Кто такой, этот «поcтрадавший» спецназовец?

Белорусские милиционеры не присутствовали на собственных медицинских освидетельствованиях, не читали протоколов своих допросов и дают показания в суде против тех, кого не видели и не опознали.

В Минске идут суды над рядовыми участниками демонстрации 19 декабря. Первый обвинительный приговор — Дмитрию Новику, Александру Молчанову — вступил в силу 12 марта. Еще двое осужденных — Василий Парфенков и Александр Отрощенков — тоже получили от 3 до 4 лет лишения свободы.

На этом фоне последние два приговора по «делу декабристов», вынесенные гражданам России Артему Бреусу и Ивану Гапонову (штраф) и Дмитрию Медведю (три года «химии»), даже удивляют своей мягкостью. Низким уровнем доказательной базы неожиданное смягчение белорусского правосудия объяснить нельзя — и в прошлых процессах он был близок к нулевому. Правозащитники полагают, что роль могла сыграть жесткая позиция российского посольства.

Уже сейчас никто не сомневается, что «дело декабристов» войдет в белорусскую историю права.

Первое и, наверное, самое важное юридическое новшество — это принцип коллективной ответственности. Уголовное право любой страны базируется на понятии индивидуальной ответственности: то есть человек может быть наказан только за свои действия. Но на этих процессах обвинение строится удивительным образом.

Вначале доказывается, что на площади происходили преступления. Перед судом выступают сотрудники милиции, пострадавшие от неизвестных лиц (травмы головы, ссадины и т. д.). Причем если на первых процессах они выступали в качестве свидетелей, то теперь переквалифицированы в потерпевших. Характерно, что сами сотрудники не опознают обвиняемых и потерпевшими именно от их действий себя не считают. Затем демонстрируется видео, подтверждающее факт присутствия обвиняемых на площади. Никаких доказательств участия обвиняемых в избиении сотрудников милиции, в битье стекол нет (группа провокаторов, бившая стекла в Доме правительства, так и не предъявлена следствием) — доказывается только сам факт присутствия обвиняемого на площади. Затем прокуратура, а вслед за ней и суд делают вывод, что раз человек находился на площади, он являлся активным участником массовых беспорядков и подлежит наказанию. Это — абсолютное ноу-хау белорусской судебной системы.

Некоторые из «потерпевших» сотрудников милиции под натиском адвокатов признались, что не присутствовали на собственном медицинском освидетельствовании и не читали протоколов своих же допросов. Вообще наибольшие «трудности с припоминанием» у «потерпевших» вызывают именно следственные действия. Уровень доказательной базы демонстрируют и повторяющиеся до запятой показания милиционеров.

Вторая уникальная черта этих процессов — беспрецедентное ограничение права обвиняемых на защиту. «Новая» уже писала, что адвокаты сутками просиживают в отстойнике изолятора КГБ, пытаясь добиться свидания со своими подзащитными. Следователи охотно допускали адвокатов только на следственные действия — иначе допросы были бы нелегитимными. Некоторые адвокаты до сих пор не смогли поговорить с обвиняемыми наедине, большинство адвокатов с конца декабря до начала марта вообще не видели своих подзащитных.

Но это не все. С начала этого года начало набирать обороты абсолютно новое в Беларуси явление — массовые репрессии в отношении адвокатов. На данный момент семь адвокатов лишены лицензии — и, следовательно, права на профессию.

Кампания началась в первых числах января. Пять адвокатов, защищавших «декабристов», — Павел Сапелко, Олег Агеев, Марианна Семешко, Тамара Сидоренко и Владимир Толстик — получили письма из Минюста. Минюст, проанализировав высказывания адвокатов в СМИ, счел их «нетактичными» и «не соответствующими профессиональной этике» и требовал опровержения. Что это были за высказывания? Адвокаты рассказывали журналистам то, что опровергнуть в принципе довольно сложно — о проблемах с посещением подзащитных, об их состоянии здоровья, о порядке передачи посылок в изолятор КГБ. Минюст грозил в случае отказа от опровержения лишением лицензии.

Еще через несколько дней Минюст отправил в Минскую городскую коллегию адвокатов представления на Сапелко, Толстика, Семешко и Сидоренко. Минюст требовал в отношении провинившихся немедленно принять дисциплинарные меры, а лучше — из коллегии исключить (что автоматически ведет к лишению лицензии). Коллегия ответила отказом.

Двое из адвокатов — Марианна Семешко (она утверждает, что журналисты исказили ее слова) и Тамара Сидоренко — опровержения написали. А Сапелко, Агеев и Толстик — нет. Особенно тяжело пришлось Агееву — он перечислял «Еврорадио» список продуктов, которые разрешены для передачи заключенным. Вот как тут опровержение писать?

Сапелко, Агеев и Толстик написали в Минюст длинные письма, полные юридических ссылок и недоумения. Ирина Халип, которую защищал Толстик, в попытке спасти адвоката даже отказалась от его услуг. Не помогло. Толстик и Агеев были лишены лицензии Минюста, а Павел Сапелко — член президиума Минской городской коллегии адвокатов — был из коллегии исключен и лишен лицензии в автоматическом порядке. В отношении Олега Агеева до сих пор продолжается совместная проверка КГБ и Минюста с прицелом на уголовные дела. Уже лишена лицензии его мать — Татьяна Петровна Агеева, адвокат с безупречным 30-летним стажем работы, ведется проверка в отношении его жены, которая тоже имеет несчастье работать адвокатом.

Лишена лицензии и адвокат Тамара Гораева, которая взялась защищать Ирину Халип после лишения лицензии Владимира Толстика. Тамара защищала Ирину недолго — два дня, а затем расторгла договор, объяснив, что занята в других процессах и «не рассчитала», но лицензию все равно отобрали.

Под волну попали и другие провинившиеся. Лишена лицензии адвокат Гродненской областной коллегии Валентина Бусько, задержанная на площади вместе со своим сыном.

Я не могу подставлять тех, у кого лицензия пока есть. Поэтому скажем так: есть информация, что с некоторыми адвокатами, оставшимися в процессе и профессии, «ведется работа». Сотрудники КГБ рекомендуют адвокатам «не усердствовать». Не усердствовать — это значит не мешать общему ходу процесса (например, признанию произошедших 19 декабря массовых беспорядков), а сосредоточиться на минимизации наказания конкретно своего подзащитного.

Вообще нужно сказать, что адвокаты, которые до сих пор остаются в процессе, от журналистов теперь шарахаются как черт от ладана. Так как Минюст лишил лицензии их коллег именно через цитаты в СМИ, многие адвокаты стараются «максимально ограничить общение с представителями прессы», а Минская город-ская коллегия даже разродилась рекомендацией по этому поводу. Нормальному освещению процесса это, конечно, не способствует.

И еще одно ноу-хау, которое можно назвать «заделом на будущее». Когда КГБ в рамках проверок решил изъять документы из адвокатских коллегий, те документов не дали. Дотошные адвокаты потребовали санкции прокурора и список конкретных документов. Тогда КГБ обратился к Минюсту. И Минюст помог. Минюст как контролирующий адвокатов орган может неограниченно изымать документы, в том числе — рабочие записи адвокатов по делу. Таким образом, адвокатской тайны в Беларуси больше не существует.

О репрессиях против адвокатов белорусский Хельсинкский комитет (единственная официально зарегистрированная правозащитная организация в Беларуси) подготовил письмо спецдокладчику по вопросу о независимости судей и адвокатов Совета ООН. Буквально сразу же Минюст сначала потребовал письмо «вернуть» как дискредитирующее, а затем, получив отказ, вынес предупреждение. Теперь БХК крайне уязвим: второе такое предупреждение в течение года приведет к аннулированию регистрации и к юридическому уничтожению комитета. Кроме того, юристы полагают, что предупреждение может быть лишь началом: статья УК 369 «прим» («Дискредитация Республики Беларусь») до сих пор остается неопробованной.

Елена Костюченко, «Новая газета»