«Такая позиция»: история гродненца, который ушел в стачку

Александр Куванников хочет, чтобы его дети жили в нормальной стране.

39-летний гродненец Александр Куванников — чистильщик оборудования — стал единственным рабочим Гродненской табачной фабрики «Неман», который ушел в стачку. Это было 14 ноября, а уже 20 ноября он был уволен с предприятия по статье — за неисполнение своих трудовых обязанностей. Александр рассказал tut.by, почему решил в одиночку уйти в стачку, какие настроения были на фабрике в августе, почему остальные рабочие его не поддержали и как это — остаться без работы, когда у тебя четверо детей.

19 августа в Гродно на различных крупных предприятия рабочие организовывали стачкомы и готовились уходить на забастовку. В тот же день около Гродненской табачной фабрики прошел пикет, на который собралось около 300 человек. К зданию предприятия пришли гродненцы, которые хотели поддержать рабочих-табачников. Ходили разговоры, что сотрудники фабрики собираются также присоединяться к забастовке и вот-вот должны выйти из здания. Однако никто не вышел. Пришедшие ушли на площадь Ленина на большой митинг.

Оказалось, что в это же время в здании фабрики должна была пройти встреча работников предприятия и руководства города. Журналистов на нее не пустили, и, по словам Александра, в тот день к ним никто из представителей местной власти так и не приехал.

Внешне тогда многим казалось, что на «табачке» ничего не происходит, но это не совсем так. Оказалось, что сразу после событий 9−11 августа около 150 рабочих написали открытое письмо властям города, прошло общее собрание коллектива с руководством предприятия. Но в итоге забастовки не получилось.

— Тогда, в августе, гендиректор предприятия Юрий Чернышев говорил, что никого по политическим мотивам репрессировать не будут. Мало того, он сам сказал, что, мол, чего вы копируете письмо с «Гродно Азота», можно добавить и свои какие-то локальные требования. Добавили, написали, подписались. Активисты фабрики и заместитель директора по идеологической работе отвезли наше письмо местным властям. Потом уже выяснилось, что оно попало и в КГБ. Позже начали давить на людей, исходя именно из списка подписавшихся. Мы тогда почему-то попросили ответить на наши требования в течение трех рабочих дней. Получается, что подписали и отвезли мы его в пятницу вечером, а до четверга уже всех на предприятии «обработали», поэтому активных, готовых идти до конца, осталось человек 25. На очередное собрание пришли в основном те, кто трудится в администрации фабрики, и, несмотря на свои политические взгляды, будут и дальше там работать. Зарплаты все же хорошие. То есть это те люди, которые вряд ли будут бастовать.

— В итоге у присутствующих спросили, согласны ли все работать и получать премии, практически все подняли руки, кроме нас. Тогда мы поняли, что два-три десятка человек против всей фабрики, где работает около 900 человек, ничего сделать не смогут. Мы уже знали что все «слились», но еще была надежда на машинистов-регулировщиков — это основные люди, от которых зависит производство сигарет, — но не получилось. Если бы там человек 30 стали, то фабрика бы тоже, соответственно, стала. Даже если бы мой цех встал, мы бы не подали табак, то другим цехам также пришлось это сделать, потому что не из чего было бы делать сигареты. Варианты были, и были люди, которые готовы были выйти, но в итоге не получилось. Осталось после этого всего некоторое чувство досады. Где были все эти 150 человек, которые подписали письмо? Что случилось? — вспоминает августовские события на фабрике Александр.

— В городе говорили, что, мол, «табачникам» выплатили 500 рублей премии за то, чтобы они не выходили на площадь и не бастовали.

— Нет, это не так. Дело в том, что, когда начались все эти большие митинги, многие рабочие в частном порядке на площадь выходили. Понятно, что они не шли колонной, как, например «Гродно Азот» или «Химволокно», но они там присутствовали. Некоторые были в фирменных майках. Что касается премии в 500 рублей, то на фабрике время от времени выдают дополнительные деньги, например, есть надбавки за экспорт. Но дело в том, что начисления происходят первого числа какого-то месяца, а на руки деньги мы получаем 11-го числа. Так тогда совпало, что начислили премию. Но она была начислена еще до всех этих событий.

Когда митинги в Гродно стали малочисленными, на табачной фабрике самых активных рабочих начали увольнять.

— Но происходило это все по-тихому и по собственному желанию, чтобы у увольнений не было политической окраски. Я же изначально сказал, что со мной по-тихому не получится. У меня родственников на фабрике нет, займа на квартиру от фабрики тоже нет, то есть отсутствуют рычаги влияния. Кроме того, что у меня четверо детей, как-то повлиять на меня невозможно. Что касается обещаний гендиректора, то все те, кто был когда-то задержан за участие в акциях — а среди моих знакомых это 6−7 сотрудников фабрики — уже там не работают.

Зарплата Александра была примерно 950 рублей плюс доплаты за экспорт, праздники и так далее. Могло быть еще плюс 500−600 рублей.

В сентябре Александра вместе с другими работниками отправили в командировку на сельскохозяйственное предприятие в Логойск собирать камни и вязать сетки. Потом он заболел, а когда 11 ноября вышел на работу, получил предложение написать заявление об увольнении по собственному желанию. Однако с таким положением дел рабочий согласен не был и 14 ноября написал заявление о присоединении к стачке, поставил в известность свое руководство. В итоге мужчину уволили по статье 42 Трудового кодекса «Расторжение трудового договора по инициативе нанимателя», где есть пункт о прогулах и неисполнении своих трудовых обязанностей без уважительной причины.

— Страшно было уходить в стачку, понимая, что вы, скорее всего, будете единственным и вас уволят?

— Уходить в стачку страшно не было. Скорее страшно было потерять заработок и уходить в никуда, остаться одному со своими проблемами, понимая, что в семье четверо детей и что о них надо заботиться. Но жена решение поддержала. Я понимал, что меня все-таки уволят, но моя стачка — это не какой-нибудь хайп или возможность «срубить бабла». Я об этом даже не думал. Это моя гражданская позиция и совесть, которая за деньги не продается. Изначально я не хотел особо распространяться насчет всего происходящего, отправил фотографию в некоторые Telegram-каналы, но тут моя жена выложила все на своей страничке в Instagram и понеслось. Там за сутки было более 270 комментариев. Я их всех прочитал и, знаете, слезы на глазах — столько было поддержки и добрых слов. Вообще, сейчас чувствуется очень большая поддержка со всех сторон. Люди пишут, звонят и спрашивают, чем они могут помочь, но мы с женой отказываемся. Это очень сложно — принимать помощь, этому нам еще надо научиться. Но то, что вокруг столько много разных людей, которые готовы поддержать в трудную минуту, — это факт.

— Жалеете, что все так получилось?

— Ни капли. Не знаю, может быть, потом я все это прочувствую, пока мало времени прошло — я только 20 ноября забрал свою трудовую. Я думаю, что все было не зря. Очевидно, что за последнее время наши люди в корне поменялись. Например, моя жена до 9 августа была аполитичной, а потом все события, которые тогда происходили, очень ее возмутили. Она не верила, что такое может быть. Поэтому мы стали вместе ходить и на площади, и на митинги. Правда, я после того, как меня задержали 6 сентября, по совету юристов на улицу перестал выходить, опасаясь, что могут возбудить уголовное дело. Но тут моя совесть чиста. Я пошел другим путем, уйдя в стачку. Это, наверное, тоже достаточно весомый вклад. Жену забрали 15 ноября около Фары Витовта, когда люди пришли поставить свечки и цветы в память о Романе Бондаренко. Ее каким-то чудом выпустили из милиции в тот же день. Протокол об административном правонарушении она не подписывала, адвокатов к ней не вызвали, хотя она просила. После этого она, столкнувшись с системой и тем, что там и как происходит, выходить на митинги опасается.

— Не боитесь, что к вам будут приходить различные комиссии по поводу детей?

— У нас в семье все ровно — дети обуты-одеты, кружки, школы посещают, холодильник полный. Чего к нам приходить? Но жене, конечно, когда ее задержали, угрожали, что детей поставят в СОП. С работы звонили и говорили, чтобы я «подумал о детях». После задержания звонили из милиции и просили прийти поговорить. Однажды приходил участковый по поводу БЧБ-флага, который висел за окном. Угрожал ИВСом. Флаг я снял, но повесил его в качестве занавески, и сейчас он висит внутри квартиры.

Сейчас гродненец планирует вместе с семьей уезжать за границу. Он не уверен, что в Беларуси сможет найти работу. Есть и другие причины для таких таких планов. Правда, Александр сразу отмечает, что переезд — это временная мера.

— Хотелось бы, чтобы дети хоть немного пожили в нормальной стране с нормальными законами и свободами и чтобы увидели, как там все происходит в обществе. Старшие уже все понимают и сами все видят. Когда, например, приходил к нам участковый по поводу флага, они сильно испугались. Жить в страхе — ненормально.