Михаил Цейтин: К нам на разминки зрителей приходило не меньше, чем на игры

Михаил Цейтин - один из отцов триумфа минского «Динамо» на чемпионате СССР 1982 года.

Этого человека лучше представлять в режиме краткого досье, ведь пространное займет невообразимый объем. Михаил Цейтин родился 9 июня 1920 года в Горках. Основные профили деятельности — акробатика и ее применение в футболе.

Журналист «Прессбола» говорил с ним два часа — живо, бодро и жутко интересно. При этом Михаил Цейтин постоянно захватывал инициативу, играя первую партию. Так и подобает без пяти месяцев 95-летнему мэтру, встретившемуся с 38-летним «мальчишкой»...

— Как живы-здоровы, Михал Ильич?

— Спасибо, ничего! Хочется что-то делать, а это главное.

— Один живете?

— С дочкой. А жена умерла в 2005 году.

— Внуков у вас много?

— У меня уже четыре правнука! Старший в радиотехническом учится.

— На пенсии не скучно?

— А какой я пенсионер? Читаю лекции в университете физкультуры, да и практические занятия веду. А в домино на скамеечке не играю.

Мне интересен футбол, в котором работаю более пятидесяти лет. Вот и хочу поговорить про определяющие, на мой взгляд, качества футболиста — скоростную ловкость и координацию.

Это проверено нами с 1962 года, когда с «Динамо» (тогда оно называлось «Беларусь») работал Севидов. Я же тренировал сборную Беларуси по акробатике. Сан Саныч пришел, увидел — и пригласил помочь. А команда была в нижней части таблицы.

В зале Дома офицеров стал заниматься с ребятами три раза в неделю, и потом они взяли бронзу в 1963-м. Уговаривали и дальше сотрудничать, но мои акробаты стали чемпионами Союза. Получил звание заслуженного тренера СССР, доверили союзную сборную — продолжать с футболистами тогда не было возможности. А степень доцента присвоили в 70-м, когда разработал программу укрепления вестибулярного аппарата космонавтов.

— У вас до сих пор крепкая связь с Эдуардом Малофеевым?

— Да. Он играл в «Динамо» в 1963 году и все ощутил на себе. А когда в 1979-м возглавил команду, в первую очередь пришел ко мне: давайте это дело возобновим.

По движению команда была слабоватой. Работал с ней в Стайках почти ежедневно, а в 80-м сказал Малофееву: не позже чем через два года станем чемпионами — видел потенциал ребят. Малофеев посмеялся: думаешь обойти «Спартак», московское, тбилисское и киевское «Динамо»?

Но мы взяли золото, причем у команды было свое лицо. Как черти летали по полю! К нам на разминки зрителей приходило не меньше, чем на игры. Потому что интересно: сальто, перевороты...

Минское «Динамо» отличали ловкость и скорость. Сейчас это прекрасно воспринимают в Европе. Ко мне приезжала группа руководителей «Андерлехта». Сняли два диска тренировок с дублем «Динамо» и глаза вытаращили: это то, к чему мы стремимся!

Поддерживаю связь с бельгийцами — благодаря тем дискам они проводят международные тренерские семинары. А мы загнали это в угол — при том что являемся начинателями!

…Малофеева отговаривал туда ехать в сборную СССР тренером. Даже не так — был категорически против!

— Почему?

— Потому что Эдик был мужиком... без кожи и зубов. А я знал, что такое Москва — и Колосков, который возглавлял советский футбол. Ох, тот еще жук...

Но Малофеев поехал — и пригласил меня на базу в Новогорск. Пошли в парилку, он стал уговаривать, чтобы я провел пару тренировок со сборной. Отказался. На кой черт терять нервы из-за этих Блохиных и прочих? Я их не знаю, они — меня. Не хочу...

— Малофеев — Лобановский. У них был антагонизм?

— Да. К слову, за год или два до того, как стали чемпионами, в Москве проходила конференция по футболу. Для выступлений давали пятнадцать минут, а мне выделили час. Делаю доклад, а передо мной сидит Лобановский — и очень скептически относится ко всему, что говорю.

А после меня слово держал главный тренер хоккейной сборной Виктор Тихонов. И сказал: мы много работаем над атлетической подготовкой, но то, что сейчас услышал от белорусского тренера... По сравнению с понятиями, которые он изложил, мы живем в каменном веке! А после 82-го Лобановский сразу пригласил в Киев тренера-акробата — Петю Абрамовича.

А вообще киевляне много чего делали... Помню, приехали в Киев — результат той игры был очень важен. А я знал, что там допинг используют, и решил схитрить.

Часа за полтора до матча стоит на стадионе наш Леня Гарай и разговаривает с их начальником команды. Подошел и говорю: Палыч, там приехали двое — брать пробы на допинг. К тебе не подходили? Гарай: понятия не имею. Я: значит, втихую подойдут...

Начальника киевского «Динамо» как ветром сдуло! Спрашивается, куда и зачем резко убежал? Явно что-то делать...

— В союзную пору народ ломился на «Динамо». А теперь не ходит на футбол, за исключением Борисова. Другое время?

— Возможно. Но, откровенно говоря, не вижу, чтобы и СМИ насаждали ажиотаж. Да и в целом сейчас мы пропагандируем не спорт, а спортсмена.

— Разве это большая разница?

— Естественно! Сравните групповые фото молодежи 30-50-х годов с современными. Посмотрите, как люди стоят в кадре.

В 30-е — грудь вперед, гордая осанка! Культ физического развития насаждался и прессой, и довоенным временем — гроза витала в воздухе. В любом случае все хотели быть сильными и ловкими. Когда ввели значки ГТО, их носили, как ордена! У меня был серебряный — отличник второй ступени. Получал его в Кремле, в числе первых двенадцати из Беларуси. А из обязательных нормативов там были очень сложные — вплоть до прыжков с парашютом. И во время войны физическая подготовка возымела громадный эффект на фронте.

А сейчас посмотришь на этих ребят, и страшно становится. Как глисты в обмороке — слабенькие, щупленькие... Я же вижу: приходит к нам студент и ног не поднимает с пола! Все сидят в телефонах, компьютерах. Осанка страдает... Идет симпатичная девчонка — а косолапит, лопатки торчат! Как так?

— На чествовании Белорусской федерации футбола пообщались со всеми, с кем хотели?

— Практически. Приглашают, и это приятно.

— Вас там заметили курящим.

— Ну, покуриваю — серый «Винстон». А раньше «Беломор». И эти, кошмар какие крепкие, без фильтра... «Прима».

Помню, сидели во Франции в ресторане и я их закурил. Подошел официант и серьезно так спросил: марихуана? Нет, говорю. Он в сторонку — пошептаться с другим официантом. Уже вдвоем прибежали: марихуана? Я достаю пачку и показываю. Они за головы схватились...

А сейчас мало курю, но бросить не могу. Да уже и не надо. Зачем?

— Воздух — ваша стихия: в войну были летчиком и начальником парашютно-десантной службы.

— Да. Как-то на высоте 2800 метров вылезал на крыло самолета и подпиливал трос на территории противника. А я уже к тому моменту сбросил 250-килограммовую бомбу. Пилот вел самолет, я же был стрелком-радистом. И еще — штурманом. Ну, полез, пилил... В общем, все обошлось.

А в 1943 году англичане прислали на испытание приспособление для прыжка без парашюта — проблему агентурных прыжков пытались решить и так. Попало это дело к нам в первую воздушную армию. И меня как спортсмена сразу вперед — давай пробуй. Из самолета выбрасывалась брезентовая катушка — 26 метров в длину и два в ширину. Она раскатывалась в воздухе, а самолет опускался на бреющий полет. И вот выхожу на плоскость из кабины и делаю кувырок вперед по этой дорожке. А пока качусь, дальняя часть полотна опускается на метра полтора от земли — и я просто на нее скатываюсь. А чтобы дорожка держалась, в конце нее был конверт, куда набивался воздух. Но потом ее все равно отменили. На полигоне-то нормально, а в боевых условиях стоит конверту зацепиться за пенек — и все, самолет гробится...

— Вы ведь и на земле воевали.

— Да. Так и получил ранение. Когда мы освободили Елец, немцы засели в церкви на правом берегу реки Сосна и вели обстрел из миномета. Меня попросили ликвидировать эту точку.

Взял несколько ребят, подползли к стене. Надо было в бойницу забросить связку гранат РГД. Попросил старшину — здорового такого мужика: дай..