Бывший ректор Белорусского медицинского университета Павел Беспальчук заговорил, после долгого молчания.
Напомним, что с Павлом Беспальчуком, который руководил вузом 12 лет, не продлили трудовой контракт. Он мог уйти с должности тихо и незаметно, как это делают десятки руководителей современной Беларуси. Но накануне увольнения в университетской газете была опубликована сенсационная статья Павла Беспальчука, в которой на конкретных фактах рассказывалось о том, какое беззаконие творится последние несколько лет при распределении выпускников-медиков. С какой целью он это сделал? Бывший ректор сегодня ответил на вопросы газеты «Народная воля».
— Моя позиция такова: ректор не должен быть председателем комиссии по распределению, — начал свой рассказ Павел Иванович. — Я об этом неоднократно говорил и на совещаниях в Минздраве, и в Комитете госконтроля, и на более высоком уровне. В 2002 году, например, на совместной коллегии Комитета госконтроля и Министерства здравоохранения открыто заявлял о том, что следовало бы внести изменения в законодательство, потому что ректор не должен руководить распределением. Нереально, чтобы ректор, который занимается обеспечением учебного процесса, жизнедеятельности вуза, еще и владел ситуацией, где сегодня нужнее молодой специалист: в какой-либо поликлинике Минска или в амбулатории, скажем, деревни Олтуш Малоритского района Брестской области.
Для этого необходимо наличие кадровой службы, которая бы четко просчитывала ситуацию, имела данные о том, какому медучреждению в первую очередь нужен тот или иной специалист, координировала трудоустройство молодых специалистов всех четырех медвузов страны и т.п. Мне импонировала ситуация, которая сложилась при распределении в моем студенческом прошлом. Тогда все происходило четко, достойно. В вуз приезжал начальник управления кадров Минздрава Василий Сафронович Кирилко и проводил распределение вместе с ректоратом. Причем ректор и декан представляли студентов. Что касается министра здравоохранения, тоже замечательного человека — Николая Евсеевича Савченко, он даже не вникал в эту ситуацию, что вполне объяснимо: у министра забот и так было предостаточно.
— Что мешало вам как ректору проводить распределение именно так? Или сегодня руководители вузов у нас совершенно бесправны?
— Когда в 1997 году я занял должность ректора, проблема распределения стояла не менее остро. Сама процедура несколько противоречила тем законодательным нормам, которые существовали на тот момент, но проходила честно, и, не буду лукавить, меня устраивала.
Согласно существующему положению о распределении, комиссию должен возглавлять ректор, и он должен был определять состав комиссии. На деле было несколько иначе: ежегодно Минздрав издавал приказ, которым председателем комиссии назначался министр, его замами — заместитель министра и начальник отдела кадров. В комиссию входили начальники облздравотделов, горздравотделов, всего более 20 человек. Только в самом конце этого большого списка значились фамилии ректоров четырех медвузов страны.
Комиссия приезжала в каждый университет на распределение в полном составе, все проходило очень порядочно, никаких “блатных” Минздрав не распределял на лучшие места. Я помню ситуацию, когда министр не оставил в минской клинике сына своего лучшего студенческого друга. Хотя, конечно же, мог. Но как бы он тогда смотрел в глаза выпускнице, которая по распределению шла двумя строчками выше и была направлена на работу в районную больницу?!
Все изменилось в 2002 году после проверки, проведенной в Минздраве Комитетом государственного контроля. Новому руководителю нашего ведомства было настоятельно рекомендовано проводить распределение выпускников согласно Положению о распределении, утвержденному Советом министров. Председателем комиссии был назначен ректор, и он определял ее состав.
Я получил из Минздрава приказ и пофамильный список представителей всех областей и города Минска, то есть я должен был всех, кто в нем числится, включить в состав комиссии. Целенаправленно пригласил на распределение представителей Госконтроля, Центра занятости населения, белорусских профсоюзов.
Все проходило в актовом зале университета, родственники выпускников и сами они, дожидаясь своей очереди, могли наблюдать за происходящим с балкона. Всю процедуру записывали на видео. В принципе, на пленку для истории с 1999 года мы писали все значимые события, которые происходили в университете, начиная с работы приемной комиссии и заканчивая принятием Клятвы врача Республики Беларусь на выпускных вечерах.
Потом, к слову, распределение 2002 года проверил Комитет по борьбе с организованной преступностью и коррупцией. Никаких нарушений выявлено не было. Но тем не менее летом 2002 года против меня было сфабриковано уголовное дело, которое имело непосредственное отношение к распределению.
— В чем можно было обвинять человека, который, по сути, распределением не занимался?
— Когда в конце 2001 года поменялось руководство Минздрава, в ведомство пришла большая проверка. В один из дней в наш университет позвонил проверяющий — сотрудник Комитета госконтроля и заявил, что его заинтересовала судьба пяти выпускников.
Мы передали документы, он ознакомился с личным делом каждого. Интерес был проявлен к двоим из этой пятерки, а точнее, всего лишь к одному выпускнику. Итог проверки — началось следствие.
Дело в том, что в 2001 году в 31-ю поликлинику Минска министр здравоохранения распределил одну супружескую пару. Поступил он, на мой взгляд, абсолютно правильно: супруги имели столичную прописку, и их ребенку на тот момент был год и 6 месяцев. Оба обучались за счет средств родителей, с той лишь разницей, что молодой человек поступал к нам как иностранец и платил за учебу 2,5 тысячи долларов в год, обучение же супруги стоило в два с половиной раза меньше — как жительнице нашей страны, не прошедшей на бюджетные места. Семью они образовали, обучаясь в одной группе.
Три года этот студент писал на мое имя заявления о том, чтобы оплачивать учебу по тарифам для граждан Беларуси: дважды — когда он сначала получил вид на жительство, потом женился, и в третий раз — когда у него родился ребенок. Но я ему отказал, аргументировав это тем, что для того, чтобы учиться по тем нормам и правилам, по которым занимаются студенты из Беларуси, поступать в вуз тоже надо по этим же правилам. В общем, моя принципиальность стоила этому студенту 6 тысяч долларов.
Интернатуру этот выпускник и его супруга проходили, как и все другие. Но в Комитете госконтроля отыскали документ о том, что стажировка выпускника-стоматолога якобы обходится государству в 2 тысячи 700 условных единиц, и заявили, что он должен эту сумму заплатить, потому что распределен незаконно.
Я был категорически не согласен, объяснил, что произошла подмена понятий, потому что выпускник проходит не стажировку, а интернатуру и за это получает заработную плату, которая и составляет львиную долю указанной суммы, но в белорусских, естественно, рублях. С вузом у него контракт закончился в день выдачи диплома.
В общем, меня обвинили в том, что я обворовал государство, потому что подписывал направление на работу и должен был являться председателем комиссии по распределению, несмотря на то что приказом Минздрава, как я уже отмечал, в том году эту функцию возложил на себя министр.
— И чем все закончилось?
— Я собрался уезжать в отпуск с женой на две недели, как раздался телефонный звонок и меня вызвали в городскую прокуратуру. Довелось увидеть объемнейший “труд” под названием “О злоупотреблении служебным положением при распределении выпускников 2001—2002 года ректором БГМУ Беспальчуком П.И.”. Причем эпизод в деле фигурировал только один — меня обвинили в неправильном распределении вышеупомянутого интерна в 2001 году. И указали ранее приведенную сумму, что тогда составляло примерно пять миллионов белорусских рублей.
Смешно и грустно вспоминать, что инициаторы “дела” не додумались еще приплюсовать к этому недополученные, согласно их логике, миллионы от работы шести врачей-интернов-стоматологов белорусов, обучавшихся за счет собственных средств. Это была бы еще дюжина миллионов.
Благо, что в прокуратуре нашлись умные люди, которые поняли, что дело шито уж явно белыми нитками, и его не возбудили ввиду отсутствия состава преступления.
— Павел Иванович, но как так получилось, что в 2007-м, 2008-м и 2009 годах распределение стало, как вы написали в своей публикации, “апогеем беззакония”? Вы не пытались влиять на ситуацию?
— Уже после распределения 2006 года, проведенного в соответствии с нормативными актами и опять-таки абсолютно прозрачно и открыто, как это давно было принято в БГМУ, возникла просто абсурдная ситуация. Не могу о ней не вспомнить.
В газете “Рэспубліка” была опубликована фотография с распределения. Фотокорреспондент запечатлел членов комиссии — исполняющего обязанности министра, начальника управления кадров министерства и меня, а также выпускницу, которая шла первой по списку — отличницу, активистку, старосту потока. Она училась по целевому направлению и должна была распределяться в Гомельскую область, но вышла замуж за минчанина (муж работал в МЧС) и, безусловно, хотела распределиться в Минск.
Мы предложили ей расторгнуть контракт с Гомельским облздравотделом. Пока она это сделала, все места стоматологов в Минске были разобраны идущими по очереди выпускниками, и ей по решению комиссии была выдана справка о самостоятельном трудоустройстве.
Но приступить к работе первого августа молодой специалист не смогла, хотя к тому времени уже самостоятельно нашла место в поликлинике. Оказывается, в Минздраве наложили вето, приказали ее “не брать”.
Новый руководитель нашего ведомства — нынешний министр письменно предъявил мне претензию в якобы незаконном распределении выпускницы в минскую поликлинику и потребовал возместить средства, затраченные государством на ее обучение, а это примерно тридцать миллионов белорусских рублей. Правда, письма такого же характера — текст идентичный, а адресаты и последние абзацы разные — получили и сама выпускница, и начальник управления кадров Гомельского УЗО. И с каждого адресата востребовалось возмещение означенной суммы!
Лишь в октябре 2006 года после моего личного обращения в присутствии начальника управления кадровой политики министр отдал распоряжение принять выпускницу на работу.
— Вы хотите сказать, что это был первый звоночек?
— В 2007 году я неоднократно обращался в Минздрав с просьбой прислать приказ с фамилиями или хотя бы список тех, кого следует включить в комиссию по распределению. Но это было демонстративно проигнорировано. А все происходило так, как я рассказал в своей публикации в “Весніку БДМУ”. Комиссия, которая была утверждена ректором, фактически была отстранена от распределения.
Точно так же проходило распределение и в остальных медвузах страны. В 2007 году я еще смог отстоять то, чтобы деканы факультетов хотя бы зримо присутствовали при процедуре распределения, зачитывали фамилии наших выпускников, произносили их правильно и не коверкали. В прошлом и позапрошлом годах не разрешено было сделать даже это.
То, что творилось в эти годы в актовом зале БГМУ, записано и на видеопленку. В любой момент можно взять диск, вставить его в компьютер и посмотреть, как все происходило.
— Была ли какая-то реакция на ваше письмо в Минздраве, прокуратуре или выстрел получился холостым?
— Ни из Минздрава, ни из прокуратуры в университет никто не звонил, со мной не разговаривал.
— Вы допускаете, что вместо того, чтобы дать юридическую оценку упомянутым вами фактам, могут прийти проверять вас?
— Вполне допускаю. Когда началась эпопея с моим увольнением, из прокуратуры уже приезжали и проверяли мою личную банковскую карточку — нашли там 200 у.е. На всякий случай могу предупредить, что сегодня счет увеличился в семнадцать раз — это от последних зарплат, отпускных, компенсаций за неиспользованные отпуска и т.д.
— Известный юрист Гарри Погоняйло, комментируя нашей газете вашу отставку, предположил, что распределение по блату было санкционировано сверху, а чиновники Минздрава всего лишь исполняли чьи-то пожелания...
— Не думаю. Почему тогда этих пожеланий не было в начале 2000-х годов и до 2006-го включительно?! На мой взгляд, это просто пожелания отдельных нынешних минздравовских чиновников...
— Зачем тогда нужно распределение, если все равно оно не решает коренным образом проблему дефицита кадров, а только создает такие прецеденты, о которых вы рассказали?
— Если бы у всех студентов были родственники-медики, то, пожалуй, и распределять никого не надо было бы. Все нашли бы себе работу сами. Но сейчас есть очень большие возможности для поступления в наш вуз у ребят из самых отдаленных мест Беларуси. Главное — это хорошие знания.
Сегодня очень много студентов, у которых нет медицинских корней, нет связей в медицинском мире. И им очень сложно с одним дипломом, без резюме найти работу. Поэтому распределение — это, прежде всего, помощь молодому специалисту в освоении профессии. И когда оно не насильственное, справедливое, когда лучшие, успевающие студенты или те, кто и занимался хорошо и подрабатывал в минских больницах и имеет оттуда ходатайства, распределяются в ведущие клиники страны, что ж в этом плохого?
И большинство студентов не против распределения. Они против, когда это осуществляется наперекор их воле, или делается глупо. Например, у выпускника есть в райцентре жилье, а его отправляют в соседний район, но жилье не предоставляют.
Хотя... Само по себе распределение — это уже коррупция. Оно не может быть одинаковым. Когда Христос делил хлеб, не всем ученикам достались лучшие куски. Но в реалиях сегодняшнего дня оно необходимо. Опять-таки, повторюсь, если проводится честно.
В то же время я не считаю, что распределение — это решение кадрового вопроса.
В 2003 году на заседании в Администрации президента было сказано, что каждый четвертый молодой специалист-медик не доезжает до места распределения, против чего я вынужден был возразить. По распределению у нас доезжают почти все молодые специалисты, случаи, когда это игнорируется, единичные. Другое дело, что, отработав положенные три года, в лучшем случае врачи уезжают в другие населенные пункты, в худшем — уходят из медицины. И сегодня это очень актуальная проблема.
Недавно в университете на встречу по поводу 10-летия с дня окончания собирались выпускники 1999 года, так в одной группе 50 процентов ребят ушли из медицины!
Дефицит врачебных кадров решается несколько иначе. Например, моя соседка по подъезду, коренная минчанка, которая закончила медуниверситет в начале 90-х и защитила диссертацию, уехала работать в Пинск потому, что там ей дали достойную работу и хорошую квартиру...
— Павел Иванович, скажите откровенно, тяжело переживали фактически отставку? В своих интервью вы не раз говорили, что любите свою работу, а любимым праздником называли 1 ноября — день рождения БГМУ...
— Оставаться на должности ректора в тех условиях, которые возникли в последние годы, значило потихоньку собираться на Володарского. Ведь формально я был председателем комиссии.
Если в 2007-м, 2008 годах мы просили и деканов расписываться в протоколе о распределении, то в этом году обращаться к ним с подобной просьбой было уже просто неприлично. Расписались только я и первый проректор. Отвечу почему: потому что распределялось 850 выпускников. Если бы мы не расписались, значит, 1 августа они не смогли бы приехать к месту работы. И потом, мы знали, что все эти ребята — свидетели того, что тут творилось.
— Вы ушли с должности ректора, но по-прежнему преподаете в университете?
— Да, работаю на кафедре ортопедии и травматологии БГМУ. Читаю лекции, провожу практические занятия со студентами, к тому же появилась возможность больше оперировать.
— Значит, повезло пациентам?
— Мне тоже — давление нормализовалось... Последние годы работа Министерства здравоохранения приносила сплошной негатив, потому что стали происходить просто ненормальные вещи. Распределение — это только один эпизод беспредела, таких примеров, к сожалению, немало.
Например, в День науки от системы здравоохранения почетными грамотами по всей Республике Беларусь награждаются 5 человек. БГМУ предлагает тоже свои кандидатуры, все же в нашем университете трудятся свыше 900 преподавателей, из них есть такие, которые успели за год издать несколько монографий и т.п. Но в противовес мнению всего коллектива, нарушая все, что только возможно, в этом году Минздрав награждает преподавателя, который за год не опубликовал даже ни одной печатной работы. Такого не припомнят даже наши уважаемые ветераны, проработавшие в системе здравоохранения более полувека...
Или, например, то, как со мной “попрощались”. Последняя запись в моей трудовой книжке в графе “поощрения” датирована 2000 годом. Под этой записью провели черту, поставили печать и подпись заместителя начальника управления кадров Минздрава. Это, видимо, делалось для того, чтобы подчеркнуть: мол, Беспальчук ничего не делал. Хотя в 2002 году я был награжден орденом Почета, имел в последующие годы грамоты Совета министров, Национального собрания, Мингорисполкома и многие другие. Просто это не было вписано в трудовую книжку.
Да если бы ни эта черта, “подводящая итоги”, я никогда бы и не обратил внимания на этот факт. Слишком подленько все это и мелочно.
— Как друзья, близкие отреагировали на увольнение? К сожалению, в современной Беларуси нередки случаи, когда с потерей должности люди теряют и приятелей...
— Значит, это были не друзья и не приятели. Все мои друзья остались друзьями. Звонили, поддерживали. Близкие, коллеги тоже, даже те, кто к медицине не имеет никакого отношения.
— Павел Иванович, и все же, как вы считаете, можно исправить ситуацию с распределением?
— Конечно, можно. Надо действовать по Закону и по Совести, не утопая в коррупционном болоте, отключающем напрочь здравый смысл и позволяющем открыто и прилюдно использовать так называемое “телефонное право”.
Ведь коррупция, говоря медицинским языком, это та же раковая опухоль. Если ее вовремя выявить и провести оперативное вмешательство, необходимый курс лечения, то пациент может еще долго жить. С другой стороны, раковые клетки, разрушая организм, погибают вместе с ним, жить вне организма они не могут...