В Беларуси есть люди, готовые давать показания по громким исчезновениям.
Человека, который владеет информацией о громких исчезновениях прошлых лет и готов сотрудничать со следствием, не хотят выслушать ни в Генеральной прокуратуре, ни в Следственном комитете.
Пару недель назад он зашел в редакцию «Народной Воли», пишет журналистка издания Марина Коктыш:
Он не скрывает своего имени. Говорит, что работал старшим оперативным сотрудником уголовного розыска Вилейского РУВД, имеет звание майора.
«Я знаю, что к исчезновениям Юрия Захаренко, Анатолия Красовского, Виктора Гончара и Дмитрия Завадского приложил руку ряд сотрудников Комитета госбезопасности Минской области, которые занимались их прослушкой, – спокойно рассказывает Александр Михайлович. – Эту информацию я получил от достоверного источника, который сам работал в этой структуре, хорошо знает всю систему и готов дать показания, если его информация действительного кого-то интересует… С журналистами этот человек общаться не готов, но работать напрямую со следователями не против.
Накануне исчезновений слушали всех – и Захаренко, и Гончара, и Красовского, и Завадского… Некоторые из тех, кто имеет некоторое отношение к ликвидации этих людей, сейчас уволены. Но я знаю, как их найти. И знаю, что этим людям есть что рассказать. Не все, конечно, но некоторые готовы говорить – я это знаю точно…
Тех людей, которые занимались прослушкой и обладают важной, на мой взгляд, для следствия информацией, никто никогда не проверял. Они, кстати, работали при помощи беспроводной прослушки».
Со своей информацией Александр не сразу пришел в «Народную Волю». До этого он успел побывать в администрации Лукашенко и даже в Генпрокуратуре.
«Я обратился в Администрацию президента, чтобы в некоторой степени подстраховать себя, – говорит он. – Написал, что у меня есть некоторые сведения о громких исчезновениях, мне известна информация о тех, кто имел отношение к этим похищениям. Мои письма переадресовали в Генпрокуратуру. На свое первое заявление ответа я так и не дождался. Когда обратился второй раз и сказал, что готов обнародовать эту информацию, мне порекомендовали написать повторное обращение.
На днях звонил в Генпрокуратуру,чтобы узнать о судьбе своего второго послания. Мне сказали, что его подшили в надзорное производство – как и первую бумагу. Ни на допросы, ни на опросы, ни просто на разговор меня никто приглашать не стал. Хотя я надеялся, что информация заинтересует правоохранительные органы, но увы…
Когда понял, что идти по инстанциям тяжело, я решил связаться с родственниками пропавших. Говорил по телефону со Светланой Завадской, потом обратился к Зинаиде Александровне Гончар…
Почему я заинтересовался темой пропавших? Мы с Юрием Николаевичем были соседями – километров в пяти от его материнского дома находится деревня моей бабушки, я знал его…»
На вопрос, почему ушел из органов внутренних дел, Александр отвечает: из-за проступка.
«Уволился в конце девятостых, – немного рассказывает о себе Александр. – Меня привлекли к ответственности за мошенничество, я год отсидел. Сейчас судимость у меня погашена. На учете в психоневрологическом диспансере не состою – если надо, могу даже справку принести…»
В конце сентября председатель Следственного комитета Иван Носкевич на учебно-методическом семинаре, посвященном вопросам расследования преступлений прошлых лет, заявил: «Расследование таких преступлений – одно из приоритетных направлений деятельности ведомства. Установить истину даже спустя годы – дело чести для нас, правоохранителей».
Но вот есть реальный человек, который владеет какой-то информацией по резонансным делам прошлых лет, но следователям, получается, до него нет никакого дела?
Я специально уточнила в Генеральной прокуратуре: действительно ли обращение Александра связано с темой громких исчезновений? И получила утвердительный ответ: есть такая переписка.
Почему обращение Александра досконально не проверили, не направили в Следственный комитет, в производстве которого находятся эти уголовные дела?
Оказалось, потому, что Александр – не участник уголовного процесса, он просто человек, который якобы о чем-то осведомлен.
А если вдруг окажется, что этот человек действительно может сообщить следствию какую-то важную информацию, которая если не приблизит финал расследования, то хотя бы поможет сложить недостающий фрагмент пазла?
А если точно такое же обращение напишет человек, который, скажем, видел, что случилось с Красовским и Гончаром – ну вот просто стоял за деревом, сидел в припаркованном авто, наблюдал, много лет молчал, а теперь решил рассказать? Может же и такое быть! Выходит, в свидетельствах тех, кто не является участником уголовного процесса, следователи не заинтересованы?
Возникает вопрос: почему?
Есть жесткая команда спустить эти уголовные дела на тормозах?
А может, следователи все-таки уже достоверно знают, как и что происходило на самом деле, знают всех, кто к этому причастен и как были распределены их роли, и поэтому недостоверные показания, не имеющие отношения к резонансным исчезновениям, сразу отметают, чтобы не засорять материалы дела лишней информацией?
Тогда почему об этом прямо не заявить, зачем устраивать цирк с якобы идущим расследованием?
Или вот другой яркий пример.
Дело телеоператора Дмитрия Завадского, который больше 17 лет назад пропал не по своей воле, было приостановлено еще десять лет назад.
«Все это время проводятся только так называемые розыскные мероприятия, – говорит вдова Дмитрия Светлана. – И их проводит не прокуратура, не следствие, а сотрудники милиции. Получается, что в период, когда дело приостановлено, должно произойти нечто такое, что позволило бы им дело возобновить. Но за все эти годы никаких оснований для возобновления дела они не нашли!»
Хотя повод для возобновления дела или хотя бы оперативной проверки давала сама Светлана! Несколько лет назад в одном из своих интервью она рассказала, что на нее вышел человек, который служил в воинской части 3214 и, судя по его словам, сам принимал участие в одной из операций по устранению людей.
«В то время этот парень был в бегах и утверждал, что участвовал в подобной операции в 2007 году, – говорила Светлана. – «Эскадрон смерти» действовал все время, просто не все похищенные и убитые были политиками или журналистами, что привлекает внимание. Кстати, еще после первых исчезновений по официальным телеканалам оглашали статистику исчезновений – вроде как куча народу пропадает, и никаких следов. Так вот тот человек говорил, что в один день с Завадским на Северном кладбище под уже существующими могилами закапывали еще троих».
Думаете, после этого интервью на Светлану Завадскую вышел следователь Юрий Варавко, который ведет дела о громких исчезновениях, или его помощники и спросили, как связаться с этим человеком? Нет. Тишина! Будто и не было этого интервью. Как будто и не отслеживает Следственный комитет публикации в СМИ на эту тему, ничего не видит и не слышит!
Но при этом, следует заметить, каждые три месяца рапортует, что какие-то оперативно-следственные действия ведутся, расследование дел продолжается, – например, мать Юрия Захаренко и родственники Анатолия Красовского регулярно получают подобные отписки.
В свое время дела о громких исчезновениях были на личном контроле у Лукашенко – об этом не раз заявлял один из бывших министров внутренних дел Владимир Наумов. Вопрос риторический, но все же: а кто сегодня регулярно отчитывается перед Лукашенко о том, как ведется расследование этих дел? И отчитывается ли?..
Кто-нибудь слышал, чтобы нынешний глава МВД Игорь Шуневич хоть раз высказался о том, как идет расследование дела его коллеги и предшественника на посту главы МВД генерала Юрия Захаренко? Или председатель Следственного комитета Иван Носкевич – ведь ни слова в эфир из его уст о Захаренко, Гончаре и прочих резонансных исчезновениях с того вышеупомянутого семинара о расследовании дел прошлых лет не просочилось!
Шарахаются генералы при высоких должностях от этой темы, как черт от ладана!
Во времена своего депутатства генерал Валерий Фролов (царство ему небесное!) предложил «палате представителей» создать специальную парламентскую комиссию по изучению обстоятельств громких исчезновений. Палата эту инициативу забодала, однако поддержала депутатский запрос на имя тогдашнего генпрокурора Виктора Шеймана. Ответ, конечно, был довольно формальным – трудно было получить что-то другое от человека, чье имя также фигурирует в материалах уголовного дела. Однако правозащитники говорят, что и в этом документе были некоторые любопытные моменты…
Сейчас в Беларуси другой генпрокурор. Возможно, не очень смелый, застенчивый и предельно осторожный – как в своих поступках, так и в формулировках. Найдутся ли сегодня среди так называемых депутатов те, кто возьмет на себя смелость инициировать если не парламентские слушания по поводу громких исчезновений прошлых лет, то хотя бы депутатский запрос, в том числе и на имя Александра Конюка? Ведь последняя официальная информация по громким исчезновениям, полученная от следствия, – это копия постановления о приостановлении уголовных дел Гончара и Красовского за подписью известного в прошлом следователя Владимира Чумаченко. Кстати, бумага весьма информативная.
Я просила руководителя пресс-службы Следственного комитета полковника Сергея Кабаковича посодействовать в интервью со следователем, а теперь уже начальником отдела центрального аппарата Следственного комитета Юрием Варавко. Вначале предложение вроде бы было воспринято позитивно, однако после ряда необходимых согласований последовал холодный отказ: «Нецелесообразно…»
Никто не просит того же Варавко или Носкевича раскрывать тайну следствия и сообщать мельчайшие детали расследования. Однако с момента исчезновений Юрия Захаренко, Виктора Гончара и Анатолия Красовского прошло больше 18 лет. Что сделано за эти годы? Какие версии сейчас рассматриваются следствием как основные? По каким причинам было приостановлено дело Завадского? Взаимодействует ли следствие с родственниками исчезнувших политиков или нынешний следователь до сих пор не знаком с женами пропавших и ни разу с ними не встретился? Есть ли судебная перспектива у данных дел?
Одним словом, вопросов накопилось немало. В том числе и к следствию.
Вот только кто и когда на них ответит?..