Даже Михаил Таль называл его Д’Артаньяном.
Год назад ушел из жизни Виктор Купрейчик, являвшийся для белорусских шахмат фигурой знаковой. Его имя носят Академия шахмат и темпо-турнир, который пройдет в Минске в июне. О Купрейчике будет написана книга. Но мне не хотелось бы залить приторным елеем… как там у классика — простоту? Нет, скорее, сложность, противоречивость его натуры. Его человечность, сохранившуюся вопреки бойцовским качествам.
В заочном конкурсе "Лучший шахматист из белорусских журналистов" Купрейчик подвинул меня на второе место. Оба закончили профильный факультет БГУ. Наши пути пересекались на телевидении и в журнале "Шахматы и шашки в БССР" – он входил в редколлегию, а я была автором публикаций. Субординация сохранилась и на этом видео. На открытии Дворца шахмат Виктор Давыдович на ведущих ролях, дает сеанс одновременной игры, а я — на 23-й секунде — в массовке.
Как-то раз я невольно перешла ему дорогу. В девяностых годах работала в спортивной редакции БТ, а он в качестве нештатного автора вел студийную телепередачу "Гамбит". Однажды Виктор Давыдович был в отъезде, и мне поручили его заменить. Чтобы разнообразить программу, разбила ее на сюжеты. Один из них был посвящен Гавриилу Вересову. Подводку начитала в кадре возле домов, прилегающих к набережной Свислочи. Вернувшись, ведущий высказал мне упрек: "Что это за Stand Up? О патриархе белорусских шахмат рассказываете в подворотне".
Второй раз Купрейчик выразил свое недовольство на командном первенстве СССР-1983, когда в отложенной партии согласилась на ничью с Гаприндашвили. В том, что играла с Ноной Терентьевной с позиции силы, моей заслуги нет — экс-чемпионка мира перемудрила в дебюте. При доигрывании можно было сотворить сенсацию, но я не попытала счастья. Тогда лидер сборной республики всыпал мне по первое число (и поделом)! Мол, что еще за робость перед авторитетами!?
Прошли годы — и старший коллега сменил гнев на милость. В 1994-м наша съемочная группа поехала в Москву на дебютную для Беларуси Всемирную шахматную олимпиаду. Он подошел первым, сказал, что, наверное, нас сталкивали лбами. Помог организовать интервью. "Синхрон" с белорусами в фойе гостиницы "Космос" вышел чересчур затянутым. Но резать его не поднялась рука: сам Купрейчик признал во мне журналистку. И позже, когда нужны были комментарии, я не знала от него отказа.
Купрейчик говорил людям в лицо, что о них думает. Критиковал, спорил до хрипоты, доказывая свою правоту. Такое мало кому понравится. Но чувство справедливости всегда брало верх над дипломатией и конформизмом. Доставалось от него многим. Гроссмейстерам новой волны, играющим, по его мнению, на уровне кандидатов в мастера. Игрокам, пытавшимся выбить какие-то материальные блага. Женщинам-шахматисткам, которых он не воспринимал всерьез. Так, просьбу подготовить в дебюте племянницу Настю дядя Витя встретил в штыки: "Какая еще сицилианка?!" И, зная об этой прямолинейности, Анастасия Сорокина, ныне председатель Белорусской федерации шахмат, на него не обижалась.
Забияка по жизни, за шахматной доской он тоже лез в драку. На вопрос, каким игроком был Купрейчик, его тогдашние соперники отвечают: "Напористым, неуступчивым, жестким". А еще, в один голос: "Ярким". Многие испытали на себе: уж если Купрей идет ставить мат, спасения не жди. "Хавайся ў бульбу", – как сказали бы белорусы. Особенно импонировал его комбинационный стиль игры публике. Жаль, что не всегда он приводил к успеху.
Послужной список у белорусского гроссмейстера весомый: три золота чемпионатов мира в составе студенческой сборной СССР, две победы на Всесоюзном турнире молодых мастеров, первые призы на престижных турнирах в Гастингсе и Мальме. Удивительно, но факт: звание чемпиона республики (страны) ему покорилось лишь дважды, последний раз в возрасте 53 лет. На чемпионатах Союза медали ускользали у него прямо из рук. Вначале Купрейчик выдал на-гора "5 из 5" в 1979-м в Минске, а спустя год — в Вильнюсе. Эта серия — рекордная. Казалось бы, доиграй турнир на ничьих — и ты на пьедестале. Но такой прагматизм был ему чужд.
Домашний чемпионат СССР-79 стоит особняком. Помнится, тогда весь Минск жил шахматами. Результаты каждого тура обсуждали даже в общественном транспорте. Далеко на подступах к Клубу Дзержинского, где проходил турнир, спрашивали лишний билетик. Стоило кому-то из участников сыграть красиво — и зал взрывался аплодисментами. Местные любители шахмат, конечно, шли на Купрейчика. И Витек, как называли его зрители, радовал их содержательной игрой.
Рассказывая о Купрейчике, журналисты не скупились на эпитеты: "необыкновенное тактическое дарование", "дикая, необузданная игра", "рыцарь без страха и упрека". Михаил Таль окрестил белоруса гусаром и Д’Артаньяном. Какую оценку можно дать его комбинациям? Самое точное определение — гениальные. Так считает нынешний тренер женской сборной Беларуси Андрей Ковалев. Он даже написал статью "Купрейчик и "Гудини". Спустя время жертвы фигур подверглись ревизии со стороны продвинутого компьютера ("однофамильца" известного фокусника). Первый вердикт машины — некорректно. Но, просчитав предложенный ей ход, бесстрастное "железо" меняет свою оценку. Это говорит о глубине замысла белоруса. Такими же жертвами были талевские. Просто компьютеру нужно больше времени, чтобы установить истину.
Конечно, Купрейчик не до конца реализовал свой потенциал. Понять причины этого поможет история, рассказанная Ковалевым: "Почему человек не добился в шахматах большего? Наверное, ему мешал азарт — очень увлекался во время игры. Вдобавок, не любил идти проторенными путями, пытался найти что-то свое: какой-нибудь необычный, с виду корявый ход. Это путь художника, а не чемпиона. Мы часто вместе играли на "оупенах" в Германии. Вспоминается такой случай в Пассау. В конце турнира Виктор Давыдович лидировал. Чтобы сохранить статус-кво, ему было достаточно ничьей. Да и позиция выглядела спокойной — впору пожать друг другу руки. И вдруг Купрейчику стало интересно! Он полез на рожон — в итоге проиграл, лишился первого места и в деньгах потерял тысячу с лишним марок".
Похожее мнение высказывает и один из лидеров нашей мужской сборной Сергей Жигалко: "Ему было неинтересно расписывать ничьи или играть спокойные позиции. Он творил за доской и получал от этого удовольствие. Было видно, что очень любит шахматы. Все наслышаны о бескомпромиссности Купрейчика. Этого качества он не утратил, став капитаном. Настраивал нас на победу даже в матчах с сильнейшими командами. К примеру, говорил: "Завтра надо выиграть у Украины". Хотя между нашими сборными было пунктов 100 разницы в среднем рейтинге — в пользу соперников. И мы исподволь заряжались его энергией".
Шахматы — вид спорта эгоцентристов. "Здесь… редко найдешь таких людей, которые были бы столько счастливы, чтобы имели такого, кому бы могли открыться в своих несчастиях и вверить свои тайны. Ежели истинные друзья повсюду редки, то здесь они всего реже" (Иван Крылов). "В готовности посочувствовать чужому горю скрыто желанье обо всем разведать" (Виктор Гюго). А ведь "… если человек не чувствует близости близких, то, как бы он ни был интеллектуально высок, идейно подкован, он начинает душевно корчиться и задыхаться – не хватает кислорода" (Юрий Трифонов). За годы, проведенные в шахматах, цитаты из книг сложились в тематическую подборку.
Виктор Купрейчик умел дружить. По словам Ковалева — а он живет в Витебске и в столице бывает транзитом, —минская квартира Виктора Давыдовича стала единственным местом, куда можно было приехать в любое время дня и ночи. Дожидаясь поезда, расставляли на доске фигуры, которыми Борис Спасский готовился к Роберту Фишеру. Раритетный комплект шахмат достался хозяину в подарок. Придумывали новинки в староиндийской защите. Пили чай-кофе, курили. В отличие от многих шахматистов, Купрейчик прекрасно готовил. Для незваных гостей мог сварганить что-нибудь по-быстрому. Для званых — колдовал у плиты: тушеные ребрышки, жареный карп со специями, рагу из баклажанов. Товарищем он был щедрым. Всегда выручал, когда надо было срочно достать валюту или взять взаймы. И дата возврата долга не оговаривалась: дескать, появятся деньги — тогда и отдашь. При этом Ковалев отмечает: "Несмотря на приятельские отношения, я ему не ровня. Потому что он — более масштабная личность".
С кем в дружбе сохранялся паритет, так это с Юрием Балашовым. Гроссмейстер из Москвы вспоминает: "С Витей мы не разлей вода с 1965-го. Сначала играли вместе на школьных турнирах. Всегда относились друг к другу с симпатией и уважением. Как сошлись? Были какие-то сборы, и мы не могли наиграться, блицевали до утра. Нам тогда было по 17 лет. Я на 113 дней его старше. Позже проводили совместные тренировки. Он всегда умел находить интересные возможности для атаки, для перехвата инициативы. Когда работаешь вместе, знаешь человека как облупленного. У него живой стиль, у меня более основательный. Мы как-то дополняли друг друга. До 77-го года сыграли немало ярких, насыщенных партий, а вот потом уже стали расписывать. Начиная с этого времени, нашу игру смотреть не надо. В 2014-м на ветеранском "мире" в Греции в последнем туре сделали ничью. Если бы кто-то из нас выиграл, стал бы первым".
Создать видимость борьбы за доской — дело нехитрое. И это не мерило дружбы. Балашов с юмором говорит о том, как остался на мели после развала Союза, а на руках у него было "всего-навсего" пятеро детей. Тогда, с подачи Купрейчика, гроссмейстеры подались в легионеры. Два с половиной года провели в Германии, вытащив команду в высшую лигу. При всем неприятии женских шахмат белорус помог супруге Балашова Лене в выполнении мастерской нормы. Анализировал отложенные на первенстве Москвы партии, будучи на сборах с Василием Смысловым. А вот в этом диалоге проявилась высшая степень доверительности. "Вить, а на свадьбу дочери приедешь?" – Юрий Сергеевич и сегодня эту фразу произносит настороженно, с опаской. – "Приеду!". Судя по фотографиям, в наши дни человеческие отношения между элитными шахматистами — не редкость. А много лет назад представить себе такое было сложно.
"В последнее время у него оставались две страсти: шахматы и семья, — продолжает Балашов. — У Вити замечательная дочка, Устина. Я шутил, что, наверное, в честь министра обороны Устинова назвали. У меня тоже есть родственница с редким именем — внучка Дарьяна. А есть и Даша. Витиных внуков зовут Тереза и Василь. Он в них души не чаял".
Старые друзья через день разговаривали по скайпу, у Балашова связь была налажена даже на даче. Вдвоем исколесили всю Россию. Наши соседи всегда с удовольствием приглашали белорусского шахматиста на турниры. Потому что знали: его присутствие само по себе будет стимулом для юных игроков. Купрейчик побывал во Владимире, Казани, Томске, Суздале, Коврове. Начиная с 2013 года, эти поездки были сродни подвигу. Из-за болезни почек ему трижды в неделю требовалось делать гемодиализ.
Одним из его ангелов-хранителей была сестра Ольга Сорокина: "Сложность характера, возможно, ощущалась среди профессионалов. А как брат, как человек он для меня был лучшим. Считался самым надежным другом. Две вещи запали в память. Его увлечение шахматами в детстве и последние годы жизни. Столь одержимых людей я не встречала. Помню, была у нас секция, под завязку заполненная шахматными журналами, книгами. Немецкие, югославские издания — он выписывал все подряд. Разложит на полу и изучает. За этим занятием я его и заставала, хотя он интересовался еще и футболом, и боксом. По тем временам, был спортивным товарищем. Но позже ушел в шахматы с головой. А вот позднего Купрейчика даже я не знала таким бойцом. Можно было осторожничать, беречься. Он же продолжал жить наотмашь".
Свою болезнь Купрейчик переносил мужественно, никому не жаловался, не ныл. Жил от турнира до турнира. Ездил на ветеранские "Европу" и "мир". На этих соревнованиях был далеко не статистом — завоевывал медали, становился чемпионом. Заранее договаривался с организаторами насчет медицинских процедур. Как правило, оплачивал их из своего кармана. За границей каждый диализ тянул долларов на 80. Иногда удавалось "отбить" эти деньги призовыми, иногда — нет. Пару раз возвращался с соревнований, "просрочив время", отведенное медиками. Авиарейс задерживался — и с трапа самолета он сходил обмякшим. Родные его подхватывали под руки и везли в больницу. Как-то раз нашел лазейку — оупен-турнир проходил в Вильнюсе. После процедуры оставалось полчаса, чтобы сесть в маршрутку либо в автобус и успеть к туру. Так и мотался взад-вперед в 30-градусную жару. Возвращался в Минск через день — к следующему диализу.
Не чурался боев местного масштаба. Повезло шахматистам Бреста, Пинска — небожитель спустился на землю. В Минске участвовал в мемориале Юрия Кулаги, в мемориале Татьяны Загорской. В ютубе есть видео, как в стенах столичной СДЮШОР-11 Купрейчик играет в народном турнире в быстрые шахматы. На награждении всем призерам достались дежурные аплодисменты, а мэтру участники рукоплескали от души.
"Я не так і рэдка бачыў яго, нашага найпершага і найбліскучага міжнароднага гросмайстра, чые заслугі дазволілі ўнесці яго імя ў Сусветную залу шахматнай славы. Найчасцей бачыўся з ім у Рэспубліканскім цэнтры алімпійскай падрыхтоўкі па шахматах і шашках, калі там ладзіліся турніры. Самавіты і спакойны, неяк па-асабліваму задуменны-засяроджаны, ён міжволі вылучаўся сярод усіх, у тым ліку і самых паспяховых тутэйшых гросмайстроў, і выклікаў натуральную сімпатыю. Звычайна перад масавым турнірам, калі ў вялікай зале зашмат мітусні і гаманы, ён займаў далёкае ад натоўпу месца і ў адзіноце чакаў пачатку шахматных баталіяў", — делился воспоминаниями в региональной прессе Василий Жукович. Будучи писателем и любителем шахмат в одном лице, он так и не осмелился подойти к своему кумиру.
Когда Купрейчик был молод, не все его фаны отличались такой деликатностью. Иные обращались с ним запанибрата, норовили угостить, поздравить с победой. А он не решался их обидеть отказом. С годами помудрев, одергивал готового сорваться товарища: "Да что ты, этой водки не видел?" Был солидарен с Борисом Пастернаком, писавшим: "Я не люблю правых, не падавших. Их добродетель мертва и малоценна". При всей своей боевитости никого не осуждал, не навешивал ярлыков, не опускался до сплетен…
Болезнь почек сказывается еще и на глазах. Со временем Виктор Давыдович стал хуже видеть. Плохо ориентировался. Различал лишь контуры предметов и силуэты людей. Мог перелить в чашку чай. Но комбинационное зрение его по-прежнему не подводило. Приходилось лишь ниже склоняться над бланком, над доской.
"В конце жизни Витя мог разглядеть буквы только в интернете, на экране компьютера, — говорит Ольга Давыдовна. — Хотя раньше, когда лежал в больнице, брал с собой книги. Проглатывал их одну за другой. Он же был таким читателем! Часто ходил в книжный магазин, покупал много мемуаров. Ему было интересно самому во всем разобраться, докопаться до истины".
На вопрос "Еще не наигрался?" отвечал: "Это единственное, что я умею делать". Немного лукавил, потому что тренировать у него тоже получалось. Вспоминает юный белорусский шахматист Михаил Никитенко: "Когда узнал, что буду работать с Купрейчиком, оробел. Пришел к нему домой на первое занятие с трепетом. Но Виктор Давыдович сразу к себе расположил. Дал понять, что с ним можно общаться на равных. Дистанции между нами не было. В классические шахматы я сыграл с Купрейчиком один раз, в высшей лиге чемпионата Беларуси. Удивил его в дебютном варианте, который он постоянно применял. В обоюдном цейтноте удалось победить своего учителя, и он в открытую меня поздравил. При анализе оба атаковали без оглядки, сжигали за собой мосты. Я такой: "Позиция белых приятнее". А он: "В смысле, приятнее? Она может быть либо проигранной, либо выигранной, раз не хватает фигуры". Расстались мы очень тепло, пожали друг другу руки. Он подарил мне на память книгу".
С такой болезнью люди живут, в среднем, 4-5 лет. Виктор Купрейчик еще успевал сыграть на мужском чемпионате Европы-2017, который принимал у себя Минск. Но судьба распорядилась по-другому. Он собрался ехать с Балашовым в Подмосковье. Билет уже был на руках. Пошел в универсам "Центральный" за покупками – и оступился на лестнице, ударившись при падении головой. Прежде чем потерять сознание, успел назвать врачам скорой свою фамилию. Примерно в это же время его хватились родные. Операция не помогла – 22 мая Купрейчика не стало. Его племянница Настя написала на своей страничке в facebook: "Он не ушел, он просто не пережал часы в вечности жизненного цейтнота…".
Эльмира Хоровец, «Прессбол»