Последний в Беларуси солдат-«афганец» с орденом Боевого Красного знамени выживает на 650 рублей в месяц.
15 февраля в Беларуси и некоторых постсоветских странах отмечался День памяти воинов-интернационалистов. Как им живется сегодня, спустя десятилетия после войны? У всех все по разному, пишут «Свободные новости плюс».
На разных временных отрезках в составе СССР в локальных войнах и конфликтах участвовали более 30 тысяч белорусов. География обширна: Алжир, Ангола, Венгрия, Вьетнам, Египет, Ирак, Йемен, Куба, Северная Корея, Чехословакия, Эфиопия и другие.
Безусловно, наибольшее количество приходится на Афганистан, где с 1979 по 1989 годы воевали 28 832 человека. Именно там зафиксированы самые тяжелые потери: 771 погиб, 12 числятся пропавшими без вести, более 1500 получили ранения и увечья, 702 стали инвалидами.
Пазл из фрагментов тела
58-летний десантник-орденоносец Олег Ляшенко с женой Мариной и целым выводком спасенных собак живут в половине «сдвоенного» дома в Ольховцах под Ляховичами. Переехали сюда из Минска вынужденно, из-за хронических болезней женщины. Дети остались в столице. Расчет облагородить деревенское жилище по ходу дела застопорила банальная причина – денежная. Поэтому условия весьма спартанские.
Без особых эмоций Олег Ляшенко констатирует, что «афганцами» давно никто не интересуется, так и остались в тени Второй мировой. Хотя в чем-то понимает логику нынешней власти: мол, мы вас никуда не посылали, это все Москва, поэтому и спрос не по адресу. Судя по всему, старт «освободительных миссий» для Беларуси начинает исчисление с января-2022, когда ее солдаты в составе войск ОДКБ появились во время массовых протестов в Казахстане.
Как бы там ни было, в госпиталях и реабилитационных центрах «интернационалист» провел намного дольше, чем воевал: два десятка операций за три года. Из Афганистана его доставили в буквальном смысле в «разобранном» состоянии. 9 марта 1983 года расчет БМД подорвался на фугасе недалека от Кабула. Из семи человек пятерых разорвало на куски. Олега Ляшенко сначала уложили вместе с «двухсотыми» (убитые), но потом врач чудом нащупал пульс. Если бы не опыт специалиста, боец умер бы от потери крови.
– Голова расколота на две половины; вырвано глазное яблоко; одна рука прострелена, на другой болтаются пальцы; в нескольких местах переломана нога; осколки по всему телу, – вспоминает свое состояние Олег Лещенко.
В реанимационном отделении кабульского госпиталя по-быстрому выбрали черепные кости, чтобы не повредили мозг, составили раздробленную руку, закрепили ногу, затем санитарным самолетом перебросили в Ташкент, а уже оттуда через Оренбург и Москву доставили в Минск. Так начался бесконечно-болезненный марафон лечения и восстановления.
Прошло почти 40 лет, а последствия войны на лицо: марлевый пластырь вместо глаза, титановая пластину по ту сторону лба, несгибающаяся рука, пришитые пальцы, пожизненная хромота.
За время афганской кампании в Беларуси всего двое рядовых стали кавалерами ордена Красного Знамени (выше по рангу лишь звезда Героя). В живых сейчас только Олег Ляшенко. Однако никаких преференций награда не дает, утверждает собеседник.
– С 1985 года я имею пожизненную ІІ группу инвалидности, с такими увечьями трудоустроиться практически невозможно, – рассказывает он. – А поскольку рабочий стаж слесаря-ремонтника у меня всего 2,5 месяца (больше до армии не успел физически, а после – тем более), получаю так называемую социальную пенсию. Ее точный размер даже не знаю, потому что к ней, как я называю, добавляются «кровавые» – доплата за ранения. Общая сумма на этот момент 650 рублей. Вот на эти деньги нам с Мариной нужно продержаться месяц.
– У жены тяжелая форма астмы, держится за счет рецептурных препаратов, работать не может, – продолжает Олег Ляшенко.
А поскольку пенсионный возраст наступит только в следующем году, затягивать пояса приходится уже через пару дней после получения «кровавых».
– Арифметика семейного бюджета предельно прозрачная – полный минус. В середине месяца переводят 650 «рэ» на карточку и я сразу прошу Надю-почтальоншу оплатить коммунальные услуги и три моих долгосрочных кредита. Это практически третья часть пенсии. Потом делаем в «е-доставке» заказ на продукты, чтобы до следующего раза заполнить холодильник, и бытовую химию. Тоже где-то под 200 рублей. Наконец, Марина выбирается в Ляховичи, чтобы наполнить очередной мешок лекарств. В лучшем случае остается 100-150 рублей на все про все.
Особенно тяжело сводить «дебет с кредитом» зимой, когда даже дрова приходится покупать в рассрочку, не скрывает обиды ветеран-афганец Олег Ляшенко.
– Чтобы не замерзнуть, в идеале на отопительный сезон нужно три машины дров, почти 15 кубов. Ну и желательно 6 тонн брикета, хотя финансово не складывается – или одно, или другое. Кстати, в прошлом году узнал, что, оказывается, у меня льгота! До этого в сельсовете никто даже не заикнулся, хотя должны иметь данные на всех жителей. Случайно в гортопе от меня же «узнали», что я инвалид ІІ группы. В итоге привезли торф за 140 рублей и потом 40 вернули. А дрова у частника брал в кредит – 250 рублей за машину, по полтиннику каждый месяц возвращаю. А в этот раз не получилось, купили у государства – короткие, сырые, ни в котле не горят, ни в печке.
Не все просто с боевым братством…
Завершение советского присутствия в Афганистане датируется 15 февраля 1989 года, когда военное командование отчиталось об окончательном выводе «ограниченного контингента». Правда, внятно так и не прозвучало, как в Кремле оценили десятилетнюю миссию, стоившую жизней огромному количеству как афганцев, так и «шурави» (советских солдат).
По горячим следам начали возникать многочисленные ветеранские организации, призваннные помочь в адаптации солдат и офицеров к мирной жизни. Хотя, ради справедливости, многих предприимчивых отставников прежде всего интересовали льготы для фактически безналоговой коммерческой деятельности. В свое время Олег Ляшенко также активничал в одном из столичных фондов, а сейчас…
– …От этих организаций я не имею ни-че-го. Не говорю даже о материальной поддержке, просто на уровне звонков, открыток, проведываний. Отговорка феноменальная: ну так сам виноват, что забрался в глушь за 200 км, кто ж туда поедет? Да еще сколько бензина спалить… Знаете, если кого-то действительно любишь и ценишь, доберешься и на Чукотку. Конечно, в выходной лучше полежать на диване да пивка глотнуть, чего напрягаться? Тем более есть отопление, вода, свет; не нужно в темноте вставать и загружать топку, чтобы не околеть. Проблема выйти из зоны комфорта…
Однако спустя 30 лет покалеченный ветеран сам все чаще задается вопросом: для чего нужна была та «освободительная миссия»? Чтобы всю оставшуюся жизнь думать, как протянуть на мизерную пенсию? Не говоря уже об афганцах, которые почему-то не провожали «гостей» словами искренней благодарности.
– Когда говорят, что я «последний» в Беларуси живой солдат с орденом боевого Красного знамени, поправляю: нет у нас последних, я «крайний». К сожалению, уже крайний… Честно говоря, не понимаю, за что эта награда. Могу дать поносить – весь «иконостас», кроме «Гвардии». Когда в начале 1990-х приглашали выступать по клубам, аудиториям, и в страшном сне не мог предположить, в какой тупик попадем. Несмотря на боль и страдания, тогда были искренние отношения, внутрення ответственность, настоящая дружба. Хоть ночью позвони – мне так хреново, приезжайте. И приезжали, говорили до утра. Сейчас из той жизни ничего уже нет…
Жертвы афганского синдрома
«Солдат – не человек, а боевая единица», – цитирует Олег Ляшенко достаточно циничную армейскую поговорку. Что, по его словам, наилучшим образом иллюстрирует суть «афганского синдрома»: прекратил быть боевой единицей – перастал интересовать как личность.
– Если еще проще, использовали – и выбросили. Как дальше карабкаешься по жизни – твои личные проблемы. К сожалению, это касается и афганских организаций. Ведь фонды открываются для того, чтобы помогать. Но здесь еще одна беда: тот, кто действительно нахлебался в Афганистане, просить не умеет. Я, например, не могу. Если уж совсем прижмет, позвоню товарищам, но не буду унижаться перед функционерами, потому что знаю: не дадут. Мол, денег нет, ситуация тяжелая и т.д. Тысяча отмазок. Хотя, по идее, не я должен пресмыкаться, а они обязаны найти меня, поинтересоваться, жив ли еще. А то вдруг пора ставить крестик в графе с инициалами.
Раз в год все же вспоминают, поправляется Оляг Ляшенко. А именно 15 февраля, аккурат к годовщине вывода советских войск. От имени районного отделения воинов-афганцев выписывают одну базовую величину в качестве материальной помощи; в доковидные времена еще организовывали концерт с патриотическими песнями, а теперь вряд ли будет и это.
– Я в последнее время на те «торжества» даже не появляюсь, последний раз были с Мариной четыре года назад. Тогда одел китель с наградами, камуфляжные брюки, надраил берцы. Встретились на окраине Ляхович возле памятника БМД, которая никому не нужна, растягивается на запчасти и превращается в металлолом. Потом был клуб с песнями про «Беларусь родную». Наконец, переместились в военкомат, где сделали перакличку и получили свои 20 рублей к «кровавым». Хорошо, хоть венки организованно развозят на могилы, так по дороге подвезли в Ольховцы. Мы зашли в магазин, купили покушать и вернулись домой. Вот и весь «день памяти».
Бывшие сослуживцы Олега Ляшенко разбросаны па всем экс-советским республикам. Больше всего удручает, что из-за подрыва на фугасе и продолжительного лечения не удалось даже попрощаться с друзьями, говорит он. И вот спустя 40 лет через соцсети настойчиво пробует найти хоть какие-то следы однополчан.
Открытия в большинстве своем не самые приятные: из-за хронических болезней некоторые ушли из жизни уже давно, иные не выдержали агрессивной побочки коронавируса и попрощались с этим миром совсем недавно. Надежды собрать боевых братьев в тени могучего дерева грецкого ореха на подворье в Ольховцах все более призрачны…