Все современные самовластные режимы ищут «козлов отпущения», чтобы обосновать ужесточение контроля над обществом.
Ожидание четвертой волны демократии продолжается. Несколько раз за последнее десятилетие казалось, что она вот-вот накатит: это было в 2003-2005 годах, когда произошла «розовая революция» в Грузии, «оранжевая» на Украине и «тюльпановая» в Кыргызстане; затем в 2011 году, когда началась «арабская весна», породившая надежду в той части мира, где прогресса в развитии демократии не было на протяжении десятилетий. Но хаос в Египте, трудности, пережитые Ливией, и ежедневные трагедии в Сирии эту надежду остановили.
Ожидание четвертой волны продолжается, но мы становимся свидетелями диаметрально противоположного явления, каким стал всплеск нового авторитаризма. Это происходит в странах с разной историей и культурой, но данная тенденция наиболее заметна в государствах Евразии и даже Центральной Европы.
Мы видим это в России, в Беларуси и Азербайджане в самых резких формах, а более мягкие версии наблюдаем в Турции, Венгрии и, как беспокоятся некоторые, в Грузии. В вышедшем недавно докладе Freedom House «Nations in Transit» (Страны на переходе) рисуется следующая картина: В некоторых соседних с Россией странах происходит усиление давления на политическую оппозицию и гражданское общество. В пяти из 12 стран Евразии происходит снижение показателей рейтинга Nations in Transit по гражданскому обществу. Среди них Азербайджан, Таджикистан и Беларусь, которые усиливают преследование тех, кого считают врагами, используя правовые и незаконные средства.
В Центральной Европе большинство государств сумели отреагировать на усиливающуюся неблагоприятную реакцию общества на непопулярные меры жесткой экономии, не отступая от основополагающих демократических норм. Однако в Румынии новое левоцентристское правительство расценило общественное недовольство президентом Траяном Бэсеску (Traian Bаsescu) и уходящим в отставку правоцентристским правительством как мандат на укрепление собственной власти и на запугивание критикующих его средств массовой информации. Венгрия, которая продемонстрировала существенный спад в прошлогоднем докладе, опустилась еще ниже, поскольку администрация премьер-министра Виктора Орбана (Viktor Orbán) продолжает отстаивать свою неоднозначную реорганизацию и кадровые изменения в средствах массовой информации, органах защиты информации и надзорных учреждениях за судебной властью. При этом она проводит законы, регулирующие все новые аспекты политической и социальной деятельности.
Этот доклад следует дополнить тенденциями, указывающими на возникновение нового электорального авторитаризма в Египте с избранием на пост президента представителя «Братьев-мусульман», а также примером демократически избранного премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, который пытается установить режим султаната в стране, пользуясь поддержкой консервативного большинства. Конкретные детали этой зарождающейся волны авторитаризма указывают на общую тенденцию, относящуюся как к причинам, так и к проявлениям. Естественно, мы можем выделить определенные черты, которые всегда были характерны для авторитарных режимов, а также те общие факторы, которые приводят к их появлению. Но сейчас появилось новое измерение. Дрейф в сторону авторитаризма происходит в новой цивилизационной ситуации, а именно, в период кризиса, охватившего сегодня либеральные демократии и их политические системы.
Давайте проанализируем логику сегодняшнего авторитарного всплеска, его философию и обоснования, а также средства и инструменты усиливающегося авторитаризма. Авторитарные и полуавторитарные (пока еще) лидеры государств, такие как Путин и Алиев, пытаются обращаться напрямую к народу, действуя в обход элиты и политических партий. Правящие партии там существуют, но они уже не справляются с задачей поддержания режимов личной власти или настолько себя дискредитировали, что стали для их руководителей обузой. Таким образом, лидерам приходится отступать в сторону от них и обращаться напрямую к народу. Наиболее наглядно это проявляется в России. Так, Путин пытается возродить идею народных фронтов в стране. В любом случае, использование правящим классом механизмов сплочения масс является типичным моментом для корпоративных государств и тоталитарных лидеров. То, что делают современные режимы самовластия, напоминает эпоху Франко и Муссолини.
В дополнение к этому лидеры, стремящиеся продлить свое правление, вносят изменения в конституции и готовят законы, создающие соответствующее правовое поле для их репрессивных действий. Подавление оппонентов и гражданского общества под личиной законодательных и правовых действий это сегодня излюбленная тактика авторитарных и квази-авторитарных режимов. Конечно, в таких странах как Россия, Беларусь и Азербайджан, самим «парламентам» тоже не хватает легитимности, и они превращаются в послушных исполнителей воли своих лидеров. А это ведет к дискредитации норм права и к подрыву независимости институтов власти. Все современные самовластные режимы ищут козлов отпущения, чтобы обосновать ужесточение контроля над обществом. Списки эти могут быть разными. Путинский Кремль винит «экстремистов» и Запад, главным образом американцев. Орбан говорит о евреях и цыганах. Алиев обвиняет армян и врагов государства. А если враги реально не существуют, то их очень важно изобрести, дабы оправдать действующие методы правления. И это должен быть внутренний враг, финансируемый и подстрекаемый из-за рубежа.
«Протесты провоцируются иностранными державами», - заявляет Эрдоган. Путин, Лукашенко и Мурси повторяют это утверждение. Между тем, никто из них не отказывается от западной помощи, ресурсов и инвестиций. Новые авторитарные лидеры используют Запад, пытаясь глубже интегрироваться в него, и одновременно осуждают его, называя источником угроз.
Ради пущей убедительности все эти лидеры используют слово «экстремист», чтобы замаскировать законы, направленные против критиков правящего режима и оппозиции. Ярким примером такой тенденции является требование к российским организациям регистрироваться в качестве «иностранных агентов» (этот термин несет крайне негативную коннотацию еще с советского периода), если они получают хоть какое-то финансирование с Запада. Так новые диктаторы закрывают политическое пространство для свободы выражения и собраний, для политической конкуренции и избирательной демократии, которая, как это ни парадоксально, в некоторых случаях помогла им прийти к власти.
Поиск козлов отпущения часто используется для нагнетания националистических настроений. Но не все лидеры пытаются разыгрывать карту национализма. Кремль уже понял недостатки такого подхода, поскольку он может ускорить распад многонационального российского государства. Более того, Кремль понимает, что русский национализм занимает антипутинские и антикремлевские позиции. Поэтому вместо национализма Кремль пытается использовать в своих интересах псевдоимперские настроения. Другой важный инструмент в арсенале нового авторитаризма это идея «сильного государства», которое естественно нужно контролировать сверху. Другой способ – вовлечение религии и церкви в процесс легитимизации режима. Виктор Орбан достиг в этом деле новых творческих высот. Он уже расстался с кальвинистами и теперь, как говорит профессор Чарльз Гати (Charles Gati), «время от времени … посещает католическую церковь». Авторитарному лидеру неважно, к какой церкви обращаться за поддержкой. Для него важно, чтобы она помогла укрепить или сохранить его легитимность. Самовластные лидеры ратуют за возврат к «традиционным ценностям». Это может означать определенный временной период в истории страны, но одновременно это и особый шифр, при помощи которого лидеры говорят критикам, чтобы те занимались своим делом и не лезли во внутренние дела их государств. Для Орбана «традиционное» прошлое это межвоенный период фашистского режима Хорти. Для Путина это смесь советской эпохи (в основном сталинские годы) и царизма. Для Эрдогана это Османская империя.
Вполне возможно, что исчерпав вышеуказанные средства сохранения власти, авторитарные лидеры прибегнут еще к одному инструменту, которым пользовались в прошлом похожие режимы. Речь идет об использовании внешнего конфликта. Так, Мурси может попытаться отвлечь внимание от снижения собственной популярности, инспирировав вооруженный конфликт с Эфиопией, решившей построить гидроэлектростанцию на Голубом Ниле, что приведет к снижению уровня воды в реке на территории Египта. Алиев может попытаться вернуть Нагорный Карабах. В любом случае, усиление внутренних репрессий часто идет рука об руку с милитаризацией страны и с ее готовностью демонстрировать свою силу на международной арене. Попытка Путина вернуться к милитаризации страны, которая всегда служила сохранению режима личной власти в России, это еще более мрачный пример того, как переплетаются данные тенденции.
Новая волна авторитаризма возникает в момент, когда Запад переживает кризис и дефицит лидерства, когда он находится в поиске ответов на ряд новых вызовов. Новые авторитарные лидеры воспользовались ослаблением Запада для оправдания своих шагов к ужесточению самовластия. Также стоит отметить разочарование в демократических институтах Центральной и Восточной Европы, что отчасти связано с трудностями их трансформации и интеграции в евроатлантическое сообщество.
Еще одно объяснение нового авторитаризма это слабость оппозиции – особенно либеральной, которая не сумела предложить приемлемую альтернативу режимам личной власти. Новый авторитаризм также подпитывается неудачными или незавершенными революциями – тем социально-политическим пробуждением, которое не сумело изменить правила игры и структуры власти. В случае с Египтом такое пробуждение привело лишь к смене режима наверху, а движение на площади Тахрир было по сути дела похищено – сначала военными, а затем «Братьями-мусульманами». Что касается Украины и Грузии, то надежды, появившиеся в ходе их революций, со временем рассеялись, и им на смену пришли еще более бюрократические и авторитарные режимы. Определенно в России и возможно в Турции протесты дали режиму повод для усиления репрессий и введения элементов полицейского государства. Но еще более серьезно и тревожно то, что молодые демократии начинают откатываться назад в условиях надвигающихся вызовов и проблем. Мы видим это в Бразилии, где президент Русефф, подобно Путину и Эрдогану, применяет силу для разгона массовых демонстраций протеста. Конечно, есть надежда на то, что Бразилия не пойдет в направлении электорального авторитаризма. Мы видим это в Болгарии и Боснии, где люди выходят на улицы, протестуя против неэффективных и коррумпированных властей. Несмотря на многочисленные различия в политических системах и в ситуации, в Бразилии и России наблюдается рост социального возмущения и политических протестов, вызванных похожими причинами. Сегодняшние выступления в Бразилии это результат народного возмущения тем, что страна тратит миллиарды долларов на чемпионат мира по футболу 2014 года и на Олимпийские игры 2016 года, в то время как даже самые элементарные услуги в стране приходят в упадок. В России зимняя сочинская Олимпиада 2014 года и чемпионат мира по футболу 2018 года легко могут вызвать гнев и протесты по той же причине.
Бразилия демонстрирует одну еще более тревожную тенденцию. За социальные и политические возмущения несет ответственность не только руководство страны; сама политическая система не сумела предотвратить коррупцию и разложение государства, что привело к подрыву демократических норм.
Распространение протестного вируса и демонстраций по всему миру указывает на новое явление: недовольство народа не только авторитарными режимами, но и демократическими системами, которые не смогли гарантировать ему права и достоинство. В период европейского кризиса мы наблюдаем это в таких странах как Греция и Испания. Как демократически избранные лидеры отреагируют на такие вызовы – это станет для них важнейшей проверкой. Будут ли они прибегать к авторитарным методам, как пытается поступать Эрдоган, и как вначале пыталась действовать Русефф? Разочарование и недовольство может проявить себя и в других местах, как было с движением «Оккупируй Уолл-Стрит» в США и с протестами во Франции.
Все это ставит перед нами два взаимосвязанных вопроса. Что может сдержать новую волну авторитаризма? Как надо относиться к уличным восстаниям в демократических обществах? Эта «двойная» проблема может стать самым крупным вызовом 21-го века, и ответ на первую проблему будет зависеть от того, как демократии справятся со второй. Мы можем согласиться с Джеймсом Траубом (James Traub), написавшим на страницах Foreign Policy, что «эпоха, в которой граждане соглашаются на возврат к автократии, и тем более требуют такого возврата, подходит к концу». Так, российская система самовластия уже демонстрирует признаки увядания. В целях противодействия всплеску авторитаризма Запад должен найти пути выхода из нынешнего кризиса, чтобы иметь больше возможностей бороться с авторитарными вызовами. И чем быстрее он это сделает, тем лучше. Некоторым западным странам следует задуматься о серьезной перестройке своих политических систем, чтобы гарантировать права и достоинство всему обществу, а не только правящему меньшинству. Кроме того, либеральная оппозиция в авторитарных и полуавторитарных обществах должна активизировать свои усилия и предложить жизнеспособную и приемлемую альтернативу авторитаризму. Конечно, сказать это гораздо легче, чем сделать, но делать это необходимо. Сейчас мы, похоже, попали в полосу депрессии, и у нас нет особых причин для оптимизма по поводу способности Запада перестроиться и отразить наступление авторитаризма. Лидерство и укрепление демократических моделей крайне важны не только для отражения угроз со стороны протестующих, но и для противодействия усиливающейся авторитарной альтернативе.
Лилия Шевцова, Дэвид Кремер, «The American Interest»
Перевод: Inosmi.ru