Сенсационные признания правителя опубликованы в британской газете The Evening Standard.
На прошлой неделе Александр Лукашенко дал интервью британским журналистам, где упомянул о политзаключенных, диктатуре и сброшенных на Минск самолетом плюшевых медвежатах, пишет «Новая газета». Один из вопросов журналиста газеты Оливера Пула касался Ирины Халип. В мае прошлого года она была признана виновной в участии в массовых беспорядках после выборов 19 декабря 2010 года и осуждена на два года лишения свободы с отсрочкой в два года. Эти два года она не может покидать Минск, обязана каждую неделю отмечаться в местном УВД и возвращаться домой не позже 10 вечера (проверять ее сотрудники милиции приходят как минимум раз в неделю). Срок отсрочки закачивается 20 июля следующего года, после чего дело Ирины вторично передадут в суд, который должен решить, освободить ли ее, отправить в тюрьму или оставить в том же статусе еще на какой-то срок.
Так вот, Оливер Пул поинтересовался у Лукашенко, почему Халип не может покидать страну. «Я знаю Ирину лично, уверен, что она не преступник, и готов поручиться за нее. Почему она не может, к примеру, поехать в Москву к врачу?» — спросил он.
Ответ Александра Лукашенко был неожиданным:
— А что, она здесь? Я думал, она в Москве. Отправьте сегодня же с вечерней лошадью. Забирайте и больше сюда не привозите. Я об этом человеке вообще не могу говорить. Никогда всуе не произносите это слово. Вы хотите ее в Москву — везите.
— Она под подпиской о невыезде, — напомнил журналист.
— А, она под подпиской… Андрей, — обратился правитель к кому-то из подчиненных. — Уточните, кто вообще этим занимается — из милиции или кто там, и мне скажите. Видите, диктатура тоже хороша. Ни один президент бы сразу не принял решение, а я вот принял. Халип вы сегодня повезете вместо жены домой.
Разговор состоялся еще 9 октября. А 15 октября Ирина, как всегда, пришла отмечаться в ГУВД и спросила, действительно ли может ехать в Москву.
— В милиции посмеялись и сказали, что, если я попытаюсь уехать за границу, меня сразу объявят в розыск и вернут в Минск в наручниках, — говорит Ирина.
— Если Халип не разъяснили условия ее содержания, пусть обратится еще раз, и ей разъяснят. Никаких изменений в содержании быть не может, — подтвердил «Новой» Александр Купченя, начальник подразделения отдела надзорно-исполнительной деятельности минского УВД (именно он следит за тем, как Ирина соблюдает условия отсрочки).
Юридически это чистая правда. Единственное, что может изменить ситуацию, — личный указ Лукашенко о помиловании. Но Ирина его не ждет.
— Лукашенко не заинтересован в моем освобождении. Этим летом меня должны были амнистировать. Мои инспекторы из ГУВД уже подготовили документы для моей амнистии, мы с ними шутили, что скоро расстанемся. Амнистию подписала верхняя палата парламента, нижняя, и когда для освобождения оставалось получить только подпись Лукашенко, мне объявили, что юридически я не имею прав на амнистию.
Это уже не первый случай, когда Александр Лукашенко не сдержал слово. В июле прошлого года в ответ на заявление главы МИД Польши Радослава Сикорского, что Евросоюз предложит Беларуси поддержку в обмен на освобождение политзаключенных, он заявил, что готов хоть сейчас отправить их всех в Европу: «Завтра билет выпишем и отправим, не вопрос. Пусть забирают, если они такие радетели по политзаключенным». Естественно, все политзаключенные остались сидеть.
— Когда я еще была в тюрьме КГБ, Лукашенко давал интервью The Washington Post, — вспоминает Ирина. — Журналист спросил его, почему мать разлучили с маленьким ребенком и держат под арестом. Правитель заявил, что не знает об этом и обязательно разберется. А за несколько дней до этого в эфире Белорусского телевидения он назвал меня чуть ли не главным организатором беспорядков 19 декабря, который должен оставаться в тюрьме.
Кстати, видеозапись интервью The Evening Standard уже была показана по Белорусскому телевидению. Слова Александра Лукашенко об Ирине из записи вырезали.
— Я прекрасно понимаю желание Лукашенко покрасоваться перед журналистами, — говорит она. — Он очень любит красивые жесты. Но журналисты уезжают, а зэк остается сидеть.