Неизвестные факты про личность и родословную Винцента Дунина-Марцинкевича

Классик сделал очень много для белорусского народа.

Дмитрий Дрозд, общественный деятель, публицист, автор генеалогических, исторических и мемуаристских работ, исследователь родословной одного из основателей современной белорусской литературы Винцента Дунина-Марцинкевича рассказал krynica.info про выход своей книги «Таямніцы Дуніна-Марцінкевіча», а также личность и родословную белорусского классика, со дня рождения которого 4 февраля исполняется 210 лет.

— Чем вас так заинтересовала личность Винцента Дунина-Марцинкевича, что вы решили основательно исследовать его биографию и родословную?

— Мой интерес имел исключительно практическое происхождение. После одной из моих находок – а было это установление ранее неизвестного факта, что Винцент уже в 1835 году попал в Минский тюремный замок. Потом я нашел его формулярный список о службе — и тоже был удивлен, что он не был еще известен.

Я задался вопросом: а насколько полно исследованы документы и найдено ли все? Я изучил все, что было написано о нашем классике, и увидел, что многие книги и статьи о нем – это, скорее, литература, чем история литературы. А документов о ранних годах самого Марцинкевича, тем более, его родителей, близких – не было вообще, кроме известного дворянского извода, который почему-то наши исследователи, знавшие, что Винцент был мастером создания поддельных родословных, воспринимали не совсем критично.

Для меня был интересен более широкий вопрос — то, что я назвал «цяжар канчатковай вывучанасці». Это когда исследователи, уверенные, что «всё уже найдено», даже не брались за новые поиски биографии и не уточняли уже попавшие в энциклопедии и учебники факты таких звезд, как мой герой. Со временем пришел азарт – практически каждый поход в архив приносил новые документы. Удалось ответить на многие вопросы и опровергнуть многие аксиомы. Практически параллельно со мной свои исследования проводит Змитер Юркевич – и он открыл новые – сенсационные! – документы о таких светилах как Адам Мицкевич и Тадеуш Рейтан. Т.е. можно и нужно искать – и нас еще ждут настоящие сенсации.

— Из ваших исследований стало известно, что Дунин-Марцинкевич — не подлинная фамилия писателя. Как это выяснилось?

— Это было не трудно, и единственное, что было нужно, — это свежий взгляд со стороны. Ведь даже в таком документе, как метрика о крещении Винцента не было никакого «Дунина», не было его и при венчании. Когда же количество найденных новых архивных документов пошло на сотни – то стало очевидно, что ни сам Винцент до 1835 года, ни тем более, никто из его близких – отец, мать, сестры, дядя никогда не использовали этот придомок. И только после дворянского извода, который сделал сам Винцент, на весьма сомнительных документах – он и все его родные стали Дуниными.

Гипотеза, казалось бы, невероятная, но вот уже более года, как я о ней заявил, и никто не опроверг ее. Более того, она постепенно становится общепринятой и общеизвестной. Но я не исключаю, что кем-то будет найдено опровержение в виде несомненных документов с придомком «Дунин». Пока же в найденной мною сотне документов, включая письма и доверенности отцу Винцента от Богуша-Сестренцевича (сам с двойной фамилией!) – он ни разу не применяется.

— Для чего, по вашему мнению, была сделана эта фальсификация? Что она давала Винценту? И чем мешает исследователям?

— Для себя я нашел только одно объяснение – это то, что на современном языке называется «понты». Иметь двойную фамилию было престижно, это показывало древность рода, и это могло даже принести какую-то практическую пользу. Известно, что представители не такой богатой шляхты, и тем более, богатые представители новой буржуазии или мещанства всегда старались выдать своих дочек или сыновей за представителей «знатного рода». Это был очень тяжелый период в жизни Винцента, когда по сути, ничего кроме этого «знатного» происхождения у него не было. Митрополит умер, отец умер, когда Винценту был еще год, мать одна старалась заработать деньги, поднять детей, земли у них не было… Известна история похищения невесты Марцинкевичем – ведь это тоже было во многом следствием того, что её родители посчитали Винцента незавидным женихом. А потом его истории с подделкой дворянских документов – хорошая возможность заработать.

Главная проблема для исследователей — это то, что не только родословная Дунина-Марцинкевича сфальсифицирована. Похоже, что сотни родословных, как минимум, в Минском дворянском депутатском собрании были созданы таким же образом – на фальшивых документах. И вот это уже реальная проблема для историков – так как все эти уходящие в древность «древа рода», уже даже опубликованные в гербовниках, изданных архивом, оказываются подложными.

Нужно исследовать каждую родословную отдельно, изучать почерки, бумагу, чернила, другие особенности предоставленных ими документов. А сколько начинающих генеалогов бегают счастливые с этими красивыми роскошными дворянскими родословными чуть ли не с 16-17 веков – и попробуй им скажи, что всё это «липа». Я сам прошел через это на примере моих прямых предков – дворян Бартновских-Ярошевичей. Их поддельные документы лежат в одних делах с подделками, сделанными Марцинкевичем и его коллегами. И здесь очень похожая история – так как во всех реальных и не сомнительных документах – мои предки всегда только Ярошевичи без всяких придомков. Так что, похоже, это была довольно распространенная практика.

— Насколько глубоко вы сумели отыскать корни Винцента? Правда ли, что писатель мог придумать и часть своих предков?

— После трех лет исследований, по сути, мне не удалось найти никаких сведений о его реальных предках – по линии Марцинкевичей – самые древние – это его дед Николай и бабушка Анастасия Марцинкевичи (конечно, без «Дунина»). Это запись при крещении в 1758 году в слонимском костеле родного дяди Винцента — Игнатия. Пока это временная точка отсчета, с которой начинается реальная история этой семьи.

Тогда родословные носили, скажем так, ненаучный характер, скорее, условный, символический. Брался гербовник, находился однофамилец, причем совершенно неважно было – жил он на Смоленщине или где-нибудь за Варшавой – главное, что подходила фамилия – и ваши реальные предки просто присоединялись подложными документами к этим, «книжным» предкам. И доверие этим книжным родословным было очень большое.

Хотя фамилия Марцинкевич происходит от имени Мартин, и могла возникнуть везде, где это имя распространено, может быть даже у крестьян, и между людьми с такой фамилией может не быть никакой родственной связи. Личность же, к которой все Дунины возводят свой родовод – Петр Дунин, якобы приехавший из Дании, что тоже давно подвергнуто сомнениям, сам никогда не пользовался ни гербом «Лебедь», ни даже фамилией Дунин и известен по летописям как Петр Влостовиц. Но генеалогия – это наука, где долгое время отсутствовал научный, критический подход, поэтому каждый, кто хотел, мог возводить свой род даже к легендарным личностям. Так что и здесь Марцинкевич не изобретатель. А вот поиск реальных предков может занимать годы. И главная проблема здесь одна – погибли целые массивы документов, целые архивы, и мы работаем в условиях, когда можно годами безрезультатно биться над одним простым вопросом. А ведь совсем не хочется на это потратить всю жизнь.

— Во многих публикациях можно встретить сведения о родстве Марцинкевичей с Могилевским католическим архиепископом Станиславом Богуш-Сестренцевичем. Вы нашли его связь и с российским поэтом Александром Пушкиным. Можете раскрыть подробности об этом их родстве?

— Действительно, почти столетие – с самых первых биографий Дунина-Марцинкевича было известно о какой-то его связи с Митрополитом, но каждый исследователь сам определял степень этого родства – то ли по линии отца, то ли по линии матери…

На самом деле это родство оказалось не родством, а скорее своятством – отец Винцента – Ян первым браком был женат на племяннице Митрополита Людовике Рыкачевской, поэтому только дети от первого брака Игнатий и Франциска имели родство, а потом и наследовали его имущество. А сам Винцент был сыном от второго брака, и у него никакой родственной связи не было. Однако есть неоспоримый факт, что какой-то период своей жизни, скорее всего, до самой смерти Митрополита в 1826 году он провел в Санкт-Петербурге – и здесь, возможно, будут тоже какие-то интересные открытия. Ведь Митрополит – это одно из высших лиц в государстве, и соответственным у него было и окружение, и образ жизни. Возможно, что многие таланты Винцента – в первую очередь любовь к театру и музыке – идут из столицы империи.

Что касается родства с Пушкиным – это, скорее, маленькая провокация, так как связь эта не кровная и идет она через первую жену его единокровного брата, упомянутого выше Игнатия. Его первой женой была княжна Софья Кантемир – предки отца которой, действительно, были связаны с Пушкиным, но и там связь шла не кровная, а через браки. Это, скорее, показывает уровень Марцинкевичей, которых наша традиционная история литературы рисует чуть ли не крестьянами с сохой – они были богатые люди да еще с таким дядей.

— Какие еще сюрпризы из жизни и генеалогии писателя вы могли бы назвать?

— Самое интересное в жизни каждого творца, это безусловно, его творчество – я же ограничился только поиском сведений о его предках и родных. Наиболее интересные истории публиковались – это и о подделке документов, и о похищении Марцинкевичем Юзефы Барановской, и о том, как Марцинкевича при жизни «похоронили», заказав по нему панихиду.

Для меня интересно, это когда удалось опровергнуть какую-то энциклопедическую аксиому или наоборот, документально подтвердить то, что считалось мифом. В юбилейных – отчетных статьях к 210-летию Марцинкевича мне удавалось насчитать более 10 таких фактов, которые нужно будет переписать в учебниках. Это и родство с Митрополитом, и бедность его семьи, и то, что он был сиротой.

Некоторые факты пока не удалось опровергнуть полностью – но есть сомнения в их правдивости. Например, в «Википедии» указано, что после восстания Калиновского Дунин-Марцинкевич больше года с октября 1864 по декабрь 1865 года провел в Минском тюремном замке. Я нашел списки арестантов замка – они, к сожалению, сохранились не за все месяцы. Но в 1865 году я не нашел Дунина-Марцинкевича в этих списках. Так что вполне возможно, что он там был какое-то время, а потом был отпущен под залог или под домашний арест.

И вот таких вот «всем известных» фактов – десятки. Удалось значительно расширить и географию мест, связанных с Марцинкевичем. Так, его мать и сестра похоронены на кладбище в Глуске, а его бабушка Анастасия Марцинкевич, о которой до сих пор вообще не было сведений – похоронена возле знаменитого костела в Стволовичах, которым долгое время руководил уже настоящий кровный дядя отца Марцинкевича.

Возможно, что брат Яна Марцинкевича Антон был в этом костеле капелистом. А вот сам отец Ян, скорее всего, был крещен в Слонимском костеле, который тоже сохранился и до наших дней. Все эти факты требуют времени, обработки, определенной «раскрутки». Думаю, что на полное введение в научный оборот всего найденного уйдут годы.

— Часто, в том числе в научной литературе, на учреждениях, названных в честь Марцинкевича, можно встретить упоминания о нем как Викентии Ивановиче. Насколько такая подача его имени правильная и соответствует тому, как называл себя сам писатель?

— Здесь конечно, проблема существовавшего тогда двуязычия – в крестной метрике, написанной на польском, он назван Винцентом, а отец Яном. В русскоязычных документах, а он владел русским языком в совершенстве, он называет себя Викентием Ивановичем.

— Какую роль играла религия и вера в жизни Марцинкевичей, можно ли их назвать религиозными людьми? К какой конфессии они принадлежали?

— Это довольно интересный вопрос при всей его, казалось бы, очевидности и простоте. Не все наверно, знают тот замечательный факт, что сам будущий первый Митрополит римско-католических церквей в России, занимавший этот пост около 50 лет, – родился в семье протестантов-кальвинистов, а уже потом перешел в католицизм.

Есть очень мрачная, но в какой-то степени показательная история – сложно судить, насколько это правда. Своего отца, который был убит во время волнений, Станислав Богуш-Сестренцевич приказал выкопать из могилы и похоронить по католическому обряду. Что и было сделано. Однако через некоторое время он был еще раз перезахоронен – надо полагать, по кальвинистским правилам.

Конечно, кажется, что в семье Митрополита римско-католических церквей все должны были быть католиками. Однако это совсем не так, и лучший пример здесь – это судьба родного внучатого племянника Богуша-Сетренцевича – Игната Ивановича Марцинкевича. Он был женат дважды, и дважды на княжнах – первый раз на Кантемир, второй раз на Волконской. Так, обе его жены были православными. Думаю, что сам Митрополит старался, подыскивая ему невест. А в тогдашней России межконфессиональный брак налагал определенные ограничения, повлиять на которые не мог даже сам Митрополит.

Дети от смешанного брака могли быть крещены только в православие, о чем сам Игнат перед венчанием дал официальную расписку. Однако установка, что Дунины-Марцинкевичи – это католики, действовала настолько сильно, что даже в академическом издании документов «Невядомы Дунін-Марцінкевіч», где в оригинальном тексте написано: “z cerkwi Sankt-Peterzburgskiey s. rawnoapostolskiey Maryi Magdaleny przez x. Maryanskiego instytutu”, переведено: “із Санкт-Пецярбургскага касцёла святой роўнаапостальнай Марыі Магдалены ксяндзом Марыянскім”. Появился не только костёл вместо церкви, но и некий ксёндз Мариянский вместо Мариинского института. Да, внуки Яна Марцинкевича и сыновья Игнатия стали православными, и, похоже, что никто, даже сам Митрополит не видели в этом непреодолимой проблемы.

— Изменилось ли ваше мнение о Винценте Дунине-Марцинкевиче после того, как вы узнали о всех этих фальсификациях и других подробностях его жизни?

— У меня есть очень большое отличие от людей, которые раньше исследовали Марцинкевича – и у Язэпа Янушкевича, и у Геннадия Киселeва и других очень заметно, что они реально влюблены в своего героя. Возможно, что поэтому они или постарались обойти вниманием факт криминальных проблем нашего классика, или дать ему какое-то благовидное объяснение.

Я же не идеализировал его с самого начала – меня интересовали только факты, и я не ставил задачу создать новый миф о белорусском классике.

Он сделал очень много для белорусского народа – и его сложная и авантюрная жизнь сейчас, скорее, может только привлечь к нему интерес молодежи, чем создание из него только положительной личности. Он был очень многогранен, непредсказуем, жил в сложное время, не всегда у него были возможности идти по жизни с гордо поднятой головой, иногда приходилось и юлить, и хитрить. В конце концов, оставленное им наследие – неоспоримо. Это поднятие белорусского языка на совершенно иной уровень – постановка его в ряд с другими славянскими языками, создание литературного языка, на который уже можно было перевести лучшие образцы поэзии – в том числе великую поэму «Пан Тадэвуш» Адама Мицкевича.

— Какие у вас дальнейшие творческие планы? Планируете ли сделать такое же основательное исследование других известных личностей?

— Планов много, и один из первейших из них – это обработать и ввести в научный и общественный оборот новые знания про Винцента Дунина-Марцинкевича. Новых исследований на эту тему я уже не планирую – для меня более актуальными являются темы изучения сталинских репрессий или деятельности БНР. Но всё, что было уже найдено мною о нашем классике, будет издано в виде статей или даже книг.

Хочется довести до логического завершения в виде книг и исследования истории Минского тюремного замка — возможно, что в этом году выйдет первая книга. И, конечно, нельзя пропустить юбилей – 100 лет БНР – поэтому возможно, что выйдет книга с уголовным делом нашего видного деятеля Клавдия Дуж-Душевского.