Вам шашечки или ехать?

Не мешайте рассвету.

Да, трудно, невыносимо и страшно читать каждый день новости об очередных арестах, приговорах, обысках. Прислушиваться к остановившейся в ночи машине под окном и думать, как в тридцать седьмом, - это за тобой или за соседом? Бесконечно, как енот-полоскун, чистить переписку в телефоне, удалять Telegram перед выходом из дома и каждый вечер на всякий случай мыть полы, а то вдруг с обыском придут, а у тебя полы грязные. Ненавидеть, рыдать от бессилия и мечтать о лете, зная твердо лишь то, что оно будет душным. А принесет ли свежий воздух – кто его знает, нет больше уверенности. И постоянно, как мантру, произносить слова о том, что самое темное время – перед рассветом.

А теперь давайте остановимся и вдумаемся в эти нехитрые, многим помогающие похлеще антидепрессантов слова. Мы усиленно цепляемся за рассвет, хотя главное в этом предложении – темное время. Это и есть субъект. А вот рассвет в данном утверждении – это объект. Достаточно простого школьного разбора предложения, чтобы успокоиться и понять: все, что сейчас происходит, - это всего лишь логическое завершение диктатуры, ползущей к своему финалу. Поскольку для того, чтобы рассвело, нужно всего лишь, чтобы наступила ночь и сгустилась тьма. Мы же не на Колыме, в конце концов, где летом солнце не заходит вообще. В наших широтах ночь – это когда темно. А мы десятилетиями пытались создавать какую-то сумеречную зону и делать вид, будто так и надо.

В этих сумерках многим (да что там многим, давайте будем честны: большинству) очень даже неплохо жилось. В сумерках работали арт-пространства и кофейни, открывались рестораны и фудкорты, пульсировали Зыбицкая и Октябрьская. Проводились фестивали кино, рекламы и еды, а еще хакатоны, осенние салоны и джаз у Ратуши. Бледнолицые от бесконечных сумерек и медлительные от конформизма люди радовались тому, что им разрешили поплясать в годовщину БНР за милицейской загородкой и попеть хором. Им казалось, что сумерки – это и есть нормальная жизнь, а другой и не надо, собственно.

Те, кто кричал, что это ненормальная жизнь, считались маргиналами и городскими сумасшедшими. В эти арт-пространства и кофейни Нину Багинскую не пустили бы дальше порога. Что это за странная тетка с непонятным флагом бродит по городу – заняться ей, что ли, нечем? Хоть бы жизнь свою организовала, как мы, успешные, - тоже могла бы зимой на горные лыжи ездить, а не с флагом бродить. На Максима Винярского те самые успешные сограждане смотрели с сожалением: пока мы в университетах учились и карьеру строили, он зачем-то по митингам бегал и по тюрьмам чалился, а теперь никаких шансов на благополучие, и зачем, спрашивается, свою жизнь гробил? Впрочем, нет, насчет «по митингам» - это я зря, потому что митинг в той прежней сумеречной Беларуси – это всего лишь совещание.

Помню, как в прошлом году издатель глянцевого журнала с тоской вспоминал в социальных сетях предыдущие годы. Он писал, что все тогда было прекрасно, и бизнес развивался, и город был дружелюбен, и вообще это было замечательное время для профессионалов. А потом вот наступил август двадцатого, и весь этот профессиональный конгломерат теперь пытаются загнать обратно в совок. Он хороший умный человек, этот издатель. И страдал по прежнему городу совершенно искренне. Вот только того города никогда не было и в помине. Просто сумерки искажали сознание, и многим казалось, что эдакий город мечты – уютный, развивающийся, полный возможностей и развлечений и, конечно, абсолютно безопасный, - действительно существует. Именно на обитателях сумеречной зоны и держался режим все эти годы, а вовсе не на Карпенкове и Балабе. На фудкортах и фестивалях, а не на ОМОНе и ГУБОПИКе. На хорошей мине, а не на плохой игре.

Этот город мечты появится, конечно, причем на том же самом месте, где его придумали. Но только на рассвете, который наступит после настоящей темной ночи. А возможно, наступил бы и раньше, если бы не это глянцевое искусственное освещение.

И незачем заламывать руки и страдать, потому что кинофестиваль «Листопад» отобрали у давних организаторов или спектакль закрыли. Если в двадцатом году наконец все прозрели, проснулись и поняли, что митинг – это не только совещание и Нина Багинская – не городская сумасшедшая, а героиня, то и страдать по утраченным премьерам и вернисажам бессмысленно. Вам, в конце концов, шашечки или ехать?

Конечно, ехать. Ехать в рассвет, который непременно наступит. А шашечками потом можно автозаки разрисовать, прежде чем отправить их в металлолом. И сделать это, конечно, можно будет в рамках фестиваля где-нибудь в арт-пространстве с последующим вернисажем и фуршетом. Прямо на рассвете.

Ирина Халип, специально для Charter97