Поэт любил праздновать свои дни рождения на даче в Крыжовке, куда переезжал из тесного Минска по весне и где жил до поздней осени.
Последние годы обходилось без приглашений, близкие и так знали, что 28 августа у Буравкиных можно отведать скворчащих шашлыков и вкусного домашнего вина из винограда «изабелла», пишет «Комсомольская правда в Беларуси».
Стол накрывали прямо на улице, возле неброского деревянного дома, между шумящих на ветру гигантских сосен.
Собирались лишь самые близкие: дети, внуки, друзья.
Так было в последние годы. А раньше, когда Генадзь Николаевич был при должности, праздновали порой торжественно, с помпой: власть имущие долго жали юбиляру руку, вручали алые гвоздики.
– 50-летний юбилей Генадзя отмечали в столичной филармонии, – рассказывает вдова Буравкина спадарыня Юлия. – На сцену поднимались друзья, коллеги, чиновники разных уровней. Последние подарки дарили редко. Максимум – вазу или самовар.
Чаще вручали дипломы, грамоты, благодарности в толстых бордовых папках. Их у нас накопилось множество, целый ящик, который потом вывезли на дачу… А вот коллеги дарили свои книги, художники – картины.
– Полувековой юбилей праздновали в ресторане, с шиком?
– Какое там! Шел 86-й год, после введения Горбачевым в 85-м году сухого закона, решили отмечать дома, так сказать, подальше от сторонних глаз. Жили мы тогда на Захарова, столы расставляли в зале, помещалось максимум человек 50. Тесно, но с душой…
«Генадзь рвался из Америки в Беларусь, где оказался не нужен…»
– На особенную дату друзья и подарки, наверное, дарили необычные, что запомнилось?
– Генадзь не обращал внимания на быт, на материальные блага, тем более на подарки. Они ему были чужды. И все это знали. К тому же в те далекие годы и деньги-то мало у кого водились, да и купить хоть что-то было непросто.
Запомнился пушистый еловый венок, который с почестями водрузили на Генадзя на Витебщине, когда мы праздновали его 50-летие у него на родине. На обратной дороге тот венок оставили у мамы Генадзя, в деревне...
Генадзь тогда уже был известным разумным руководителем, его уважали за то, что умел находить язык и с подчиненными и с руководством. В 42 года он стал самым молодым министром и к тому времени уже восемь лет как руководил белорусским телевидением, которое его попросил возглавить тогдашний руководитель Беларуси Петр Машеров.
Порой приходилось несладко. Особенно после того как Генадзь перевел наше телевидение, в том числе спорт и футбольные трансляции, на белорусский язык.
Я тогда работала в издательстве, и один коллега, не сдержавшись, возмутился: «Какой дурак допустил такое!» Я спокойно ответила, что передам ему…
Генадзя тогда вызывали к начальству на ковер, его настигало состояние отчаяния, но он не отступился, сказал прямо: «Снимайте меня, но на попятную не пойду: телевидение будет белорусским…»
Потом мы несколько лет провели в Америке, где Генадзь был постоянным представителем Беларуси при ООН.
Но Америка ничего не дала ему в творческом плане. Да, мы посмотрели другую страну, которая в конце 80-х казалась совершенно иной планетой, но Генадзь всегда мечтал о Беларуси.
После возвращения в той же минской филармонии мы снова праздновали день рождения Генадзя. Но первые ряды, которые муж зарезервировал для начальства, так и остались пустыми. Никто не пришел, Генадзь же уже не был руководителем…
Он так рвался из Америки на родину, где оказался попросту не нужен…
«Дударев и Некляев писали пародию на стихи Буравкина»
– Друзья знали, что материальными презентами отца не удивить, поэтому старались придумать что-нибудь необычное, с юмором, – подключается к разговору сын поэта Алексей Буравкин, заглянувший в родительскую квартиру во время обеда. – Например, Владимир Некляев и Алексей Дударев как-то придумали и на листе картона написали пародию на стихотворение отца «Сябры, не адключайце тэлефон!» Получилось душевно, с юмором.
Калі жыццю пракляцце шле паклоны,
Калі душа і галава баліць,
Сябры, не адключайце тэлефоны!
Генадзь Бураўкін можа пазваніць…
– А как они все пели, расскажи! – просит сына спадарыня Юлия.
– Ну, как они все пели? Ну, не так они уже и пели, я-то лучше, конечно… – шутя, щурит глаз Алексей. – А если серьезно, первая песня, которая мне запомнилась, была «Ой, сівы конь бяжыць…» Я тогда и не знал толком, что такое народная песня. Запевал, конечно, Нил Семенович Гилевич...
Ой сівы конь бяжыць,
На ім бела грыва.
Ой спанаравілась мне тая дзяўчына…
Потом уже и я много лет исполнял эту песню в ансамбле «Неруш». Но в те годы я еще был пацаном, наблюдал за происходившим с открытым ртом, впитывал.
Один из необычных, запомнившихся подарков отцу на день рождения своими руками соорудил Василь Быков. Он тогда принес пол-литровую бутылку с гарэлкай. Но не обычную, а такую фигурную, подарочную.
Предварительно оторвал этикетку, а на ее место приклеил фотографию. На ней в обнимку, усмехаясь, положив друг другу руки на плечи, стоят три седовласых друга: Валентин Болтач (писатель, экс-редактор сатирического журнала «Вожык». – Ред.), Генадзь Буравкин и Василь Быков.
Василь Владимирович вырезал фото овалом, наклеил его на бутылку, а сверху, так же полукругом, прикрепил бумажную полоску с надписью «Сівыя коні». Ох, и смеялись все тогда, глядя на седовласых обнявшихся друзей в жизни и на фото.
Эту бутылку мы долго потом хранили за стеклом в секции нашей гостиной, часто из нее наливали, пока фотография не выцвела, и лиц уже было не разобрать…
– С тех пор и повелось: по каждому мало-мальскому поводу Генадзь и его друзья всегда собирались на нашей кухне, – тихо улыбается спадарыня Юлия. – В той нашей квартире, еще на Захарова, где и распили ту гарэлку «Сівыя коні». На нашей большой, соединенной с гостиной, 25-метровой кухне, которую Василь Быков, а за ним и все остальные после в шутку называли не иначе как кафе «Сівыя коні»…