Ирина Халип: Слово не только бессмертно, но и свободно

Белорусская журналистка Ирина Халип награждена премией имени Хермана Кестена.

Премия учреждена немецким ПЕН-центром. Корреспондентка российской «Новой газеты» в Минске и жена экс-кандидата в президенты Беларуси и бывшего политзаключенного Андрея Санникова не смогла приехать на вручение, поскольку отбывает срок в виде двух лет лишения свободы с отсрочкой за участие в акции протеста против фальсификации итогов президентских выборов 19 декабря 2010 года.

На церемонии награждения в Дармштадте президент немецкого ПЕН-центра Йохано Штрассер (Johano Strasser) назвал Ирину Халип «мужественным борцом за права человека». По его словам, присуждение премии журналистке - это «сигнал белорусской демократической оппозиции о том, что она не забыта, что везде на Земле есть люди, которые разделяют ее ценности и поддерживают ее борьбу».

Ирина Халип смогла выступить на церемонии — она зачитала обращение по «скайпу». Сайт charter97.org приводит полный текст обращения журналистки:

«Дамы и господа! Дорогие друзья!

Эта премия — особая честь для меня, поскольку присуждена ПЕН-центром и носит имя Хермана Кестена, выдающегося литератора и гуманиста, бывшего президента немецкого ПЕН-центра. А еще - потому что ее лауреатами были   Гарольд Пинтер, Лю Сяобо и моя коллега Анна Политковская, «Мемориал» и «Журналист в опасности».

Конечно, мне бы очень хотелось поблагодарить вас лично, находясь сегодня здесь, в Дармштадте. К сожалению, я не имею такой возможности: в прошлом году после 5 месяцев ареста меня приговорили к 2 годам тюрьмы с отсрочкой исполнения приговора на 2 года, и сейчас - до окончания отсрочки - я не могу выехать из Беларуси. Впрочем, на этой церемонии, как я понимаю, пустой стул вместо лауреата – это уже традиция. И я не первая, кому не удалось произнести речь, стоя на сцене Дармштадского театра. К сожалению, возможно, и не последняя.

Я всегда любила книгу и верила, что книжные идеалы не растворяются в реальном мире, каким бы жестоким он ни был. Я до сих пор продолжаю верить, что человек, прочитавший в юном возрасте «Крошку Цахеса», просто убоится стать похожим на главного героя. Видимо, диктаторы Гофмана не читали. Как не читали ни Свифта, ни Оруэлла, ни Воннегута. Иногда я вообще сомневаюсь в том, что они читали хотя бы что-нибудь. Потому что нормальный человек, который научился складывать буквы в слова, а слова - в предложения, непременно должен заинтересоваться тем, что из этих слов уже сложили другие. И начать читать. В том числе и «Крошку Цахеса». А воздействие чтения необратимо. Прочитав «Доктора Фаустуса», ты никогда не будешь прежним.

Впрочем, писателям не стоит сожалеть о том, что не прочитавшие их книг  необразованные люди становятся диктаторами. Но писатели должны знать, что их слово нужно  жертвам диктаторов, узникам, брошенным диктаторами в тюрьмы. Поверьте, ничто так не помогает в тюрьме, как книга. Именно книга, а вовсе не мысли о родных: о них думать больно, и мысли о семье пытаешься заблокировать. А писатель тебе не родственник, но человек близкий. Он может оказаться рядом в нужный момент и помочь.

Когда в тюрьме КГБ мне угрожали, что я выйду на свободу через 15 лет, которые мой сын проведет в сиротском приюте, потому что мужу грозит та же  участь, что и мне, я вспоминала книги Александра Солженицына, Варлама Шаламова, Анатолия Рыбакова, прошедших через советские лагеря. И понимала: ничего с тех пор в моей стране, распрощавшейся с руинами Советского Союза 20 лет назад, не изменилось. А это значит, что все их методы мне давно известны: я об этом уже читала. И мне легче, чем моим тюремщикам: я-то, в отличие от них, читала книги и могу предугадывать не только их действия, но и реплики. А они, не читавшие ничего, проигрывают. И когда история Беларуси выйдет из тупика и свернет на верную дорогу – дорогу в Европу, - все наши тюремщики и палачи окажутся в растерянности: они вдруг станут бессильными и беспомощными. Эти люди не читали  книг и не знают, что происходит с такими, как они, когда меняется страна. Возможно, потом, уже в тюремных камерах, они тоже – хотя бы от нечего делать – начнут читать.  Что ж, лучше поздно, чем никогда.

Я очень люблю свою профессию. Во многом благодаря журналистике я лучше понимаю ценность свободы и мерзость несвободы. Точное слово не может быть несвободным. Точное слово  дарит надежду даже в безнадежной ситуации. Точное слово может спасти человека, остановить войну, уничтожить коррупцию, заставить думать и анализировать. Придворное же слово ничего не стоит: оно фальшиво, оно дребезжит и раздражает, оно вызывает недоверие и обостряет чувство брезгливости. И если журналист ограничивает свою свободу в статье, очерке, расследовании, он теряет доверие читателя очень быстро. В условиях диктатуры свободное слово становится опасным для журналиста, но тем более  его ценят читатели. Потому что они верят только свободному слову. Читатели всегда чувствуют фальшь. Они прощают ошибки, но не прощают вранья.  

Я очень люблю свою страну – невыносимую, чудовищную, будто сошедшую со страниц самой кошмарной в мире антиутопии.

Если человек, никогда не бывавший в Беларуси, узнает, как мы живем, он может воспринять это как комедию. Но в этом фарсе по-настоящему садятся в тюрьмы и гибнут люди. Мои коллеги Вероника Черкасова, Олег Бебенин, Василий Гродников, Дмитрий Завадский были убиты. Мои друзья и соратники Дмитрий Дашкевич, Алесь Беляцкий, Николай Автухович, Николай Статкевич сидят в тюрьмах и подвергаются пыткам. Они-то как раз люди здравомыслящие и не хотели стать частью этого сатирического памфлета, каким является сегодняшняя Беларусь. Они хотели «жить не по лжи», как формулировал Солженицын. А таких диктатура предпочитает уничтожать или изолировать.

В моей стране уничтожается ее собственный язык, а говорящий на ее языке воспринимается государством как враг. В моей стране введена уголовная ответственность «за бездействие». В моей стране игрушечный плюшевый мишка является государственным преступником, и того, кто посмел его сфотографировать, сажают в тюрьму. В моей стране хорошую музыку запрещают и заносят в черные списки, и любимые народом музыканты лишены возможности давать концерты  на родине. В моей стране, представьте себе,  арестовывают целые спектакли вместе со зрителями, как это было со «Свободным театром».  В моей стране журналистов арестовывают просто за их слова, потому что слово теми, кто не читал книг, воспринимается как оружие. В моей стране государственной идеологией стало вранье. А вранье на дух не переносит свободу и борется с ней всеми средствами.

Но в моей стране был Василь Быков и есть Рыгор Бородулин. Есть много других имен, составляющих славу и суть Беларуси. Но для меня сегодня важны именно эти два великих белоруса: Василь Быков, который нашел точное слово для беспощадной правды и о войне, и о современной трагедии, и Рыгор Бородулин, который на языке свободы утверждает богатство и духовность Беларуси.

Слово – бессмертно. Можно бросить журналистов в тюрьмы, но и там будут писаться статьи и книги. Можно убить журналистов, но  слова останутся. Можно сжечь все книги мира, но тогда профессия мнемона, описанная Робертом Шекли, станет реальностью. Слово не только бессмертно, но и свободно.

А свобода — понятие неделимое. Не может быть свободы личности без свободы выбора, в том числе и выбора правительства. Не может быть свободы выбора без свободы собраний. Не может быть свободы собраний без свободы мысли. Но все же для меня в начале свободы лежит свобода слова.

Еще раз благодарю вас за эту награду, которую рассматриваю именно как поддержку свободы слова в Беларуси».