История моего ареста. Часть 2

ЦИП на Окрестина.

С одной стороны, я боялась встречи с печально известным ЦИП, с другой – было очень интересно увидеть всё своими глазами, пережить самой опыт из дневников декабристов.

Меня всякий раз мучила совесть, когда на глаза попадался текст о том, что тот или иной общественный деятель сидит там и страдает. А в это время я, хорошо одетая, сытая и вкусно пахнущая, еду себе куда-нибудь на собственном автомобиле, как ни в чем ни бывало. За меня сидят люди, за мои права, за мое гражданское и человеческое чувство достоинства. Почему не я? Ну да, я болею, мне туда нельзя.

Но так случилось, что в этот ЦИП меня и Андрея уже везет уставшая группа эскорта, теперь другая. Товарищ подполковник ушел домой отдыхать. Дядьки милиционеры на этот раз попались совсем добрые - разрешили мне позвонить домой, чтобы попросить привезти мне в ЦИП важные лекарства.

Мы прибыли. Чысценький коридорчик, отделанная ПВХ, видимо, стандартно, дежурная комната. Дежурный милиционер и группа сопровождения начинают нас оформлять. Я задаю слишком много вопросов, не понимая, где я, где мои вещи, где мои права, и что будет с моим несчастным здоровьем. Еще раз прошу организовать возможность доставки лекарств. Мне объясняют, как это можно сделать.

Андрея уводят на третий этаж, на меня опять накатывает суть, и я начинаю свое выступление. Пламенно рассказываю сотрудникам милиции о том, какую же они себе делают медвежью услугу, когда борются с теми, кто говорит правду про АЭС. Выждав паузу, дяденька в форме и очках говорит дежурному: «Ты лучше судьи!». «Почему?» - недоумевает тот. «Судья ее слушал 30 секунд, а ты – целых пять минут!» - отвечает он.

Дежурный обращается ко мне: «да не парьтесь Вы!». «И вообще, – продолжает он, игриво посмеиваясь и показывая пальцем на дядек из РОВДа, - плохие – это вот они! А мы – хорошие!» Загибая пальцы на руке, он перечисляет: «Мы тут вас кормим, поим, содержим, моем!... И вообще, у Вас тут хорошие условия – не люкс, конечно, но полулюкс! И девочки там хорошие», - добавил дежурный.

И пока я осмысливала сказанное, меня уже препроводили в камеру. Железная дверь за мной с лязгом захлопнулась.

Подруги по несчастью

Я оказалась в так называемом отстойнике, маленькой камере номер один, прямо напротив дежурки. Там обычно не сидят, а ожидают суда. Идти туда мне было не страшно, так как из-за этой двери доносился милый девичий щебет. В полумраке я разглядела большую деревянную сцену с небольшим возвышением, непонятного красноватого цвета стены, покрытые цементной шубой. Сыростью и невообразимой вонью шибануло в нос. Напротив меня сидели две чудные особы. На расстоянии метра от них возлежала дама с побитым лицом, судя по всему, из постоянных клиентов.

- Тебя за что? – в один голос спросили они меня.

- Ох… мы боремся против АЭС, несли в российское посольство письмо к приезду Медведева. Там – про нарушения и проблемы, связанные с этой стройкой, про то, что котлован для АЭС копают без проекта, - горестно выдохнула я.

Одна симпатичная девушка с веселыми кудряшками и в алых лосинах оказалась Варей Красуцкой. Другая - Кася Галицкая. Обе были, как и я – превентивно арестованы в честь приезда Медведева. Варю взяли еще и за майку, на которой был портрет Беляцкого. Касю арестовали, когда она принесла передачу в суд своему парню, Роме, тоже превентивно арестованному по этому же случаю. Отвратительно то, что если мы, экологи, направлялись в этот день в российское посольство, то модолофронтовцы ничего не собирались делать, и даты этой не было в их календаре.

Мне несказанно повезло – у барышень были предметы гигиены, питьевая вода, и спальник! Располагайся – пригласили они меня.

Я к этому времени совсем обессилела и рухнула на сцену рядом с девочками, прикрыв себя третьей частью касиного спальника и размышляя, как уничтожить мерзкую вонь в камере.

- Свет не гаснет! – предупредили меня барышни.

- Отлично! – сказала я, оборачиваясь на тусклую желтую лампочку над дверью, - было бы совсем страшно здесь без света.

Добрые люди

Было бы не справедливо говорить о том, что вся ЭТА система состоит из негодяев, отъявленных мерзавцев и садистов. Есть в ней и такие, и их не малая часть. Но ТАМ встречаются также простые и добрые люди.

Еще в РОВДе, когда мне стало нехорошо, один из сотрудников милиции дал мне полуторалировую пластиковую бутылку с водой. Она спасала целый день от мучительной жажды.

Один из добрых дежурных принес переданный мне спальник из камеры хранения, хотя, видимо, было негласное решение таких вещей нам, «политическим», не передавать.

В один из дней я даже получила две мелкие передачки (хотя положено одну) – одна была с газетами, другая – бутылкой свежевыжатого сока, который привел меня в неописуемый восторг. Это тоже, благодаря доброму дежурному.

Я не думаю, что разница между сотрудниками была результатом игры в хорошего и плохого следователя. Я отношу это явление, скорее, к разряду нормальных жизненных. И люди, которым не чуждо сострадание, которые умеют по-человечески относиться даже к самым опустившимся, удивили меня там с хорошей стороны.

Зачем на Окрестина нужны книга, газета и полотенце?

Понятно, что хлеб нужен в камере, чтобы лепить из него шахматы, об этом знал каждый пионэр в советское время. Хлеба у нас было немеряно. Мы сначала складывали его в большой полиэтиленовый пакет, а потом отдали обратно баландерше – даме, раздававшей еду, то есть баланду. Шахматы лепить не стали, хотя доска уже была вырезана на деревянной сцене, - все равно при обыске изымут.

Обыск в нашей камере проводили почти ежедневно. Личные досмотры проводили почти так же часто. Это подчеркивало специфическое отношение к нам, «политическим».

К утру второго дня я придумала, наконец, как уничтожить вонь в камере – я взяла газету и накрыла ею «парашу», слово «очко» этой ужасной дыре не подходило. Вонь частично пропала, а когда мы вымыли сцену и привели в порядок наш санузел – дурной запах из камеры исчез.

Мне несказанно повезло – наши девчонки не курили, а у побитой Лены не было сигарет.

Лена оказалась образованной дамой. Я как-то поделилась впечатлениями от общения с молодыми питерскими журналистами, которым на одной вечеринке пару лет назад мы задвигали такую телегу, что якобы выражение «на фене» «колотить понты» восходит к пуантам, и означает «танцевать в пуантах». Питерская журналистка спросила: «А что такое пуанты?».

- Как это что?! Как это, что такое пуанты?! – возмутилась пьющая Лена и не поверила, что журналистка этого не знала.

Спать на голых досках было тяжело, без подушки, без точки опоры. Доски покрыты масляной краской, и ты постоянно скользишь на них в своей одежде. Те, у кого нет опыта, кладут голову на деревянное возвышение для головы – оно расположено под углом 45 градусов к поверхности сцены. И тогда неестественно выгибается шея, а весь вес корпуса переходит на пятую точку – на копчик или на бедро. На второй день шея и копчик начинают разламываться от боли. Спать, конечно же, стоит только на горизонтальной поверхности, сползая или размещаясь на сцене по диагонали. Чтобы в первую ночь решить эту проблему, я положила под голову книгу, уперев ее в плечо, и только так смогла уснуть.

Когда же мне передали тонкое полотенце, я поняла, как удобно накрывать им ночью лицо – в глаза перестает светить желтый фонарь, и дурные запахи не мешают спать.

Все эти предметы – хлеб, книга, газета и полотенце, конечно же, употребляются в камере и по своему прямому назначению.

Я раньше не ела черного хлеба. Но там пришлось отказаться от пищи – забарахлила печень. И кусочек хлеба оказался таким лакомством! Всякий раз я выбирала по запаху самый ароматный вчерашний хлеб. Он был масляным снаружи, в магазинах такого хлеба не продают.

Полотенце – оно же наволочка, защитные очки и респиратор, - еще раз пригодилось, когда нас отвели в душ.

В камере, в этом месте для медитации, где нет никаких электронных приборов и часов, где нет признаков времени суток, начинает удивительно работать сознание и с огромным удовольствием читаются книги. Но это, конечно, при условии, что вы – не впятнадцатером. Мне в этом смысле повезло.

Татьяна Новикова, «Белорусский партизан»