Белорусский Да Винчи: 15 потрясающих картин Язэпа Дроздовича

Дроздович – это глыба, которую еще предстоит изучать и изучать.

«Художник, астроном и литератор, погибший в нищете гений, слава которого настигла его, как это часто бывает, только после смерти», - издание kyky.org рассматривает работы великого художника Беларуси – Язэпа Дроздовича – человека, который познал вселенную, но не был принят на родине.

– Наследие на самом деле грандиозное, – говорил о работах Юрий Малаш, исследователь творчества художника. – Но оно известно в общих чертах, несколько специалистов в Беларуси знают об этом удивительном феномене, который все еще ожидает своего времени. Но это громаднейший пласт! Правда, разбросан он по нескольким музеям, рукописи хранятся в Центральной научной библиотеке. Как их собрать? Ведь Дроздович может стать брендом Беларуси, как Чюрлёнис для Литвы, Пиросмани для Грузии. Беларусам есть, что показать современному миру. Дроздович – это глыба, которую изучать и изучать.

Рассматривая во многом печальную судьбу Язэпа, удивляешься необыкновенному таланту этого человека, его свету, но вязким осадком остается одна мысль: в какой странной стране мы живем.

Сказочное детство в семье обедневшей шляхты

Дроздовича считали, мягко говоря, эксцентричным – не от мира сего, как это часто бывает с гениями, с теми, кто одарен свыше. Он имел хорошее образование, мог прожить спокойную жизнь, но предпочел вместо этого до конца жизни скитаться по родным местам – по Дисненщине. Дроздовича не признали при жизни, и только сейчас он становится значимой персоной нашей культуры. В других странах его называли белорусским ответом Да Винчи, а в Беларуси художник, писатель, педагог, археолог и астроном в одном лице прозябал в неизвестности и умер, начав много пить и потеряв всякую волю к жизни.

Родился Язэп на хуторе Пуньки в Глубокском районе Витебской области. Место это не сохранилось, сейчас там уже шумит лес. «Среди боров и верасов в семье бедных безземельных арендаторов», – писал о своем детстве художник. Существуют записи, о том, что Дроздовичам когда-то присвоили дворянский титул, но к 1888 году они считались нищими шляхтичами. Они арендовали земли у богатых односельчан, работали на земле, собирали урожай, платили хозяину, излишки продавали. После смерти отца семейства мать с детьми отправилась скитаться по Дисненщине. Считается, что это сильно повлияло на будущего художника – проникшись красотой родных земель, он захотел запечатлеть все это в красках. Да, и несмотря на то, что время для семьи было явно тяжелое, Юзефа Дроздович всеми силами прививала детям чувство прекрасного, учила их грамоте, читала с ними белорусские сказки.

Язэп еще в детстве проявил склонность к искусству. В 1906 году он поступил в Виленскую школу рисования, где его учил известный профессор искусств Иван Трутнев. С того же времени молодой Язеп опробовал на себе долю странствующего отшельника: за два года обучения он ни разу не появился дома. Скучая по матери, он не навещал ее, понимая, что кормить лишний рот будет нечем. Вместо этого юный художник путешествовал со своим наставником, который привил ему любовь и к археологии, проводил много времени в Виленской библиотеке. С этим местом связан интересный факт, повлиявший на жизнь Дроздовича: потолок этого места был отделан картами звездного неба и рисунками планет Солнечной системы. Так Язэп Дроздович и влюбился в астрономию. Его начал манить космос, неизведанные миры. Когда он уже после школы делился своими мечтами с мамой, он смеялась и говорила: «Учись тогда и познай космос».

Пацифист и тиф

После школы Язэп искал себя. Он сотрудничал с редакцией беларуской газеты «Наша Нива», занимался книжной графикой. Оформил «Беларуский календарь на 1910 год», рисовал иллюстрации для книги поэтессы Констанции Буйло «Курганная кветка» по рекомендации самого Купалы.

И примерно в то же время сам начинает публиковаться. Его книга «Вялiкая шышка, або Вар'ят без вар'ятства», которую начал еще в годы учебы, получила положительные отзывы. Выходит его повесть «Гарадольская пуща». Так Дроздович стал литератором, хотя и относился к этой сфере искусства скептически. Все из-за друга Максима Танка, который отказался публиковать поэму Язепа «Трызна жыцця» и отбил у Язэпа желание заниматься литературой.

Язэпа призвали в армию, как раз когда начиналась Первая Мировая. Язэп пишет: «Придут времена, когда большая часть жителей нашей планеты откажется от участия в войнах. Откажутся от этого искусственно узаконенного сильными мира сего через власть свою над людьми деяния, толкающего миллионы людей на убийства. И всю технику, и достижения наук ни на проливание крови, а на обратное. На поддержку жизни, чтобы она была здоровой, высококультурной, разумной и красивой». От войны его спас, если можно так выразиться, тиф. Из-за болезни его отправили домой, на Дисненщину, в село Германовичи – тут он готовится к смерти, но она его минует.

Сложная жизнь учителя

Но даже отходя от болезни, Дроздович занимается делом. Обустраивает культурную жизнь в Германовичах, создает крупный кооператив, библиотеку и любительский театр. Издает графическую серию «Дисненщина», в которой увековечивает образы природы и замков этих мест.

В 1919 году Язэп узнает о создании Советской Социалистической Республики Беларусь и отправляется в Минск, где начинает работать художником в литературно-издательском отделе Комиссариата просвещения, участвует в создании первого в Советской Беларуси букваря, бесплатно помогает «Белорусской хатке» и Белгостеатру. В это же время пишет много рисунков Минска. Они остались, практически, неизвестны, но ценны: мало кто рисовал Свислочь и ее окрестности, как художник Дроздович.

В августе 1919 года в Минск приходит польская армия. Язэп остается в городе, преподает в первой Минской белорусской гимназии. Но жизнь учителя никогда не была легкой: художник в то время мало рисует, живет в чулане и спит на сундуке, укрываясь шинелью. Денег, которые он получает, не хватает даже на хлеб. Но даже бедствуя, Дроздович умудряется заботиться о детях. В архивах есть его письмо в аналог Министерства образования, в котором он просит приобрести для 100 учеников гимназии рисовальные принадлежности.

Через год Дроздович все же решает, что хочет покинуть Минск, но в 1920 году меняется власть, воссоздается ССРБ, и Язэп вновь берется за дело. Но случается беда: тяжело заболевает его 70-летняя мать. Дроздович отправляется домой, но заключенный Рижский договор закрывает ему дорогу в Минск навсегда, и ему приходится осесть в Западной Беларуси. Он ухаживает за больной матерью, но вскоре Юзефа умирает. После ее смерти изменяется сам Дроздович, он забывает о столичной жизни, перестает интересоваться политикой. 33-летний Язэп открывает начальную школу, которая первой в стране ведет обучение на мове, потом – библиотеку и любительский театр.

Полесье и первый портрет Франциска Скорины

В 1924 году художник устролися учителем рисования в Радошковичскую школу. Но тут «слишком вольнодумный» Дроздович раздражал польскую администрацию, и его уволили. Хотя существует и альтернативная версия, по которой Дроздович тогда влюбился в местную красавицу Веру Снитку, мужем которой был Бронислав Тарашкевич – автор первой белорусской грамматики и глава Белорусской крестьянской громады. Получив от девушки отказ, Дроздович нарисовал шарж: Тарашкевич скачет на коне, сидя лицом к хвосту. Женщина вступилась за мужа, пожаловалась на художника основателю гимназии, а заодно и сенатору польского сейма. Правду нам уже не узнать.

Узнав о том, что приключилось, на помощь Дроздовичу приходит Научное белорусское товарищество в Вильно. Они организуют для художника длительную командировку на Пинщину. В этот период Язэп собирает огромную коллекцию этнографических материалов, создает десятки зарисовок домов и местных жителей.

По возвращении из командировки Дроздович посылает все материалы в Институт белорусской культуры Академии наук. Там ему выписывают крупную премию, и художник на кураже с вернувшимся вкусом к жизни пишет первый в Беларуси портрет Франциска Скорины в 1927 году.

В конце 20-х годов Дроздович возвращается в Вильно. В этот период своей жизни он начинает интересоваться небом и звездами. Ему начинают сниться сны о далеких мирах, о существах, которые там живут. Свои сны он рисует по памяти. Дроздович вспоминает свою любовь детства: астрономию. После этого появляются нереалистичные шедевры, по которым многие знают художника и которые до сих пор разгадывают искусствоведы. В начале 30-х появляются серии полотен «Жизнь на Сатурне», «Жизнь на Луне» и «Жизнь на Марсе» и даже книга по астрономии на белорусском языке «Небесные беги», изданная в Вильне на ту премию, которую Дроздовичу дала Академия наук.

Художник, бывало, увлекался и переделывал законы устройства вселенной. Ему принадлежит теория, что Земля и Марс оборачиваются вокруг своей оси за 24 часа, а наклоны их осей одинаковы. Такие же пары, считал он, формировали Сатурн и Юпитер, Уран и Нептун.

Но, если не брать в расчет это заблуждение, многие другие теории Дроздовича были математически верны, и спустя десятилетия человечеству, которое стиснуло в своих руках телескопы и уже посетило космос, осталось только подтвердить, что художник был прав. «О своем говорю – придут времена, найдутся люди, которые смогут все это, написанное мною, воплотить, проверить, да и напишут – а все ж таки правду он писал, так и есть!».

Видите, почему мы решили назвать его белорусским Да Винчи? В 30-х годах на работу Дроздовича в Академии наук даже не обратили внимания, а ведь он принес для них расчеты и точный рисунок с описанием принципа действия многоступенчатой ракеты, будучи художником. Тогда на Дроздовича смотрели, как на мечтателя, постоянно говорящего о каких-то планетах, которые приходят к нему во сне. «А как еще к нему могли относиться? Ведь в Беларуси в те годы, наверное, только он один прочел все труды по астрономии, которые были переведены», – говорят исследователи.

Он верил, что люди однажды окажутся в космосе, посетят Луну, планеты Солнечной системы, вступят в контакт с другими формами жизни – спустя сто лет во все это верит Илон Маск, и даже его мы умудряемся считать безумцем. Кстати, внеземные цивилизации, по версии Дроздовича, и были прародителями жизни на Земле: «А что касается «общего отца народа Земли», то я назвал бы таким родителем не легендарного библейского Адама, а саму Природу, которая и на других планетах нашей Солнечной системы почти такая же, как у нас на Земле, с такой же творческой поступью...»

В картинах этого космического периода даже сюрреалистические пейзажи иных миров, с их правильной неземной геометрией все равно включали в себя что-то родное. То ли это ощущение исходило из пейзажей, то ли из наивных и таких знакомых (хочется сказать, белорусских) глазу изображенных персонажей. В своих картинах он показывал лунные пейзажи, город художников Артополис, еще один лунный город Тривеж. Космос Дроздовича – уютный и гостеприимный, хотя буквально через пару десятков лет человечество опытным путем выяснит, что это не так. Как пишут искусствоведы: «Мне иногда кажется, что художник просто увеличил родную Беларусь до размеров Солнечной системы».

«Есть ли жизнь на Марсе?» – не вопрос для художника. Есть. И на Марсе, и на Луне, и на Сатурне, и на Венере. Говорят, что Дроздович обладал даром предвидения: в 1923 году во сне он увидел страшное землетрясение и «какие-то буквы восточного алфавита». Все увиденное художник подробно описал, а спустя три дня из газет узнал о великом землетрясении в Японии. Годом раньше ему так же приснилось землетрясение в Южной Америке. Художник предчувствовал и угрозу нацизма. Предугадывая беды, которые ожидают мир от прихода Гитлера, Дроздович написал картины «Дух зла» и «Дух тьмы». Так что, может, и на Марсе есть жизнь, а мы ее просто не видим?

«А может, стоило его съесть?»

И хотя Дроздович переживал подъем как художник, он вынужденно уходил от всего мирского и материального. Словно битник начала 20 века, он спит под открытым небом, постоянно странствует – он одинок, потому что так и не нашел ни своей любви, ни постоянного места жительства. Ему приходится жить в нищете, потому что картины не продаются. Зато тогда хорошо расходились дываны – расписные ковры, которые нравились неприхотливым сельчанам, хотя им нечем было платить дядьке Язэпу. Гонорары художник брал едой. Он вспоминал, что однажды ему заплатили творогом, которым он загрунтовал холст, а потом задался вопросом: «А может, стоило его съесть?»

Несмотря на постоянную нехватку денег, Дроздович всегда ходил аккуратный и элегантный: в белом костюме, с тростью, сделанной своими руками из корня или подвернувшейся мощной ветки. Когда художник шел из одной деревни в другую, весть об этом разлетелась, детвора бежала его встречать, а он рассказывал им сказки и стишки, которые сам узнал в детстве от мамы. Вы тоже представляете Гендальфа из книг Толкиена?

Дроздович все еще пытается где-то преподавать, но в Советской Беларуси учителей катастрофически не хватает, а замещать всех один он долго не может и возвращается к странствиям. После начала войны он запирается у своего друга Янки Почупки, и продолжает много писать мирные темы: возвращается к фигуре Франциска Скорины и к портретной живописи.

Погибнуть в деревне, обретя славу в Лувре

После войны Дроздович почти не пишет картин. Зарабатывает на дыванах и тростях. Язэп пишет астрономическую монографию – «Теория движения в космологическом значении», в которой вводит определение «ператваральных зон», под которыми подразумевает то, что сейчас называют черными дырами. В 40-х годах к этой теме еще никто не приближался, а потому работу отказались публиковать и в Минске, и в Москве. Дроздович к этому моменту уже много пьет. В 1954 году его находят на дороге селяне, отправляют в больницу, где «чудак, который все время смотрел на небо» умирает.

«Это самобытный и талантливый человек. К сожалению, в наших условиях жизни он не смог найти своего места. Разбрасывается, мечется. Оригинальные его картины, написанные тушью, акварелью и маслом, не только удивляют своим видением мира, но и заставляют задуматься на темы еще не разгаданные, что окружают человека», – пишет в своих воспоминаниях его друг, Максим Танк.

Однажды директор Лувра, посещая минский музей, увидел полотна Дроздовича и отметил, что он находится вне всяких стилей и направлений. Вот такого посмертного признания удостоился «сельский учитель», астроном, которому никто не верил, и один из самых выдающихся художников Беларуси, которого никто из современников не успел оценить по достоинству.