65 лет назад восстали заключенные Горлага в Норильске.
Это был самый длительный и самый массовый протест в истории ГУЛАГа. В норильском восстании приняло участие около 30 тысяч человек, пишет «Сибирь. Реалии».
Людмиле Гольдберг было 7 лет, когда из норильских лагерей вернулся ее отец Семен Зиновьевич Бомштейн:
– Папу арестовали 22 декабря 1949 года, – рассказывает Людмила Семеновна, – За участие в контрреволюционной деятельности. Мы жили тогда в Туле, отец работал инженером-гидротехником. Мама осталась одна с двумя детьми на руках. Мне было всего два месяца, брату Юре 9 лет. И по сути мы тут же стали детьми врага народа, детства практически не видели. Все, что я знаю о том, что было после, – со слов мамы и из воспоминаний папы. В 1950 году он был осужден военным трибуналом НКВД Тульской области на 25 лет исправительно-трудовых лагерей и еще 5 лет – поражения в правах. По сути, всю жизнь ему предстояло провести в заключении. Однако через три года в Норильлаге, где отбывал заключение отец, произошли события, которые в корне поменяли дальнейший ход истории. И папа принял в них активное участие.
Из воспоминаний Семена Бомштейна:
"25 мая 1953 года сохранилось в моей памяти. Но предпосылки были раньше. В начале апреля на моем участке солдатом с вышки был застрелен работник. В ответ на мои возгласы он довольно "лыбился" и не давал подойти к убитому. В эти же дни был убит бригадир Лешка Боктушкин, который зашел на женскую вахту. Я попросил начальника конвоя пропустить его к жене. А тот ответил на просьбу двумя выстрелами в спину. Все это не могло быть самодеятельностью, и понятно, что какое-то указание свыше было. Сам день 25 мая был на удивление солнечным, и заключенные, пришедшие с 1-й смены, пообедали и грелись на завалинке барака. Метрах в 50 от барака находились вторые ворота с калиткой, через которые никто не ходил. Внезапно в калитке показался начальник 122 конвоя, который дал автоматную очередь по бараку. Три человека были убиты. Это вызвало яростный взрыв, который обратили в первую очередь на стукачей. Я видел искаженное от страха лицо молодого парня, за которым с воем гналась толпа зэков с топорами. Единственное спасение от толпы была запретка, но как только он вскочил в запретку – был убит выстрелом. С этих событий и началась "волынка".
На другой день, на утренний развод не вышел ни один человек. Ночную смену уже не ввели. На бараках, а затем и в рабочей зоне на кранах появились черные флаги. Мы заявили, что разговаривать будем только с комиссией из Москвы, и 7 июня такая комиссия прибыла. Был вынесен стол, покрытый красной скатертью. Сначала рядом с ними стоял генерал Зверев, начальник Горлага, но мы потребовали убрать его, что и было выполнено. Нас собралось несколько тысяч человек, и, естественно, что в такой обстановке мы ничего решить не могли. Нам предложил встречу в помещении с выборными представителями, которые предъявят свои претензии от имени зэков. Спустя пару часов, нас человек 10 собрали и повели разговор. Помню, что выступал каждый из нас, заявляя претензии, часть из которых была удовлетворена сразу же. Разговор был дружелюбным, и на наш вопрос о том, что после отъезда комиссии нас ждут репрессиям, нам пообещали покровительство.
8 июня работы возобновились, все поуспокоились. Но мы не знали, что уже был приказ оборудовать тюрьму в какой-то землянке, в которой впоследствии, 1 июля, мы все и очутились. Мы поняли лицемерие лагерного начальства и на работу больше не выходили. В лагерь никого не пускали. Из Красноярска были вызваны конвойные войска. Были установлены громкоговорители, через которые нас уговаривали покинуть зону и выйти за вахту. Некоторым, у которых срок кончался, разрешили покинуть лагерь. Кое-кто рванул на вахту. Основная же масса на провокации не поддалась.
Мы могли прекратить забастовку и предотвратить расстрел, но многие ребята заявили: "Мы идем на смерть".
Утром 1 июля во многих местах была разрезана проволока, солдаты так же, как и накануне, вошли в зону и в ответ на натиск толпы заключенных открыли стрельбу, стреляли также и пулеметы с вышек.
Когда мы выходили за зону, этих убитых мы видели. Меня и Павла Фильнева (хирург-москвич) назвали руководителями "волынки" и, выделив из всей массы, повели в тюрьму".
– Затем в сентябре папа был этапирован во Владимирскую тюрьму. Он вернулся домой лишь в 1956 году. Человеком уже со слабым здоровьем. Всю жизнь отец стремился рассказывать о том, что пережил. Несмотря на то, что вспоминать о тех событиях было нелегко. Давала о себе знать и национальность – еврей. Но он считал, что та несправедливость, которой была подвергнута наша семья и тысячи других, о ней должны знать потомки. Папа умер в январе 1989 года в возрасте 78 лет в кругу родных. Через год мой брат уехал на постоянное место жительство в Израиль. Я долгое время жила на Донбассе. Сейчас живу в Мюнхене.
Исследованию восстания в Норильске многие годы посвятила Алла Маркова. В 1987–1993 годах она работала старшим научным сотрудником Музея истории освоения и развития Норильского промышленного района. По хранившимся в архивах документам ей удалось восстановить некоторые подробности событий.
– К тому времени информации о восстании в стране не было практически никакой. Даже в совершенно секретных отчетах о работе Норильского комбината за 1953 год писалось о нем глухо и невнятно. Отсюда мифы и неточности, – рассказывает Алла Макарова. – Прежде всего надо подчеркнуть, что восстание было не в Норильлаге, а в Горлаге (Государственный особо режимный лагерь, он же Горный лагерь, он же Особый лагерь №2). Он был организован в Норильске в 1948 году, и режим содержания в нем был намного жестче, чем в Норильлаге. Далее: это было скорее не восстание, а забастовка. Заключенные не брали в руки оружие, не нападали на охрану лагеря, не пытались бежать.
К началу 1953 года кардинально, рассказывает Маркова, изменился состав заключенных: за колючей проволокой оказались солдаты и офицеры – участники войны, прошедшие плен и немецкие концлагеря. Эти люди отличались от лагерников 30-х годов. А накануне восстания в лагерь прибыл еще и так называемый карагандинский этап – 1200 заключенных из особорежимных лагерей Караганды, где недавно прокатились волнения. После смерти Сталина многие заключенные ждали перемен к лучшему, надеялись на амнистию. Но амнистия не коснулась так называемых политических. Условия содержания им только ужесточили.
Из воспоминания бывшего зэка Горлага Льва Нетто:
"В 1948 году заседание "тройки" присудило меня к 25 годами лишения свободы плюс 5 годами поражения в правах. Потом был лагерь: Красноярск, Норильский этап. По дороге и уже в лагере мы с товарищами несколько раз пытались бежать. Но неудачно. Побеги из Норильска были редки и почти всегда неудачны. Весной 1950 года меня этапировали в 5-е лаготделение Горлага, которое обеспечивало рабочей силой кирпичный завод. На зоне я познакомился с будущими участниками норильского восстания.
Помню, как 5 марта 1953 года мы передавали друг другу главную новость: "Черт умер!" Лица заключенных просветлели. Мы гадали о ближайшем будущем страны и, конечно, о возможности возвращения домой. Но амнистия не коснулась политузников. Весной 1953 года в особых лагерях начался необузданный произвол. Конвоирам и охране на вышках даже давали отпуск за беспричинную жестокость: автоматные очереди то и дело уносили жизни заключенных, причем во всех лаготделениях. В Горлаге начался самый настоящий разгул террора. Были провокации, попытки поссорить национальные группы: кавказцев с казаками, русских с украинцами и так далее.
25 мая 1953 года я, как обычно, стоял за токарным станком. Работу прервали неожиданные гудки. Они служил сигналом об окончании трудового дня. Но до конца смены было еще далеко. Я выбежал на улицу, увидел, что идет целая группа заключенных. Спросил: "Что случилось?" Мне ответили, что в жилой зоне 5-го лаготделения была очередная провокация – стрельба без причины и есть жертвы. Поэтому принято решение остановить работу. Так на моих глазах началась забастовка политзаключенных. После нескольких дней переговоров с лагерной администрацией было решено, что заключенные встретятся с московской комиссией. Хорошо помню, как метрах в пятидесяти от вахты поставили большой стол. С одной стороны подошли генералы, полковники и другие офицеры. С другой –наши ребята. Какой-то начальник из Москвы громко заявил, что его прислал лично Лаврентий Павлович, чтобы разобраться, что здесь происходит. Забастовочный комитет предъявил требования заключенных. Они были спокойно приняты. Комиссия разрешила снять с бараков решетки и замки, а с одежды – номера, разрешила переписку без прежних ограничений и даже свидания с родными.
Но перемирие длилось недолго. Из зоны, где началась забастовка, группу заключенных увезли в тундру. Оказалось, что так решили избавиться от активистов. Хотя московская комиссия заверяла, что никаких преследований за участие в забастовке не будет. Мирное время закончилось. 1 июля 1953 года в пятой зоне прогремели автоматные и пулеметные очереди. Было много убитых и раненых.
Да, это было восстание. Но не вооруженное восстание, не бунт невольников, жаждущих получить свободу и не спонтанное выступление. Это было восстание человеческих душ".
Восстание длилось с мая по август 1953 года.
27 июня воздушный змей разнес над Норильском первую листовку каторжан, где говорилось: "Нас расстреливают и морят голодом. Просим советских граждан сообщить правительству о произволе над заключенными в Норильске. Каторжане Горлага".
Из восспоминаний участника восстания Остапа Чернобая:
"Кому-то в голову пришла идея писать листовки. Мы запускали их в небо, как воздушных змеев. Говорят, наши послания долетали до Игарки. Помню, я написал: "Передайте в Москву, что над нами издеваются!"
4 августа. Ночью лагерь окружили три цепочки солдат и вольнонаемных граждан Норильска. В громкоговорители требовали выходить из лагеря. Каторжане решили, что это "психическая атака". Затем к воротам с двух сторон приблизились машины с автоматчиками. На полном ходу они влетели в лагерь, поливая его огнем.
"Это была настоящая бойня. Всех, кто был в это время в клубе, расстреляли. Около пятидесяти человек убили, около ста – ранили. При задержании жестоко избивали всех, даже раненых. Мой товарищ был там после расстрела. Говорил, крови было чуть ли не по колено. В нашем бараке прошлись лишь несколькими очередями, я успел шмыгнуть под нары", – вспоминает Чернобай.
27 августа самых активных участников восстания из Дудинки отправили в Красноярск, во внутреннюю тюрьму МВД. Остальных позже вывезли в различные лагеря: в Магаданскую область, Кенгир, Мордовию, Иркутск, Владимир, Курган.
Несмотря на то что большинство бывших заключенных и участников восстания позже были реабилитированы, в том числе посмертно, родственники многих тогдашних зэков до сих пор не могут получить информацию о судьбе их близких. Племянница одного из организаторов восстания Ивана Егоровича Воробьева, Нина Александровна Рыженкова до сих пор пытается получить доступ к документам о судьбе своего дяди и добиться его реабилитации.
– Когда умирала моя мама, сестра Ивана Егоровича, она, так до конца и не верившая, что ее брат в чем-то был виноват, просила меня найти документы, и доказать, что что он не был предателем родины, - рассказывает Нина Рыженкова. – Уже после войны его обвинили в том, что он был изменником и работал в полиции. Хотя на самом деле есть сведения, что дядя был партизаном. Иван Егорович был арестован в июле 1948 года в Пскове. А уже в июле 1949-го он был осужден на 25 лет лишения свободы. Ему инкриминировали службу в немецкой полиции, шпионскую деятельность и незаконное хранение оружия. Я убеждена, что его оговорили. Но так как в архивы пускают только родственников, мне необходимо через суд доказать, что он является моим дядей. Пока этого не удалось. Однако исследователь биографии моего дяди, историк Геннадий Михайлович Хитров обнаружил интересные факты.
– Я установил, что в 1943 году Иван Егорович Воробьев был командиром партизанского отряда, который организовал атаку на колонну немецких грузовиков, – рассказывает Геннадий Хитров. – После чего последовала расправа. Деревня Ланёва Гора была сожжена карателями, а все ее жители расстреляны. Можно ли считать партизан виновниками этой трагедии – вопрос неоднозначный. В начале октября 1943 года был подготовлен приказ, согласно которому все жители деревень, расположенных между фронтом и оборонительной линией "Пантера" в принудительном порядке должны быть вывезены на запад, а все населенные пункты уничтожены. В этом смысле судьба Ланёвой Горы была предрешена. После расформирования партизанских отрядов с апреля 1944 года по март 1946 года Воробьев служил в Красной Армии, был награжден медалями "Партизану Отечественной войны II степени", "За оборону Ленинграда", "За победу над Германией". Он мог вполне быть дважды героем, как борьбы с гитлеровским нашествием, так и борьбы со сталинским ГУЛАГом. Но Псковская областная прокуратура в 1996 году отказала в реабилитации Воробьева.
– Я считаю, что Ивана Егоровича оговорили, – говорит Рыженкова. – В 1941 году ему было всего 17 лет. Надеюсь, что у меня появится возможность поработать в архивах и найти хотя бы косвенные свидетельства, подтверждающие, что дядя был героем, а не предателем. Нам это необходимо, чтобы помнить, чтобы рассказывать детям и внукам.
23 октября 1953-го Иван Егорович Воробьев был арестован и помещен в Красноярскую тюрьму вместе с другими подследственными по делу о Норильском восстании. 24 июля 1954 года Красноярским краевым судом приговорен к 25 годам лагерей. Отправлен в Александровский централ и умер там в конце 1954-го от водянки.
До сих пор ничего не известно точно о количестве жертв восстания:
– На сегодня известны цифры официального акта, составленного в 3-м лаготделении после "усмирения": убито 57 и ранено 98 человек, а также цифры потерь, подсчитанных при инвентаризации 5-го лаготделения: убито 58, ранено 128 человек. Но были также жертвы, застреленные накануне забастовки. В кладбищенской книге, где обычно поименно записываются все похороненные, есть строка, относящаяся в 1953 году, где говорится о захороненных в общей могиле 150 безымянных мертвецах, – рассказывает Алла Маркова. – Однако мне удалось получить частный медицинский архив, который хранился в Красноярске и не был нигде опубликован. Это список заключенных и ссыльных Норильска, которые умерли и погибли в Норильске в 1953 году. Так вот судя по этим данным, всего в 1953 году в норильских лагерях погибли 648 человек в возрасте от 20 до 30 лет. Более 240 человек умерли от разных причин – туберкулеза, производственных травм. Остальные – от огнестрелов. Так что, вполне возможно, жертв было много больше.
– Без лагерей социализм не был бы построен, – говорит председатель Красноярского общества "Мемориал" Алексей Бабий. – Экономика страны была крайне неэффективна, и спасти ее мог только рабский, бесплатный труд. Но СССР в то время не имел достаточного количества военнопленных, чтобы превратить их в рабов. И рабов стали набирать среди собственных граждан!
Все происходило просто: начальники лагерей посылали сведения о необходимом количестве рабочей силы, сведения суммировались в ГУЛАГе, затем это количество делилось пропорционально населению областей и республик и "спускалось" в областные НКВД. Те делали разнарядку для районных НКВД, а уж дело доблестных чекистов наловить столько "врагов народа", сколько нужно для плана. Дело доходило до того, что начальник лагеря делал заявку на инженера-металлурга, НКВД отыскивало такового, "шило" ему статью – и направляло в лагерь-заказчик. Практически все крупные стройки Красноярского края стоят на костях заключенных: и бесславно прекратившаяся стройка 503 (железная дорога "Салехард – Игарка"), и поныне действующий Норильский горно-металлургический комбинат, и Сорский молибденовый комбинат, золотая, лесная, урановая промышленность... А взгляните на правый берег Красноярска: завод цветных металлов, Красмаш, ЦБК, порт – все это выстроено "дармовой" рабочей силой. Живя в таких условиях, заключенные редко отваживались на открытые формы протеста. Побеги, скрытый саботаж, самоубийства – вот чем могли ответить отчаявшиеся люди на террор лагерной администрации.
Восстание в Горлаге, говорит Бабий, имело огромное значение для будущего страны. Непокорность и мужество восставших приблизили крушение системы ГУЛАГа. Хотя далеко не всем участникам тех событий удалось до этого момента дожить.