Для перемен часто недостаточно просто убить Дракона или дождаться его смерти.
Смерть Фиделя Кастро вызвала противоречивые эмоции, главной из которых стало ожидание неминуемых перемен. Логика этого ожидания проста – после смерти диктатора такого масштаба обычно обесценивается и его наследие и что-то неизбежно меняется. В качестве доказательства такого тезиса обычно приводятся события, которые последовали в Советском Союзе после смерти Сталина или в Китае после смерти Мао. Хотя коммунистический режим в СССР после смерти Сталина просуществовал еще почти четыре десятилетия, а Компартия Китая сохраняет власть и спустя четыре десятилетия после смерти Мао, тем не менее постсталинский и постмаоистский режимы, мягко говоря, непохожи на режимы своих предшественников.
Но перемен на Кубе жители этого острова могут и не дождаться. Не дождаться по целому ряду причин. Самая важная из них связана как раз с идеологией острова братьев Кастро. Мы привычно воспринимаем Кубу как коммунистическое государство, коммунистическую идеологию – как рудимент, и считаем, что авторитет Кастро был единственным, что сохраняло влияние этой идеологии в целости и сохранности. Но это – отнюдь не так. И чтобы понять всю сложность перемен на Кубе, стоит обратиться к опыту другого коммунистического государства, сохранившегося после исчезновения СССР и реформ в Китае – Северной Кореи.
После смерти Ким Ир Сена у многих были примерно те же ожидания, что и сейчас, когда умер Кастро. Что перемены неизбежны, что сын «великого вождя» не сможет удержать власти, что только авторитет Ким Ир Сена позволял сохранить в неприкосновенности корейский коммунизм. Но сегодня у власти уже внук Ким Ир Сена, режим никак не изменился, не пошел ни на какие реформы, стал более жестким. Как же так?
А так, что никакого коммунизма в Северной Корее уже давно нет, а может быть, и не было никогда. Коммунистические режимы рухнули именно там, где они были настоящими и опирались на марксистско-ленинские догмы. Собственно, коммунистические партии в Китае и странах Индокитая сохранили власть во многом потому, что изначально были не столько коммунистами, сколько националистами, «красным» ответвлением антиколонизаторского движения – неслучайно Компартия Китая и Гоминьдан, спасшийся на Тайване, до сих пор имеют схожее отношение к вопросу территориального единства страны.
Ким Ир Сен получил власть из рук советских и китайских коммунистов. Но последовательно избавлялся от сторонников обоих «братских партий», чтобы приступить к строительству монархического семейного режима. Идеология Маркса и Ленина в Северной Корее отошла на второй план, а на первый выдвинулась идеология «чучхе», сутью которой оказалось религиозное почитание вождя и его семьи. Ким Ир Сен стал для своих подданных новым Буддой, богом во плоти – и именно поэтому его смерть не значила для жителей Северной Кореи крах режима, наоборот – она стала еще одним шагом к упрочению власти Кимов. При этом нужно понимать, что Ким Ир Сен полностью переписал историю КНДР, так что жители этой страны ничего не знают о капитане Красной Армии, которому Сталин решил доверить управление Кореей, ни о фракционной борьбе в политбюро Трудовой партии Кореи, ни о коммунистическом движении в Корее, к которому Ким Ир Сен не имел ровно никакого отношения вплоть до своего появления в стране в советском обозе. И эта мифологизация тоже содействовала укреплению режима: жители КНДР живут в совершенно фантастическом государстве, прошлое которого – не меньшая для них загадка, чем будущее.
С Фиделем еще интереснее. Подлинной истории Кубы не знают не только ее жители, но и многие иностранцы, оценивающие вклад Кастро в мировой коммунизм. С точки зрения этих людей, 1 января 1959 года на Кубе произошла коммунистическая революция. Но уже само это утверждение – полная ерунда. Никакой коммунистической революции на Кубе никогда не было. 1 января 1959 года кубинский диктатор Батиста был свергнут жителями Гаваны, к власти пришло переходное демократическое правительство. Коммунисты не играли никакой серьезной роли в этом процессе. Не играл в нем никакой серьезной роли и Фидель. Да, его партизанский отряд действительно вел борьбу с властью – но такие партизанские отряды в странах Латинской Америки воюют десятилетиями и никакого серьезного успеха не добиваются. Если бы не крах режима Батисты и ослабление государства как такового, молодчики Кастро никогда не появились бы в Гаване, а он не получил бы шанс подменить собой новое демократическое руководство Кубы. Но и это еще не все. Партизаны Кастро не были коммунистами, а сами коммунисты поддержали его только на последнем этапе борьбы с Батистой. Но и эта поддержка не так много значила. Потому что коммунисты поддерживали в те годы многих. В начале 40-х, например, они поддержали Батисту, который благодаря в том числе и этой поддержке смог сформировать правительство страны. Один из лидеров коммунистов, Карлос Рафаэль Родригес, стал у Батисты министром без портфеля. Именно этот Родригес в жестких выражениях осудил от имени партии штурм казармы «Монкада» – один из мифологизированных кастровских «подвигов Геракла». И именно этот Родригес в июле 1958 года примкнул к Кастро в горах Сьерра-Маэстра. Для кубинских коммунистов сотрудничество с Батистой или Кастро было вопросом политической конъюнктуры. Как, собственно, для Кастро – сотрудничество с коммунистами.
Никакого отношения ни к коммунистической партии, ни к коммунистической идеологии Фидель не имел, никакого понимания марксистских догм – тоже. Кастро был заурядным повстанцем-радикалом, жаждавшим власти. Как и любой латиноамериканский путчист, он мог стать кем угодно – в зависимости от конъюнктуры. И когда понял, что от Соединенных Штатов помощи ему ждать не приходится, решил объявить себя коммунистом. Но тоже очень осторожно. Ведь первой правящей партией Кубы стали «Объединенные революционные организации», в которые вошла в качестве одного из основателей «настоящая» Компартия Кубы. Кастро как лидер другой – именно что другой – организации-основателя – «Движения 26 июля» – стал первым секретарем этой партии, а генсек Компартии с 1933 года Блас Рока – членом ее Национального руководства. А в 1965 году правящая партия была переименована в Компартию Кубы. Но настоящие коммунисты в ее руководстве ведущей роли никогда не играли. Более того, уже в 1968 году Кастро расправился с ветеранами Компартии Кубы, которые в надежде на поддержку Москвы выступили с критикой его левацких подходов к политике. Кастро для этих ортодоксальных коммунистов был троцкистом – и они, пожалуй, были правы, так как Фидель был буквально обуреваем гигантоманией и жаждой власти и влияния далеко за границами Кубы. Москва не помогла, бывшие узники Батисты оказались в тюрьмах Кастро. Карлоса Рафаэля Родригеса среди них не было, старый конъюнктурщик оставался связным с Москвой. И понятно почему: после Карибского кризиса и выведения советских ракет с Кубы Кастро, с которым никто даже не советовался о действиях Кремля, возненавидел Советский Союз. Он очень хотел этих ракет, они превращали его из марионетки в игрока. В Москве знали об этой ненависти. И поэтому Кастро был нужен кто-то, кто мог бы убедить советских хозяев в его лояльности. Но в любом случае то, что он устроил на Кубе – это диктатура пиратской банды, маскировавшаяся под коммунизм.
Еще одним важным обстоятельством, которое содействует такой диктатуре, является селекция населения. В Корее, как известно, была война между севером и югом, сопровождавшаяся перемещением больших масс населения. Многие люди, которые не хотели жить под коммунистами, ушли на юг. С Кубы было несколько массовых исходов, так что по ту сторону от острова находится «вторая Куба» с центром в Майами – почти та же Южная Корея, только интегрированная в США. В результате и династия Кимов, и династия Кастро получили в свое распоряжение население, акцептирующее диктатуру. Да, Куба недалеко от США, ну так и Северная Корея недалеко от Южной.
Для перемен, как известно, недостаточно убить Дракона или дождаться его смерти. Важно, чтобы все, кто окружает чудище, не были его порождением.
Виталий Портников, «7 дней»