Скамейка запасных

Как кагэбэшники начали размножаться.

За первые два месяца домашнего ареста я изучила все повадки и привычки кагэбэшников. Их было шестеро, по двое в смену, и заступали они на службу без всяких сбоев и подмен. Я знала, что Миша любит разговаривать по телефону, сидя в сортире, а Сергей никогда не закрывает дверцу микроволновки, Леша любит «Шансон-ТВ», а Витя — историческую литературу и Галича, Андрей приносит с собой портативный DVD-плеер, а Михаил круглосуточно читает электронные книги. Но через два месяца началась настоящая круговерть новых лиц. И ближе к суду смена весельчаков начала шутить, что меня пора убить, поскольку весь личный состав КГБ я уже знаю в лицо.

Все началось с замены именно в паре весельчаков-десантников. Однажды на дежурство Леша пришел не с Витей, а с незнакомым улыбчивым человеком. Тот представился Денисом.

— А где Витя? — Я, как бы то ни было, худо-бедно привыкла к этим шестерым (вернее, убедила себя в этом), и всякое вторжение нового человека казалось мне возможной катастрофой. Кто знает, чего от них, новых, ждать и зачем их сюда присылают?

— А Витю отстранили, — загоготал Леша, — из-за панибратских отношений!

Как оказалось, Леша шутил, а Витю просто отправили в командировку. С тех пор Денис время от времени заменял то одного, то другого в смене весельчаков. И абсолютно соответствовал их стилю общения — открытому и дружелюбному. В первый же день он мне в подробностях рассказал, что презирает тех, кто смотрит «Шансон-ТВ» (красноречивый взгляд в сторону Леши), а сам любит смотреть соревнования по снукеру на «Евроспорте». Что своим детям он не позволяет ложиться спать позже восьми вечера. Что он заядлый рыбак — на этой фразе Денис достал мобильный телефон и начал демонстрировать фотографии своего улова в разных местах и в разные годы. Потом моим родителям тоже был выдан кредит доверия — перед ними жестом фокусника появлялся мобильный телефон с рыбьим фотоальбомом. От нас требовался минимум — восхищаться и всплескивать руками, чтобы Денис был абсолютно счастлив.

Леша и Витя в отсутствие Дениса над ним подшучивали, но добродушно. «Дёня всех подкупает своей простотой», — как-то сказал Леша. В этом была сермяжная правда. Если кого мы с мамой и не могли воспринимать как классового врага — так это Дениса. Он всегда сиял улыбкой, был готов помогать, ходил с моей мамой на балкон курить и всячески ее убеждал: «Вы не волнуйтесь, Люцина Юрьевна, все будет хорошо! Ваша дочь непременно выйдет на свободу, не может быть, чтобы ее посадили. Вот я уверен, что потерпеть осталось совсем чуть-чуть!» Мама была ему благодарна.

Однажды Денис пришел утром с заранее виноватым выражением лица и с порога осторожно спросил:

— Владимировна, а какие у вас планы на вечер?

— А вы что, хотите меня куда-нибудь пригласить? — вяло огрызнулась я.

— Понимаете… — затеребил он куртку. — Сегодня вечером Лига чемпионов. Может быть, вы смотрите?

— Нет, не смотрю.

— А может, дадите мне посмотреть?

— Не знаю. Вечером Даня смотрит перед сном мультики.

— А может, вы его уговорите лечь пораньше?..

Потом, ближе к вечеру, пришла мама, и Денис начал «обрабатывать» ее. Шел за ней курить и расписывал прелести грядущего матча. Мама — давняя футбольная болельщица, но тут повела себя жестко: «В этом доме хозяйка — моя дочь. Так что все переговоры ведите с ней».

Денис ходил за мной по пятам и гундел весь день. В конце концов — уломал и в девять вечера счастливо и расслабленно угнездился на диване в гостиной. В кабинете в это время Витя читал «Александра II» Эдварда Радзинского. Мне было решительно некуда податься, и я, напялив куртку, решила провести вечер в тишине на застекленной лоджии: «Ну вот, весь дом занят кагэбэшниками. Мне тут уже негде жить. Ладно, хоть посижу в тишине, с книгой и сигаретой. Давно не приходилось сидеть в тишине…»

Но в тишине я просидела недолго. Денис радостно заколотил в дверь: «Владимировна, один-ноль!!! Пустите покурить, там реклама!»

Чуть позже, когда очередная смена, в которой были и вовсе уже незнакомые люди, пыталась напроситься на Лигу чемпионов, я решила, что больше никаких удовольствий вроде вечернего футбола кагэбэшникам в моем доме не обломится. И твердо заявила:

— Нет, у меня другие планы на вечерний просмотр.

— А что вы будете смотреть?

— «Фабрику звезд»! — сказала я. «Фабрика» шла по другому каналу до поздней ночи и явно перекрывала по времени Лигу чемпионов.

— Вы смотрите «Фабрику звезд»?! Ни за что не поверю!

— Можете не верить, но именно сегодня моя мечта — провести вечер у телевизора за просмотром «Фабрики звезд».

Я предупредила маму: сегодня будем смотреть «Фабрику звезд». Мама после всех мытарств готова была к любому испытанию. Мы это выдержали. Думаю, кагэбэшникам было тяжелее. Утром они уходили со смены мрачнее тучи. Лигу чемпионов показывали раз в неделю. И следующие смены, точно установив, что хозяйка — сука, уже не пытались проситься к телевизору. Они заранее договаривались, кому сегодня повезет и кто из двоих слиняет с дежурства на просмотр футбола. Конечно, это было строжайше запрещено — покидать пост. Но охота пуще неволи. К слову, те, кому везло, никогда не возвращались сразу после окончания матча. Они приходили под утро, наполняя квартиру ароматами алкоголя, и плюхались на диван в гостиной.

Вторым колоритным представителем состава дублеров был Саша. Именно он был в числе моих конвоиров, когда меня переводили из тюрьмы под домашний арест. Но больше его не присылали охранять меня. А спустя два месяца он вдруг снова появился — в смену с тихими «людьми в штатском». Саша был джентльменом: он единственный подавал моей маме пальто, когда она уходила. Именно в его смену меня как-то везли в КГБ на ознакомление с материалами дела. И следователь Лавренчук, решив блеснуть особо секретными знаниями, в своем кабинете сказал: «А вы знаете, кстати, кто вас охраняет? Это такое подразделение… ну, такое… специальное… Короче, они занимаются всякими задачами… как бы это выразиться… физическими…»

На обратном пути в кагэбэшном микроавтобусе я процитировала Саше слова Лавренчука. «Не понял, — сказал Саша. — Мы что, из эскадрона смерти?»

Потом, в смену весельчаков, я пересказала слова следователя десантнику Вите. «Ох и встречу я однажды этого придурка в темном переулке», — кровожадно произнес Витя. Впрочем, если Витя и Леша еще хоть как-то тянули на спецподразделение, то кругленький Саша — никак.

Все остальные «запасные» слились у меня перед глазами в одно «чудище обло». В последние полтора месяца перед судом они начали меняться с невероятной быстротой. От смены «мудаков» к концу не осталось и следа. И я путалась в новых лицах, тем более что все они были похожи друг на друга, как инкубаторские. А уж когда начался суд — и подавно. Влетая в квартиру после дня, проведенного в суде под конвоем, я видела в гостиной кагэбэшника перед телевизором и начинала орать: «Я же вас предупреждала, что запрещаю смотреть в моем доме белорусские каналы!» Кагэбэшник невозмутимо отвечал: «Меня — не предупреждали, я сегодня здесь первый раз». Надо же, а мне казалось, что третьего дня я его уже видела…

Мой сын перестал даже различать их пол. Однажды, вернувшись с вечерней прогулки с бабушкой, Даня проскакал мимо открывшего дверь «новенького» — этот был вообще с длинными волосами, почти хипповского вида, — и закричал:

— Мама, мама, а где же кагэбэшники?

— Да здесь они, куда они денутся?

— А почему мне дверь открыла какая-то тетя?

— Это не тетя, это дядя, и он — кагэбэшник.

— Не-е-ет, — Даня подошел к превратившемуся в соляной столб новому вертухаю и внимательно на него посмотрел. — Это же тетя!

Мы с мамой сползали по стене от смеха. Даня смотрел на нас в полном недоумении.

Из всех домашних вертухаев — и основных, и запасных — Денис оказался единственным, кто сообразил, что когда-нибудь мы можем случайно встретиться где-нибудь в городе. И попросил:

— Владимировна, слушайте. Если потом, когда все это закончится, мы с вами вдруг встретимся на каком-нибудь из ваших оппозиционных сборищ, сделайте, пожалуйста, вид, будто вы меня не знаете.

— А что, вы посещаете наши «оппозиционные сборища»?

— Сам-то — ни в жизнь, но если начальство погонит…

Тут вмешался весельчак-десантник Леша: «А вот мне не стыдно за свою службу! Я сам к Владимировне подойду и поздороваюсь!» Кажется, для него это было бы верхом героизма. Что ж, в жизни всегда есть место подвигу.

Ирина Халип, «Новая газета»