Хан или имам

Может ли Россия, уже привыкшая быть ханством, выдержать превращение в имамат?

В начале 1990-х, когда я еще плотно занимался российскими республиками и их возможной суверенизацией, слетал в Казань для встречи с президентом Минтемером Шаймиевым. Россия уже разрушила Советский Союз, было ясно, что политика превращения Татарстана в «16-ю республику», символом которой стал Минтемер Шарипович, потерпела фиаско. Тем не менее, Шаймиев контролировал политическое и предпринимательское пространство своей республики куда жестче и увереннее, чем Ельцин общероссийское. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на биографии лидеров современного Татарстана. За последние четверть века в республике сменилось всего два президента, Фарид Мухаметшин возглавляет парламент Татарстана с 1991 года (с небольшим перерывом на пребывание на посту премьера), премьер-министров было всего четыре, из которых двое продолжают руководить республикой на постах президента и председателя парламента. Если это – не модель номенклатурной стабильности, то что тогда такое номенклатурная стабильность?

Конечно, тогда, в Казанском кремле, трудно было представить, что шаймиевская система добьется таких впечатляющих результатов и что люди, которых я буду встречать в коридорах власти Татарстана, не покинут свои кабинеты даже спустя десятилетия. Но все равно было очевидно, что татарстанская модель значительно отличается от российской. И я не преминул указать Шаймиеву на эти отличия. Мудрый Минтемер посмотрел на меня лукаво и выразился в том смысле (сейчас я, конечно, в точности не вспомню цитату, но смысл был уловлен), что Татарстан совершенно не обязательно должен меняться под Россию, напротив – это Россия может измениться, если заинтересована в Татарстане. Так, мол, в истории уже бывало.

Не скрою, что тогда я отнесся к этой фразе не очень доверчиво, но запомнил. И спустя годы убедился, что Шаймиев совершенно прав. Интеграция с Татарстаном – и прочими российскими республиками, которые могли соревноваться по уровню контроля власти над обществом с Казанью, стоила России ее демократической перспективы. Уже через несколько лет после нашей беседы с президентом Шаймиевым казанский и московский кремли можно было поменять местами. Никто не заметил бы различий с точки зрения слияния номенклатуры и бизнеса, влияния власти на СМИ и гражданское общество, контроля над избирательным процессом и настроениями населения. Шаймиев не смог добиться независимости своей страны, но одержал над политиками в Москве победу, о которой Казань мечтала, возможно, со дня своего разрушения царем Иваном IV: превратил в Татарстан всю Россию. Кстати, политическая партия региональных «баронов», которую Шаймиев создал и возглавил на закате ельцинской эры и которая уверенным шагом шла к власти в стране в союзе с лужковско-примаковским «Отечеством», так и называлась – «Вся Россия».

На тот момент оставался еще один, не покоренный Кремлем регион страны, – Чечня. Страна, с которой воевали и петербургские цари, и большевики, и Ельцин, и Путин – и только последний, разровняв ее территорию ковровыми бомбардировками и отделив танковым рвом от остальной России, привел к относительному послушанию хотя бы тот клан, который пообещал ему контролировать остальные. Для успокоения мятежного горного края пришлось разрешить этому клану действовать по своему усмотрению как на территории самой республики, так и за ее пределами, закрывать глаза на уничтожение политических противников, контроль над «своей» диаспорой и ее финансовыми потоками – словом, на превращение Чечни в государство в государстве. И все же это еще был не Татарстан. Потому что Россия продолжала жить своей жизнью, а Чечня – своей.

Гибель Бориса Немцова все это изменила, вне зависимости от подлинной степени причастности чеченских «силовиков» к убийству этого политика. Сама идея хладнокровного уничтожения неугодного оппонента буквально под окнами главы государства – родом из Грозного, а не из Москвы. И если согласиться, что эта идея имеет право на существование и акцептируется центральной властью, тогда уже очень скоро Чечней станет вся Россия. Это и будет плата за интеграцию и послушание непокорного региона – плата, которую завоеватель вынужден отдать покоренным рано или поздно.

У Владимира Путина действительно непростой выбор. Он должен решить, кем ему быть – Шаймиевым или Кадыровым, московским ханом или кремлевским имамом. И ханством он управлять так или иначе научился, потому что именно ханство получил в наследство из рук Бориса Ельцина. А управление имаматом – это куда более сложная и кровавая наука, которой придется учиться на ходу, беспощадно избавляясь от противников, щедро одаривая опричников, не оглядываясь на международную репутацию и экономические последствия своей политики. Другой вопрос – может ли Россия, уже привыкшая быть ханством, выдержать превращение в имамат.

Виталий Портников, «Радио Свобода»