Кто без маски – тот лукашист.
Теперь контролеры метро ответственны еще и за ношение масок. Они идут в рейды, убеждают пассажиров носить маски и соблюдать дистанцию. Государственные юристы разрабатывают систему административной ответственности за их отсутствие.
В это же самое время из онкодиспансера выписывают всех больных, потому что учреждение отдают «под ковид». Активистка Елена Амелина прямо из ЦИП на Окрестина попадает в реанимацию на ИВЛ и уже никогда оттуда не возвращается. Отец Павла Северинца, поэт и журналист Константин Северинец, умирает от осложнений коронавируса. Глава ликвидированной государством предпринимательской «Перспективы» Анатолий Шумченко вторую неделю лежит в реанимации после трех недель лечения в «ковидном» отделении. В лентах социальных сетей каждый день – новые виртуальные свечи в память об умерших от коронавируса родных и друзьях.
Даже официальная статистика позволила себе перевалить за две тысячи заболевших в день (можно только представить себе реальные цифры). Но я сейчас не о цифрах и даже не о вранье власти, а о ее цинизме, наглости и скотстве. Все смерти и тяжелые случаи, выбитые на многие месяцы из жизни люди и их обалдевшие от страха за близких родственники, неспящие врачи и отсутствие возможности лечиться для онкологических больных – следствие этого цинизма и скотства.
Спустя полтора года – даже больше – после начала пандемии – власть признала необходимость носить маски. Признала, что ковид существует, и даже в Беларуси, и что от него умирают. Теперь для имитации бурной деятельности власть отправляет контролеров в метро убеждать в необходимости носить маску.
Впрочем, что это я так скромно и безлично – «власть»? Речь о Лукашенко. Когда весь мир учился жить в условиях пандемии, именно он клялся, что никакой «короны» не существует в природе. Когда в Европе люди выходили разве что на балкон, Лукашенко зазывал белорусов в церкви на Пасху, да еще и патетически утверждал, что нельзя закрывать человеку дорогу к храму. Когда в других странах под «ковидные» больницы переоборудовали стадионы, он стоял на параде. Когда ВОЗ била тревогу, Лукашенко гоготал и рассказывал, что коронавирус легко лечится водкой, баней и трактором. Когда люди привыкали к тому, что без маски теперь даже в лифт не войдешь, и могли оставить дома что угодно – зонтик, ключи от машины, важные документы, но только не маску, - на совещания к Лукашенко чиновники в масках вообще не допускались: бодигарды грозно сдвигали брови и требовали снять немедленно, потому что он этого не любит. Когда появились известия о смертях от коронавируса в Беларуси, Лукашенко называл первого умершего «бедолагой, которому не повезло», а над другим посмертно издевался из-за лишнего веса (так и хочется добавить «кто бы говорил», но не буду, речь не об этом). И появление в конце мая прошлого года очередей к точкам сбора подписей за альтернативных кандидатов раздражало его так сильно еще и потому, что люди в этих очередях соблюдали дистанцию и все были в масках. А сборщики подписей — еще и в перчатках, да с запасами антисептика на столах рядом с подписными листами. Такой уровень самоорганизации и внутренней дисциплины не мог не испугать диктатора: уж если они способны так себя вести сейчас, когда все государственные силы брошены на отрицание опасности коронавируса, что же будет потом?..
Потом был август. И сентябрь. И долгая партизанская борьба, которая продолжается по сей день. Но неужели прошлым летом мы исчерпали весь запас своей гражданской сознательности? Сегодня, когда я вижу, как дышат друг другу в затылок сограждане без масок в очередях к кассам супермаркетов и в автобусах, я не могу поверить, что это те же самые люди, которые год назад стояли в сцепке.
Мы ведь еще должны победить, а это значит, что нам нужны силы, и мы обязаны помогать, а не убивать друг друга. Поэтому давайте признаем: кто не в маске — тот лукашист. И пусть человек хранит дома хоть сотню бело-красно-белых флагов: если при этом он не в состоянии надеть маску в гастрономе — значит, лукашист, и нечего прикрываться флагом. Маска — вот главный политический маркер нынешней осени. Ну и готовность к забастовке, конечно.
Ирина Халип, специально для Charter97