Отцы и дети, внуки и деды

Краткая история «пенсионной реформы».

Президент РФ Владимир Путин обратился к гражданам своей страны с обращением. По телевизору. В нем он объяснил народу, что в пенсионную систему требуется срочно внести изменения. Еще это называется реформой.

Анонсируется она так: промедление смерти подобно!

Все это напоминает известные обращения прежних вождей к своему народу, стилистику которых определил еще «декрет-воззвание» СНК РСФСР «Социалистическое отечество в опасности!», изданный в связи с начавшимся 18 февраля 1918 года германским наступлением. Современные историки считают, что текст воззвания написал не Ленин, а сам Троцкий. Мол, только он мог потребовать от граждан полного самопожертвования ради спасения страны сейчас и лучшей жизни в будущем.

Можно было бы перечислить конкретные предписываемые правительством требования, но ограничимся констатацией — революционный пафос документа отказывал населению в его праве на обычное, обывательское существование и выживание. В последующие годы идеологически-пропагандистские методы практиковались регулярно. Потому и «декрет-воззвание», с которым ГКПЧ обратился к народу в августе 1991 года, оказался не услышанным.

А почему именно сейчас? Отвечая на этот риторический вопрос, Путин отметил, что дискуссия о необходимости повышения пенсионного возраста велась и в советские времена, и в 1990-е, и в начале 2000-х. И все здравомыслящие граждане всегда понимали, что из-за серьезных демографических проблем, накапливавшиеся десятилетиями, пенсионную систему следует менять.

А, прежде всего, повысить пенсионный возраст, поскольку за счет этого доля трудоспособного населения повысится, доля пенсионеров уменьшится, следовательно, пенсионная система получит дополнительные ресурсы, а после вырастут и размеры пенсий.

Можно согласиться с этой идеей, поскольку любая пенсионная система страхует только тех, кто доживает до пенсии. А кто не доживает, те «сгорают на работе», живут до этого последнего момента полнокровной жизнью. А кто пережил, тем остается только сожалеть о бесцельно прожитых после пенсии годах.

Как говорится, не мы виноваты, времена такие. Вот Путин в 2000-е годы, впервые ставший президентом, был против такого радикализма: «На тот момент времени такая позиция с экономической точки зрения была обоснованной, а с социальной — абсолютно оправданной и справедливой. Убежден, повышать пенсионный возраст в начале и середине 2000-х было категорически нельзя».

Нельзя, так нельзя… Студентом, в середине 70-х, я впервые услышал о демографии в связи проблемой катастрофического падения рождаемости в Европе. Об этом писали учебники и «толстые журналы», утверждая, что численность трудоспособных людей там относительно снижается, а доля пожилых растет. И учебники, и журналы избегали категоричных приговоров, но тихо радовались, что Запад продолжает загнивать.

На самом деле там просто росла продолжительность жизни.

Свалилась напасть

Осмысленная позже ситуация вызывала у всех студентов здоровый смех, поскольку Запад давно умел «расшивать узкие места» своего социального развития. На Россию, как следует из президентского обращения, свалилась напасть — ее жители стали в среднем жить дольше, чем в «советские времена». А что было в эти благословенные времена? Начинались они тогда, когда пролетарское государство «нового типа» экспроприировало частную собственность, включая личное имущество фактически всего населения. Вплоть до зубных щеток. Если найдется у индивида две щетки, одна щетка, безусловно, конфискуется как предмет роскоши в пользу победившего пролетариата.

Для закрепления классовой победы эксплуатируемых над эксплуататорами, новая (советская) власть в пользу бедных отменила право наследования, благодаря чему советские граждане обрекались на вечную экономическую зависимость от государства, равенство и бедность. В досоветской России государственную пенсию могли получать государственные чиновники в соответствии с табелем о рангах, ранжированном по 14 классам. Например, отец Ленина — Илья Николаевич Ульянов дослужился до действительного статского советника (генерал-майор в армии) четвертого чина по табели о рангах. До пенсии он не дожил (умер в 54 года), но его жена получила от казны пожизненную ренту и пенсион на содержание всех детей до их совершеннолетия.

Кроме того, Ульяновы владели наследованным имением в деревне Кокушкино, который приобрел дед Ленина А. Д. Бланк еще в 1847 году. По тому «крепостному времени» в деревне проживало 39 прикрепленных (крепостных) крестьян мужского пола (женщины не учитывались), которые обрабатывали 503,6 га господской семьи.

Уже после смерти отца семья Ульяновых приобрела еще одно «маленькое поместье» за 7500 рублей в Самарской губернии вблизи деревни Алапаевка. Так и жили, перебивались с хлеба на квас, имея генеральскую пенсию и совокупный доход от двух небольших именьиц.

Разумеется, Ленин хотел, чтобы народ после революции жил гораздо лучше.

Генеральная линия не там. А там…

Но созданное им государство избавилось от всех богатых (кого не успело разорить или ликвидировать физически, тот убежал за бугор) и получило в свое распоряжение стопроцентно наемное население. Государство превратилось в единственного нанимателя, не поворачивается язык назвать его работодателем, которому фактически подчинились прежние классы и сословия, лишенные возможности продавать свою рабочую силу ввиду фактической ликвидации рынка труда. При нэпе еще сохранялась определенная свобода ухода в социально-экономический андеграунд. В том смысле, что «подпольный миллионер» Александр Корейко пробует избежать неизбежной в старости нищенской пенсии «совслужащего» при окладе в 46 рублей, Остап Бендер «комбинирует» с теми частными возможностями, которые государство по своему недоумению еще позволяют предприимчивым людям разбогатеть.

Генеральная линия не там, а там…

Против нее пошли и Корейко, и Бендер, и простодушный Балаганов, и даже честнейший Адам Козлевич, избежавший охмурения настойчивыми ксендзами, не смог ускользнуть от органов Советской власти.

Специалисты отмечают, что пенсии в Российской империи и к началу «большевистского переворота» состояли из двух частей: государственной казенной и эмерительной (накопительной) для гражданских лиц и была трехсоставной — казенной, эмерительной и выплачиваемой из Александровского комитета по раненым для военных.

Эмерительная пенсия предназначалась для уволенных в отставку государственных служащих и членов их семей и формировалась из обязательных отчислений из их жалования.

Подчеркнем, что офицерская пенсия сохранялась не только за вдовами, но и за детьми умерших или погибших офицеров, точнее, военнослужащих, поскольку наряду с офицерами, нижние чины и их семьи получали деньги не только из государственного казначейства, но и через Комитет по раненым. Вдова получала по смерти офицера половинную пенсию, как если бы он ушел в отставку. К этой половине, при наличии детей, прибавлялась треть другой половины пенсии на каждого ребенка. Дети офицеров, сироты получали по ¼ отцовской пенсии до совершеннолетия.

Так называемые эмерительные (накопительные) кассы формировались из 6% отчислений из денежного жалования и государственного самофинансирования. Сходную схему выхода на пенсию имели и штатские — государственные чиновники всех ведомств и классов, таможенники, преподаватели, врачи и прочие. Фактически все, как теперь говорят, бюджетники. До революции им для получения полного пенсиона требовалось прослужить 35 лет, а для половины — 25 лет.

Тоже бывали «трудные жизненные ситуации»

На случай «трудных жизненных ситуаций», перечень которых в Беларуси установил пресловутый декрет № 1, в царское время все сводилось к одной причине, которая могла спровоцировать такие трудности, и предлагалось радикальное решение. При наличии тяжелых и неизлечимых болезней срок службы сокращался. За стаж в 20 лет давали полную пенсию, от 10 до 20 лет — две трети, от 5 до 10 лет — одну треть.

Сегодня одни говорят, что в империи существовал земной рай для подданных, другие утверждают противоположное. Представляется, что люди, прилежно прочитавшие произведения русских классиков, творивших в русле критического реализма, могут составить обо всем этом достаточно объективное представление. В их повестях были и «бесприданницы», и «босяки», и «купчины-воротилы», и заводчики. Все жили по-разному, радовались и горевали каждый по-своему.

Но, что касается нашей темы, тогдашняя пенсионная система всех, кто служил государству, работал на него, были охвачены пенсионным обеспечением. Все остальные, частные лица, имели свои собственные бизнесы, свои доходы, которыми распоряжались по своему усмотрению. К казне за пенсией они не обращались. Крестьянство, к этому сословию принадлежало большинство подданных, тоже были хозяевами. Не каждый из «кулаков» превращался в ростовщика (хотя многие в этом преуспели), большинство жили из произведенного на своей земле продукта. А вот старушка-проценщица, если верить Достоевскому, стала типичной фигурой городского быта.

У «капиталистов», промышленников и аграриев, как и у государства, были свои управленцы, инженеры и мастера, рабочие. И к ним применялась государственная пенсионная схема. Роль казны выполняли доходы капиталиста, источником системы были эмеритальные отчисления его служащих.

Еще одна принципиальная и симпатичная, на мой взгляд, особенность. Система строилась не на пенсионном возрасте, по достижению которого одних отправляли бы на пенсию, а иных уговаривали задержаться, послужить еще. Хотя это часто случалось. Каждый получал такую пенсию, размер которой зависел от конкретных лет службы, от успешности в деле, от беспорочности, от честности, от репутации.

Береги честь с молоду…

В такой ситуации, одни не спешат уходить на пенсию, другие только и живут ожиданием покинуть службу в тот момент, когда заработанное пенсионное вознаграждение позволяет достойно (!) дожить в праздности или свободно отдаваться такой бесприбыльной деятельностью, как, например, литература.

И это ценилось обществом не меньше, чем гарантированное благополучие службой и работой. Александр Куприн, профессиональный военный, который вышел в отставку для писательства, воскликнул: «Как много счастья может заключаться в простой возможности идти, куда хочешь».

Отсюда пословица: береги честь с молоду, а платье снову. В обществе, которое распадается на работодателей и наемных работников, общий успех дела зависит и от собственника, и от менеджмента, и от исполнителей. Так что прибыльность бизнеса — честь для всех. А новое платье зависит от КТУ. Как писали ученые-экономисты в годы Перестройки, от коэффициента трудового участия. В России власти в такие игры больше не играют, а вот руководитель белорусского государства до сих старается ввести КТУ для всех участников экономики и управленцев разных уровней. Но эта старая новация не приживается. Как признался руководитель государства после недавнего оршанского демарша, он радикально обновил правительство и потому, что «многие из уволенных сильно закладывали за воротник».

Это не секрет. И все понимают, что при каждой кадровой ротации на более высокий уровень взамен тех, кто свое уже отпил, поднимаются отнюдь не принципиальные трезвенники.

На самом деле, иных людей у нас нет.

До революции и мещанские, и крестьянские, и прочие семьи были многодетными. Причем в городских семьях рабочих и служащих работали в большинстве мужья, а жены занимались домашним хозяйством. По традиции и по существовавшему социальному устройству работник должен был обеспечивать пропитание своей семье, даже самой многодетной, и по реальной жизни обеспечивал.

Естественно, что и старики-пенсионеры редко попадали в «трудные жизненные ситуации».

Сиротские деньги отдали на мировую революцию

Нет ничего удивительного, что советская история социального обеспечения началась с экспроприации накоплений эмерительных касс и комитетов по обеспечению инвалидов. Что не удивительно, поскольку новые власти отменили все прежние (царские) пенсии. С высокой степенью вероятности можно предположить, что эти стариковские, сиротские и инвалидные деньги ушли на поддержку мировой революции, которая ожидалась со дня на день.

В то же время власти не скупились на обещания.

Широких социальных деклараций было выпущено много: в том числе 1 ноября 1917 года советское правительство заявило, что собирается взять на себя заботу об обеспечении стариков, вдов и сирот. На самом же деле, начали с инвалидов Красной Армии (1918 г.), затем назначили пенсии старым большевикам (1923 г.), и только в 1928 году, вероятно, ввиду начинаемой индустриализации, стали назначать пенсии рабочим. Но не всем, а только работникам горнорудной и текстильной промышленности. Именно тогда был установлен пенсионный возраст — 55 лет для женщин и 60 лет для мужчин. По какой же причине суровые власти Советской страны выбрали такие сроки? Оказывается, на научной эмпирической основе.

Специалисты — врачи, «трудовики», статистики в ходе комиссионного обследования рабочих и работников, выходящих на пенсию по инвалидности, установили, что «к 55 годам большая часть женщин и к 60 годам большая часть мужчин теряют возможность продолжать работать». Для них можно было установить чисто «декретный» возраст, но при этом престарелых работников пришлось бы лечить, тратить деньги на многочисленные трудовые экспертизы, в конечном итоге «активировать», как это практиковалось в отношении зэков, полностью утративших трудоспособность.

Суровая проза жизни, но для нее придумали сказку со счастливым хэппи-эндом на том основании, что советские труженики выходят на заслуженный отдых намного раньше своих западных ровесников.

При этом понятно, никто ничего не говорил ни о продолжительности жизни, ни сравнивал размеры пенсий тут и там. А тот, кто хотел бы их сравнить, тому можно было возразить, что относительно низкие пенсии в СССР компенсируются невысоким пенсионным возрастом. Сейчас, что в России, что в Беларуси государственные пенсионные реформаторы от этого аргумента отказываются. Они реально повышают пенсионный возраст, а повышение пенсии обещают в будущем. Той горстке стариков, которые доживут до нового, экономически оптимизированного срока.

Достойно удивления

Вообще достойно удивления, что СССР, всегда гордившийся особой социальной защищенностью населения, предоставил народу право на пенсию по старости лишь в 1956 году, на 21 год позже, чем это сделали США. Колхозникам стали оплачивать старость лишь с 1964 года, так как до этого учет заработной платы велся в «трудоднях» и начислялись на них не деньги, а в основном продукция сельского хозяйства. В 1941 году при численности населения в 194 млн. человек было всего 4 млн. пенсионеров. Из них только 200 тыс. пенсионеров по старости. То есть стариков на самом деле было много, а пенсионеров мало. Поскольку пенсии по старости выплачивались городским рабочим и служащим по определенному списку отраслей промышленности.

В конечном итоге созданная в 50-60-е годы система была достаточно цивилизованной, тем не менее, она оказалась неспособной к выполнению своего главного предназначения — выплаты обществом своих страховых обязательств перед теми, кто питал пенсионный фонд своими взносами и дожил для старости. А если сказать, что доля пенсионеров по старости составляла несколько процентов от численного занятого в экономике населения, то возникают вопрос — куда уходили эти деньги? Да, на всякие «амбциозные» задачи, которые любили решать что прежние, что нынешние власти.

Начиналось, может быть, хорошо, но с каждым годом становилось хуже. Например, в 50-е годы средняя пенсия по старости по отношении к средней заработной плате составляла 65%, а к 1987 году при росте средней зарплаты почти в два раза, пенсия составляла всего 45% от зарплаты.

Константин Скуратович, «Белрынок»