Бессрочно

Международные трибуналы нужны, чтобы отделить Добро от Зла, чтобы именно в мировом масштабе дать четкий ответ, что существуют деяния, которым нет прощения.

Когда судят пожилого человека, всегда есть соблазн надавить на жалость. Ну, вот сидит он перед вами, этот седой и совсем не страшный дядька, а вы судите его, говорите что-то грозными голосами, стращаете казнями египетскими. А вот попробовали бы вы с ним поговорить в таком тоне лет 20 назад! Неизвестно, кому в тот момент страшнее было бы.

Но двадцать лет назад разговор не состоялся. Он был отложен на годы, и только теперь появилась возможность свести счеты. Такая же мысль постоянно возникает, когда на свет божий из какого-нибудь дома престарелых извлекают 96-летнего бывшего старшего помощника младшего дворника из фашистского концлагеря и вот этому, стоящему одной ногой в могиле, деду начинают вменять все преступления нацизма. Деду теперь куда лучше знаком Альцгеймер, чем Гиммлер, но правосудие должно свершиться, и оно свершается. И не приходя в сознание, дед получает возмездие.

История с Караджичем чем-то на все это похожа. Правосудие – славная штука, но свершаться оно должно как можно скорее. Спустя десятилетия многим становится просто все равно. Жертвы давно похоронены, их родственники зачастую тоже не доживают до дня справедливого суда. Карта мира поменялась, поменялась и политическая ситуация. Так есть ли высший смысл в подобных процессах? Но я скажу вам, что смысл есть. И высший и частный.

Во-первых, не такой уж Караджич и старик. 70 лет – не старость. А выглядеть плохо можно и в 40 лет. В 70 лет многие продолжают править странами и народами, и если бы довелось, то и Караджич правил бы. И еще неизвестно, сколько народу за время его возможного правления успели бы проклясть и самого Караджича и весь его род до двадцатого колена.

А, во-вторых, высший смысл состоит даже не в том, чтобы осудить на какой-то срок какого-то конкретного человека. Кровавые преступники, тираны и деспоты, люди, отправившие на тот свет множество других людей лично или благословившие массовые убийства – сами перестают быть просто подсудимыми. Они превращаются в символы. В символы насилия, в символы несправедливости и бессердечия. Суды и трибуналы судят уже не их, а судят их деяния. Судят вот это самое стремление убивать, издеваться, уничтожать людей целыми деревнями и поселками, преследовать кого-то только из-за его веры или национальности, а иногда и просто потому что насилие доставляет преступнику удовольствие и укрепляет его власть.

Именно для того и нужны международные трибуналы, чтобы отделить Добро от Зла, чтобы именно в мировом масштабе дать четкий ответ, что существуют деяния, которым нет прощения и у которых нет срока давности. Война в Югославии была жестокой взаимной резней. И на мой взгляд, если и была разница между преступниками с каждой из сторон, то заключалась эта разница лишь в математическом количестве истребленных ими жертв. Но назвать это все преступлениями необходимо. И назвать имена преступников тоже. Пускай и прошло уже столько лет.

Антон Орехъ, «Эхо Москвы»