В руках архивистов оказались письмо Шагала, легендарный «Купаловский нож» и многие другие ценные экспонаты.
Сегодня в Беларуси отмечают День архивиста.
Tut.by расспросил тех, кто собирает историю по крупицам, о самых необычных и неожиданных находках в их практике, а Белгосархив кинофотофонодокументов помог с фотографиями.
Сотрудники Центрального архива Октябрьской революции БССР за работой. Минск, 1936 год. В качестве иллюстрации здесь и далее использованы фотографии, предоставленные Белгосархивом кинофотофонодокументов.
Ценные фотопленки, выброшенные на мусорку
— Этой весной в интернете прочла, что житель Орши был в командировке в Витебске и нашел возле мусорного контейнера большой пакет с пленками, — припоминает недавнюю необычную находку Елена Гриневич, замдиректора Белгосархива кинофотофонодокументов, что в Дзержинске.
Архивисты нашли координаты человека, который согласился передать им найденные пленки. Оказалось, что кто-то выбросил на мусорку фотонегативы со съемкой Витебска за 1950−1960 годы.
— Это видовые снимки города. Уверена, что Витебск изменился за столько лет и что такие фотографии будут интересными. Еще мы надеемся, что найдем автора этих фото, — говорит Елена Гриневич.
Архивисты уверены: люди могут отыскать необычное и ценное для истории даже в своем доме.
— Как-то позвонила женщина. У нее дома оказалась семейная фотография начала века. Как сохранилась? Она использовалась как подставка для иконы. И вот, когда продавали дом, люди обнаружили фото родственницы, прабабушки, из Слонима. Любопытное фото передали на хранение к нам в архив.
«Жена завернула архив в клеенку, закопала и так сохранила»
Анна Жукова в архивном деле - с 1982 года. Говорит, что когда-то у архивистов только и было помощников, что ручка да бумага. Зато раньше больше находилось довоенных документов.
— Когда такие в руках держишь — чувствуешь трепет, — рассказывает собеседница.
Сейчас она — ведущий архивист в Национальном академическом Большом театре оперы и балета. Она говорит: порой встречаются такие документы, глядя на которые не веришь, что они могли сохраниться.
— Как-то я слушала по радио передачу, выступал наш белорусский писатель Владимир Дюба. Он говорил про такого белорусского поэта — Рыгора Папараць. Сказал, что встречался с его вдовой, у которой остался архив поэта. Мы взяли это на заметочку, я связалась с Дюбой, — рассказывает Анна Жукова, которая в те годы работала в архиве-музее литературы и искусства. — И оказалась такая история. Рыгор Папараць учился в нашем университете, потом в Ленинграде, состоял в «Маладняке». А в 1937 году его арестовали. Жена его, балерина, и родители собрали все деньги, золотые украшения и выкупили его у НКВД, где его держали полгода, пытали. В НКВД согласились отпустить Рыгора Папараць за выкуп при одном условии: он никогда больше не будет заниматься литературой. Он выехал в Холопеничский район, работал в школе. Его вторая жена во время войны сохранила его архив: завернула в клеенку и закопала. Рыгор Папараць прожил мало, умер вскоре после войны. А вот так, совершенно случайно, документы, которые сохранила его жена, попали в архив.
Случаются у архивистов и неожиданные находки вроде таких:
— Был у нас такой артист в Купаловском театре, Былич. Когда театр возвращался из эвакуации из Томска после войны, то в поезд, в котором ехали артисты, попала бомба, и кое-кто погиб, в том числе он. А через много-много лет его племянница принесла архив Былича, где оказались еще и рисунки его. Никто не думал, что это сохранилось.
Найти письмо Шагала
Искусствовед Надежда Усова — ведущий научный сотрудник отдела научно-просветительской работы Национального художественного музея. На вопрос о необычных находках она тут же говорит:
— Конечно, были! Мне посчастливилось найти письмо Шагала.
Было это в середине девяностых, когда собеседница работала в Белорусском государственном архиве-музее литературы и искусства.
— В этот архив передали личное дело искусствоведа Сендера Давыдовича Палееса. Он был ученым секретарем нашего музея в 1950-е годы. Была огромная картотека по художникам, которую он собирал долгие годы. Но у Сендера Давыдовича был абсолютно неразборчивый почерк, — рассказывает Надежда Усова. — Пригласили искусствоведа, помочь прочитать фамилии художников. И вот, работая с его архивом, я внезапно обнаружила странный листочек бумаги — небольшой, желтый, на котором было написано: «Дорогой Юрий Моисеевич! Как поживаете?..» Дальше текст и подпись — Марк Шагал. Я была удивлена, потому что у Шагала с Минском мало общего.
Потом мы с директором архива Анной Вячеславовной Запартыко изучили этот вопрос, и выяснилось, что это письмо происходит из довоенной картинной галереи Юрия Пэна в Витебске, которая в войну была эвакуирована. Архивные фонды, видно, рассеялись, и после войны письмо попало к Палеесу, нашему музейному сотруднику. Это письмо 1926 года, в котором Шагал приглашает Пэна приехать в Париж, просит попытаться через сестру переправить туда его картины, которые остались у Пэна. Чрезвычайно интересное, хотя и короткое, послание. Это было совершенно неизвестное письмо, которое теперь вошло в биографии и Шагала, и Пэна. Поскольку Витебск будет восстанавливать галерею Юрия Пэна, думаю, там это письмо сыграет свою роль в экспозиции.
Зачастую одни находки порождают другие. Так, исследовательница нашла родственников Палееса, эмигрировавших в Нью-Йорк, а у них обнаружилась фотография Репина, сделанная в Витебске фотографом Сигизмундом Юрковским — редкий подписной подлинник, который они передали в музей. Есть и история о том, как интернет помог отыскать, кто же изображен на портрете «неизвестной в розовом платье» польского живописца Болеслава Чедеховского 1928 года, который давно уже хранится в фондах Национального художественного музея.
— И никто не узнал бы, наверное, имя неизвестной, если бы в Польше не оцифровали светский журнал 30-х годов. Польский поисковик по имени художника выдал страницу из журнала, в котором был опубликован в черно-белом варианте этот же портрет. Так нам стала известна фамилия изображенной на нем госпожи Элены Хлаповской, супруги польского посла в Париже.
Однако развитие интернета может сыграть и не очень хорошую службу для архивистов будущего. Хотя бы потому, что, живи Марк Шагал в наши дни, с Юрием Пэном он наверняка бы переписывался по электронной почте.
— Бумажные письма, которые мы сегодня можем читать, отмирают… И это печально для исследователей повседневной культуры нашего времени, потому что им придется основываться только на блогах и каких-то журнальных публикациях и интервью, и это, конечно, катастрофа, — заключает музейный работник.
«Купаловский нож» из эмиграции
Кандидат исторических наук Наталья Гордиенко работает в Белорусском государственном архиве-музее литературы и искусства. Кроме того, много трудится над исследованием эмигрантов. Она припоминает, что имела отношение к возвращению некоторых ценных вещей из эмигрантских коллекций и архивов в Беларусь.
— Известно, что в архивах эмигрантов можно найти очень важные белорусские раритеты. Интересна и сам их судьба - то, каким образом попадают рукописи и ценные для белорусской культуры вещи на запад, в эмиграционные сборы. В 2014 году мне удалось поучаствовать в возвращении в Беларусь эмиграционных сборов автографов Янки Купалы, Владимира Жилки.
Автографы Янки Купалы попали на Запад с семьей белорусского писателя Лявона Савёнка. Рукописи оказались в семье под конец Второй мировой войны. Наталья Гордиенко рассказывает:
— Советские или белорусские архивные сборы немцы вывозили, разбирали их в городе Рациборы в Польше. Существовал целый Центр по изучению большевизма, к разбору архивов привлекали беженцев из советских территорий. Увидев среди архивных бумаг автографы Янки Купалы, белорусские эмигранты решили потихоньку их вынести. Таким образом архивы сохранились, потом вместе с семьей Савёнков переехали в Соединенные Штаты Америки. Потом архивы попали в Белорусский институт науки и искусства в Нью-Йорке, а уже из его сборов попали ко мне. Сейчас они переданы в Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства.
Возвращение документов стало возможным благодаря контактам с эмигрантами. Наталья Гордиенко объясняет: нельзя сказать, что возвращаются архивы из эмиграции массово, но такое движение есть. Началось оно с 1990-х, когда архивы потихоньку стали передаваться в Беларусь.
Вместе с бумагами Янки Купалы все-таки попал в Беларусь и предмет быта белорусского классика.
— Попал к нам и легендарный «Купаловский нож». Он был найден одним белорусом на пепелище дома Купалы во время оккупации и вывезен на Запад. Причем люди, которые были знакомы с семьей Купалы, утверждали, что именно такой нож они видели в быту поэта. Они объясняли: этот нож для бумаги лежал на столе Купалы. Нож попал сначала в Германию, потом в Соединенные Штаты Америки, где оказался в руках эмиграционного белорусского писателя Михася Ковыля. А он передал нож в Белорусский институт науки и искусства. Причем некоторые люди из эмиграции верили, что это именно тот нож, которым Купала пытался сделать самоубийство. Доказать это не удалось, но нож с такой историей сейчас хранится в нашем музее.