На Кавказе назревает новый бунт против Москвы?

Эпицентрами могут стать Ингушетия и Дагестан.

Оппозиционный ингушский блогер Ахмед Бузуртанов в своей недавней статье «Матовников как руководитель штурма Ингушетии?» обратил внимание на беспрецедентную милитаризацию управления Северо-Кавказского Федерального Округа, по сути превращенного Кремлем в Кавказское генерал-губернаторство:

Хотя милитаризация в последнее время затрагивает всю российскую политику (если включать в это явление не только военных, но и выходцев из ФСБ, МВД и даже ФСО), из всех федеральных округов Северо-Кавказский — самый милитаризированный.

Эта тенденция обозначилась еще тогда, когда он был не Северо-Кавказским, а Южным федеральным округом (ЮФО). Первым полпредом президента в нем в 2000-м году был назначен печально известный «усмиритель» Чечни генерал Виктор Казанцев. Из пяти полпредов президента в ЮФО на момент вхождения в него северокавказских республик трое были силовиками: генерал Казанцев, генерал-лейтенант Григорий Рапота и бывший генеральный прокурор Владимир Устинов. Но хотя бы иногда назначались и гражданские: бывший губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев и бывший руководитель аппарата правительства РФ Дмитрий Козак (правда, как выяснилось, в молодости и он был силовиком — работал в ленинградской прокуратуре и служил в спецназе ГРУ).

Когда в 2010 году из ЮФО выделили СКФО и назначили в него полпредом коммерсанта Александра Хлопонина, это могло показаться сменой военных подходов на гражданские и ставкой уже не на борьбу с подпольем, а на экономическое развитие региона. Но так продолжалось недолго — после Хлопонина уже все полпреды в СКФО становятся силовиками. Курировать крупный регион Кремль присылает Сергея Меликова – генерал-полковника в отставке и бывшего заместителя директора Нацгвардии, будущей Росгвардии. Он в этом качестве работал в 2014-2016 гг. Эту тенденцию продолжил следующий полпред — вице-адмирал в отставке Олег Белавенцев, работавший полпредом в СКФО в 2016 — 2018 гг. И наконец, ее кульминацией на данный момент стало назначение полпредом в СКФО генерал-лейтенанта Александра Матовникова, вступившего в эту должность в 2018 году, — говорится в статье.

Однако ошибется тот, кто решит, что эта милитаризация распространяется только на полпредов президента как своего рода «смотрящих» за регионалами, тогда как сами главы республик остаются гражданскими и местными. Во многих ключевых для Северного Кавказа случаях это уже не так либо в одном, либо сразу в двух этих пунктах.

Так, осенью 2017 года новым главой Республики Дагестан был назначен генерал-майор полиции, бывший замминистра МВД РФ Владимир Васильев, с регионом никак не связанный. И опять же, будучи назначенным как «смотрящий» от Кремля вместо дагестанца Рамазана Абдулатипова, Васильев не стал опираться на местные кадры, а привел с собой команду «варягов», включая главу своей администрации Владимира Иванова и главу правительства Артема Здунова. Вызов «местным» таким образом был просто нарочитым — если в советские годы русского в этой республике (как и во многих других) ставили вторым секретарем партии, а тут сразу и первым, и вторым, и третьим.

И дело тут, конечно, не только и не столько в национальности, благо, в случае с Васильевым и Здуновым с ней определенности нет. Дело именно в принципе колониального прямого управления, которому был придан нарочито «неместный» интерфейс.

Каковы же результаты работы этих «варягов»? По данным на начало этого года — увеличение госдолга республики на 30%, первое в стране место по оттоку населения, одно из лидирующих мест по безработице, одно из последних мест по оснащенности больниц койками и другие аналогичные «достижения».

Зато продолжается «закручивание гаек». Это при том, что Дагестан, пока его не «закатали в асфальт», отличало наличие живого, разношерстного гражданского общества, складывающегося из множества, порой конкурирующих друг с другом групп, землячеств, национальных и религиозных общин. Из-за периодических бессудных убийств, в т.ч. видных журналистов (самым громким стало убийство главреда ведущего республиканского СМИ «Черновик» Хаджимурада Камалова в 2011 году), арестов и исхода в эмиграцию ярких представителей гражданского общества, от него мало что осталось уже в годы руководства Рамазана Абдулатипова. Но приход Васильева с его «варягами» словно был призван подчеркнуть — перемены, если и будут, то только к худшему, только в сторону дальнейшего ужесточения репрессий.

Еще одна крайне проблемная для Кремля северокавказская республика наряду с Дагестаном — это Ингушетия, на которую сегодня фактически переносится «дагестанская» модель управления.

В 90-е годы, в самый важный период ее становления ее возглавлял популярный народный лидер — Руслан Аушев. Кстати, тоже генерал и, более того, боевой, что демонстрирует — и генерал может быть независимым лидером, но только, если это выдвинутый народом генерал или хотя бы призванный им через свободные выборы, как было с красноярским губернатором Александром Лебедем. Однако Аушев оказался первым и последним избранным лидером Ингушетии на данный момент. Его как неудобного для Кремля «ушли» вместе с другими регионалами-тяжеловесами ельцинского периода, и с тех пор во главе республики стояли исключительно беспроблемные для Кремля назначенцы.

Еще недавно таковым был Юнус Бек Евкуров. Генерал, как и Аушев, но полная противоположность ему в политическом смысле. Если Аушев всегда представлял интересы республики вовне, в том числе, показывая представителям «центра», кто в доме хозяин (что выражалось даже в рассаживании федеральных и республиканских министров на совещаниях), то Евкуров выступал как представитель «центра» в Ингушетии. Впрочем, надо отметить, что в этом он лишь продолжил курс, обозначившийся уже при его предшественнике Мурате Зязикове. И как и он по итогам своей деятельности был вынужден «эвакуироваться» из республики.

Итогом руководства Ингушетией генералом-назначенцем Евкуровым стал социальный взрыв, спровоцированный подписанием им крайне непопулярного в Ингушетии соглашения об установлении границ с соседней Чечней, по которому, как считают ингуши, они лишились важной для себя территории. Не беря на себя роль арбитра в историческом и юридическом споре ингушей и чеченцев по данному вопросу, в данном случае можно указать на другой принципиальный момент — руководитель Ингушетии принял решение по такому чувствительному для возглавляемого им народа вопросу за его спиной, без широкого обсуждения. Более того, членов Народного Собрания фактически заставляли голосовать за ратификацию этого соглашения, а сам Евкуров контролировал не просто ход голосования, но и «подсчет голосов», после чего его был спешно переведен в Москву в «Alma mater»– Министерство обороны, заместителем руководителя которого он стал.

Кто был назначен на место обнакротившегося назначенца в генеральских погонах? Авторитетный местный лидер, который сумел бы найти общий язык с гражданским обществом республики и разрядить обстановку? Поверить в такое решение в 2019 году в путинской России может только очень наивный человек. Новым главой республики стал прикомандированный из Саратовской области бывший прокурор Махмуд-али Калиматов, брат полковника ФСБ, убитого в Ингушетии в 2007 году. Не приходится удивляться тому, что новый «глава республики» стал безмолвно наблюдать, как силовики одного за другим нейтрализуют ведущих лидеров ингушского протестного движения, которых «от греха подальше» стали вывозить из республики в Нальчик, в СИЗО.

Однако не менее интересно, какие кадры прислали в республику вместе с новым главой. Так, уже упомянутый выше Ахмед Бузуртанов в другой своей статье обращает внимание на личность и деятельность нового министра республики по национальной политике Руслана Волкова, прикомандированного в нее вместе с Калиматовым. Волков не имеет к Ингушетии никакого отношения — не родился и не жил в ней, не этнический ингуш. Не имеет он никакого отношения и к сфере межнациональных отношений. Если только не считать таковым… участие в аннексии Крыма, за что он внесен в известную украинскую базу «Миротворец» с формулировкой «принимал участие в спецоперации по захвату АР Крым Россией». В копилку того, как перекидываются кадры на этих двух направлениях, можно добавить еще один эпизод — как выяснилось, арестованный в Украине и обвиненный СБУ в подготовке на ее территории диверсий Тимур Дзортов, признавший себя сотрудником ГРУ, работал телохранителем Евкурова в его бытность главой республики.

Кстати, командировка кадров, отличившихся в агрессии Кремля против Украины, на региональный фронт в России — это, видимо, новый тренд. Еще одним примером такового можно считать назначение мэром калмыцкой столицы Элисты бывшего вице-премьера правительства т. н. ДНР Дмитрия Трапезникова, тоже никакого отношения к этой республике не имеющего, что вызвало в ней массовые протесты. Видимо, логика здесь заключается в том, что взяв паузу на украинском направлении, до следующей активизации на нем Кремль хочет использовать уже обкатанные там кадры для ликвидации остатков федерализма и проблемных очагов в России.

Бузуртанов именно так и определяет миссию нового полпреда Кремля в СКФО генерал-лейтенанта Матовникова, считая, что ему как профессиональному штурмовику поручили штурм очагов сопротивления ингушской республики:

«Штурмовик» Матовников, видимо, был призван выполнить задачу, которую не сумел выполнить другой назначенец Кремля — «десантник» Евкуров.

Сейчас уже можно предположить, что, несмотря на отстранение первого и последнего всенародно избранного президента РИ Руслана Аушева и его замену кремлевскими назначенцами, в том числе, в погонах, Ингушетия все эти годы продолжала оставаться проблемой для Кремля именно из-за сохраняющегося в ней республиканского духа.

Все эти годы сохранялось такое понятие как «ингушская оппозиция» — роскошь, непозволительная в путинские времена республикам не то, что Северного Кавказа, но и никаким другим республикам, краям и областям. Как заметная величина существует разве что российская оппозиция, которую травят как «национал-предателей», «шакалящих у посольств» и т. д. Кстати, лидеры ингушского протеста поддерживали тесные связи с партией «Яблоко», что могло усиливать раздражение Кремля.

Далее, Духовное управление мусульман Ингушетии, хоть и придерживалось «традиционного ислама», но как показали события, начиная с сентября 2018 года, было не бесхребетной марионеткой, подобно многим другим российским Духовным центрам мусульман, а нашло смелость поддержать справедливые требования народа, пойдя на конфликт с властью. При этом, несмотря на многочисленные попытки искоренить ее и несмотря на его конфликт с ДУМ РИ, в республике сохранилась легальная, мирная салафитская община со своими авторитетными проповедниками.

Еще один общественный институт, оказавшийся крайне проблемным для Кремля — Совет Тейпов, который в критический момент оказался альтернативным национальным парламентом.

Так что, Северо-Кавказский Федеральный Округ как фактическое генерал-губернаторство Кремля сегодня играет роль органа, не просто контролирующего республиканские автономии и общества, но по сути добивающего их.

Тут читатель может задаться вопросом: не выделяется ли из этого ряда Чечня? Ведь на фоне других руководителей кавказских республик, которые являются банальными госслужащими, Рамзан Кадыров обладает огромными полномочиями. Более того, ему позволено иметь то, о чем могут только мечтать другие республики — фактически свою армию численностью в 30 тысяч штыков.

Однако оппозиционный чеченский блогер Тумсо Абдурахманов считает, что все это является показателем не независимости, а наоборот абсолютной зависимости руководителя Чечни от Кремля.

То, что Чечня сегодня неподконтрольна Кремлю, это иллюзия. Этот регион сегодня более подконтролен Кремлю, чем любой другой, скажем, Татарстан или Владивосток. Кадыров это человек, который не может спорить с Кремлем. Вот, если бы Кадыров, допустим, мог выступить против воли Кремля, вот это была бы некая независимость. Допустим, официальная позиция Путина по какому-то вопросу была такой, а Кадыров сказал: «а я вот считаю иначе, я против». Но нет, мы такого никогда не услышим. Наоборот, такое мы можем услышать в каком-нибудь другом регионе, том же Татарстане. Недавно была ситуация, по-моему, в прошлом году, когда Татарстан из-за бюджета какого-то, какой-то спор у них был. Кадыров он может, когда ему, например, урезают какой-то бюджет федеральный, Кадыров может с министром повздорить. Он может натравить своих министров на федеральные министерства и так далее. Но с Путиным идти в какое-то противостояние он не может, он настолько подконтролен. Поэтому это иллюзия, — заключает Абдурахманов.

Но можно предположить, что это непростая для Кремля дилемма: что лучше — амбициозный местный руководитель, тотально контролирующий проблемное местное общество или свой назначенец, лояльность которого не вызывает вопросов, но который неспособен установить полный контроль над местной средой? Тандем Путина и Кадырова имеет и личный характер, следовательно, будет сохраняться, пока они оба находятся у власти. Вместе с тем, не секрет, что особым статусом Кадырова недовольны многие и внутри нынешней российской власти, и внутри оппозиции ей, и поэтому после ухода Путина пересмотр статус-кво Кадырова представляется неизбежным.

По логике, существует два направления, в которых это может происходить. Первое, логически вытекающее из унификаторской и централистской политики Кремля — под тем или иным предлогом (в том числе выманив его на высокую должность в Москву) заменить Кадырова на своего назначенца, типа Евкурова и Калиматова, но все же не типа Васильева, т. к. к последнему варианту Чечня еще не готова. После чего можно будет начать политику «нормализации» Чечни, понимаемой как ее превращение в обычный российско-кавказский регион. Второй вариант, который может произойти в случае утраты контроля за процессами на Кавказе в результате борьбы за власть в Москве — это отрыв от нее Чечни после исчезновения Путина как связывающего ее с остальной Россией звена в рамках его тандема с Кадыровым.

При таком сценарии положение находящейся в лично-вассальной от Кремля зависимости кадыровской Чечни и де-факто губернизированных республик будет асимметричным. Если первая автоматически станет отдельным государством, то во вторых кремлевским наместникам придется иметь дело с пробудившимися местными обществами, которые как показывают события в Ингушетии, сохраняют протестный потенциал. Понятно, что вторым национально-государственную субъектность будет обрести сложнее, ибо ее придется учреждать снизу, в рамках процесса деколонизации, тогда как в Чечне она уже к тому времени будет готова. С другой стороны, этот готовый вид кадыровской чеченской квазигосударственности, учрежденной не снизу чеченским народом (как было при Дудаеве с Ичкерией), а сверху, сделавшей ставку на Кадырова Москвой, может оказаться куда более проблемным, так как наверняка столкнется с противоречиями внутри чеченского общества, которые пока закатаны в асфальт, но без поддержки «центра» (финансовой и военной) могут выйти наружу.

Впрочем, это уже возможные проблемы и перспективы дня завтрашнего. Сегодня же Кремль занимается активным закладыванием в регионе многочисленных бомб замедленного действия посредством политики генерал-губернаторства и агрессивного колониализма вместо развития полноценного федерализма и ставки на жизнеспособные гражданско-республиканские системы.

Вадим Сидоров, «Регион-эксперт»