пока зарабатываю. В целом несложно, только по этажам, бывает, тяжеловато бегать. Если несколько раз за день поднимешься на пятый, ножки под вечер потряхивает (смеется). Но ничего!

— Но вот уже раззнакомилась с коллегами, так сказать, — шутит собеседница. — Один зарабатывает 2500 долларов в месяц (правда, работает по 14 часов в день). Ну, вот у меня за вчера — хоть было два часа только — получился 71 злотый. То есть где-то 30+ злотых в час — в принципе, хороший заработок (около 17,5 и 7,5 доллара соответственно. — Прим. ред.). Дай бог, сейчас восстановится мой рейтинг. Потом вот еще сама восстановлюсь после операции и… Хотя уже боюсь что-то загадывать. Как говорится, хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах.

Во время разговора Анна несколько раз оглядывается в сторону длинного коридора — отделения, где она уже лежала и куда скоро вернется снова. Надеется, что совсем ненадолго и что через «недели полторы» уже вернется за руль, в свою доставку, чтобы работать дальше.

— Людям, конечно, огромная благодарность! Помню, они присылают деньги, переводыприходят на счет, а я сижу плачу… Порой кажется, что ты настолько одна и всем наплевать, особенно когда сталкиваешься с законодательствами, бюрократией, каким-то отношением. Как с теми же документами, — возвращается к потерянному ВНЖ Анна, в очередной раз открывая цветную папку на резинке. — Просила же: ну поищите вы! Даже эту папку с выписками, заключениями они мне не отдали! Я шла мимо ресепшена и увидела, что она на столе лежит. Взяла сама и пошла, потому что знаю, она моя. А так бы и ее не было. Вот они говорят, что у меня с собой ничего не было, а папка тогда откуда взялась?! Но не хотят разговаривать.

— Но, знаете, у меня одногруппник здесь живет, я ему рассказала, как люди помогли, когда тот пост написала, — рассказывает женщина, уже выходя из здания, чтобы ехать домой. — Он говорит: «Да, мы уже очерствели с возрастом. А ты смотри — люди есть». И эта вера в добро действительно дает каких-то сил, понимаешь, что людям все-таки небезразлично.