«В восемь лет решил взять жизнь в свои руки»

Монолог белоруса, который сам попросился в детдом.

В день, когда Илья родился, погиб его отец: он ехал в роддом впервые увидеть сына и разбился на машине. Мать не выдержала и начала пить, с каждым годом все сильнее. Быстро скатилась и уже через несколько лет брала маленького сына в «путешествия на трассу» по Беларуси. Маленький ребенок страдал от голода, холода, отсутствия внимания. Когда его в 7 лет нашли спящим в ящике из-под картошки в соседнем подъезде, отдали бабушке. Но и там он чувствовал себя чужим и в итоге в 8 лет сам пришел в милицию и попросился в детский дом, пишет onliner.by.

Это история про молодого парня, который добровольно прошел через четыре детских дома. Ему приходилось драться стенка на стенку, голодать, терпеть унижения и издевательства. Несмотря на все трудности, он благодарен детскому дому, считает свой выбор осознанным и никого не винит в том, что его детство оказалось совсем уж не сахарным. Сейчас Илье 24, он работает сразу на нескольких работах: снимается в кино и рекламе как модель, продает рекламу блогерам в соцсетях и планирует создать свой косметический бренд. Удивительным образом парень, который был «обречен» на провал, показывает, как можно прорываться в жизни из самой невыигрышной позиции, если у тебя есть стержень внутри и желание добиваться своего.

Вот лишь некоторые цитаты из этого монолога:

Когда я родился, отец ехал ко мне в роддом, попал в аварию и погиб. Фотографию отца я видел всего раз и ничего о нем не знаю. Мать после смерти отца начала пить. Мы ездили с ней по разным городам страны, останавливали фуры, она заводила знакомства и флиртовала. Таким способом она зарабатывала деньги. Это одно из немногих воспоминаний о матери.

Мне было 7 лет, мы вернулись из очередного путешествия, мама начала кричать, что-то кидать, винить меня в чем-то. Я пошел на улицу, было холодно, зима. Зашел в соседский подъезд, там стояли ящики для картошки. Забрался в один из этих ящиков и заснул. Там меня и нашли соседи. Они позвонили бабушке и передали ей.

С бабушкой жизнь была хорошая, она всему меня учила, была внимательна, кормила, одевала. Она говорила: «Учись! Это самое важное, это пригодится в жизни, ведь у тебя никого нет, ты должен надеяться только на себя». Наверное, именно это задевало меня больше всего.

Я понимал, что у бабушки пятеро своих детей (мама была старшей, остальные дети были еще несовершеннолетние), и тут еще я сверху свалился грузом. Чувствовал, что ей трудно: она одна, а нас пятеро в одной квартире. Я не то что чувствовал себя лишним, просто не хотел ждать какую-то очередь за какой-то вещью, вниманием.

Зимой мне исполнилось 8 лет. В какой-то передаче по телевизору увидел сюжет про детский дом. Мне очень понравилась идея, что все дети живут в одном доме, вместе играют, учатся, ездят отдыхать за границу. Как-то раз вместо школы я поехал в милицию. Пришел и говорю: «Отвезите меня в детский дом». Меня, конечно, отвезли к бабушке, она плакала, не понимала, что случилось, спрашивала: «Илья, что тебя не устраивает?»

Бабушка старалась как-то изменить ситуацию в доме, но решение во мне уже созрело.

Спустя две недели я опять проснулся и вместо школы поехал в милицию. Там я встретил того же участкового, а еще там был представитель из детского дома. Как говорится, все карты сложились. Чтобы меня точно забрали, я соврал, что меня бьют дома дяди. Мы опять приехали к бабушке, милиционер и соцработники сказали, что уже обязаны среагировать.

Я помню этот момент: бабушка стоит в слезах у подъезда, мне говорят попрощаться с ней, но это было так тяжело, что я просто развернулся, сел в машину и уехал.

Помню, что, приехав в детский дом, я неделю не разговаривал. Глубоко в душе переживал: что же я наделал? Конечно, увидел, что реальность сильно отличается от картинки в телевизоре. Разочарования не было, я увидел то, что хотел: много детей, большое здание, много общения. Но это было не совсем то, что я представлял, особенно после того, как на следующий день меня отправили в школу: почему-то я думал, что в детском доме учиться не надо.

Признаюсь, я много раз хотел попроситься обратно домой, но это было так сложно сделать… Для 8 лет это была огромная нагрузка: ты понимаешь, что ушел от родного человека, в чужую среду, тебе предстоит все строить с нуля. А еще я не хотел показать, что отвечаю за свои решения.

Практически все уверены, что детский дом — это какая-то каторга. Но там действительно хорошо: пятиразовое питание, возможность заниматься спортом, поездки за границу. Да, у нас был очень строгий распорядок дня, как в армии, но я к этому привык. А еще я привык, что если провинюсь, то придется отвечать.

Конечно, детские дома сильно отличаются друг от друга. Если жизнь в детском доме в Поставах у меня проходила более-менее спокойно, то в детском доме в Воропаево все было хуже: нас меньше кормили, порой мы голодали — в прямом смысле этого слова. Поэтому мы перелазили забор, искали бутылки, сдавали их и покупали на вырученные деньги еду. Батон и майонез — это было наша суперлакшери-еда.

А еще совершали налеты на огороды местных жителей, воровали огурцы, помидоры, капусту — и, конечно, получали за это «по шапке». Нам могли прописать хорошего леща — для 9-летних детей это было очень чувствительно. Могли забрать телефон и не отдать — что с техникой происходило дальше, неизвестно. Нас наказывали тем, чем мы развлекались. Если играли в футбол — забирали мяч, если рисовали — лишали красок и карандашей, если слушали музыку — конфисковывали плейеры.

В детдоме, расположенном в Дисне, было еще более жестко. Ты всегда там был настороже, всегда следишь за своими действиями. Жизнь стала сражением за свою репутацию. Когда с тобой дерутся, надо ответить, даже если против тебя парень намного старше. Убежишь или заплачешь — на тебе поставят клеймо «с**кло», гнобить будут после этого все время.

Дети делились на касты. Одни — самые сильные, с ними все понятно. Вторые ездили в Италию и могли подкупить окружающих «ништяками», которые оттуда привозили. А еще были спортсмены, репутация которых держалась на достижениях и на том, что к ним более доверительно относилось руководство детдома. Я был как раз спортсменом, но при этом мы все равно очень часто дрались.

Детей по ту сторону ограды детдома мы называли «домашние». А они нас — «оборванцы» или «детдомовские». Нас всегда это задевало, мы не понимали, чем мы хуже, и всегда дрались за свою честь. Я был одним из немногих, кто ушел из дома по своей воле, поэтому мне скорее было обидно за товарищей, которых забрали из семьи без их согласия или у которых родители погибли.

Запомнилась последняя крупная драка, когда против нас собралась бо́льшая часть шпаны из местного городка. Во время этой драки меня ткнули ножиком в живот. Я не понял, что произошло, просто упал на землю и лежал. Домашние, увидев стремную ситуацию, все разбежались, побросав своих, а мы «отступили», забрав всех своих, и очень этим гордились. С ножевым ранением обошлось: не были задеты важные органы, я скоро выздоровел.

Я не жалею ни на секунду, что ушел в детский дом. Мне кажется, там человек может увидеть себя настоящего. Ты учишься выживать, превращать любую ситуацию из «минуса» в «плюс». Ты формируешь свое мужество, приобретаешь навык находить лазейки даже в самых безвыходных ситуациях.

Мама приезжала в детский дом всего три раза за 8 лет. В последний раз она очень хотела восстановиться в правах, потому что приходилось платить государству за меня большие деньги. После этого я пошел к директору и сказал, что хочу судебный запрет на контакты со мной. Потом я ее увидел, уже когда вышел из детского дома. Она продолжает пить. Я поддерживаю контакт с бабушкой. Думаю, она простила меня за то, что я оговорил ее, когда придумал, что в доме меня бьют.