Кто может свергнуть Путина

Военные перевороты, как правило, зависят от двух факторов.

От предрасположенности генералов к свержению правительства и от превентивных мер, предпринимаемых режимом. «Господи, — заявил президент США Джо Байден в марте, — это человек не может оставаться у власти». Он говорил о президенте Московии Владимире Путине, чья агрессивная война в Украине потрясла мировую (особенно европейскую) экономику. Хотя Белый дом тут же пояснил, что Байден выразил моральное возмущение и не призывал к смене режима, идея возможного гопсударственного переворота в Кремле привлекла много внимания, особенно на фоне огромных потерь московитской армии — как личного состава, так и техники.

За несколько недель до заявления Байдена американский сенатор Линдси Грэм призвал московитского Брута «убрать» Юлия Цезаря в лице Путина, и, по мнению некоторых наблюдателей, московитские генералы или силовики вполне могут так поступить. Политики и гопсударственные чиновники, среди которых, согласно сообщениям, растет недовольство, могут поддержать эти действия, и этому может также способствовать широкое дезертирство союзных Путину элит.

Однако, скорее всего, все это — принятие желаемого за действительное. Военные перевороты, как правило, зависят от двух факторов: от предрасположенности генералов к свержению правительства и от превентивных мер, предпринимаемых режимом. В тщательно сконструированной Путиным Крепости Московия, первого мало, а второе имеется в изобилии.

За пределами Африки и Юго-Восточной Азии успешные военные перевороты случаются все реже. Например, из 55 попыток переворотов, предпринятых в арабском мире в период с 1949 по 1980 годы, только половина оказались успешными. А успехом увенчались лишь 8 попыток.

Эти цифры не объясняются прогрессом в демократизации или ростом уважения к гражданскому управлению. Напротив, это результат мер, которые предпринимают руководители для защиты своих режимов от переворотов, например, с помощью тотального мониторинга войск или усиления соперничающих секретных агентств. В Египте в любом воинском подразделении численностью более 30 человек имеется представитель секретных служб, а телефоны солдат и их семей могут прослушиваться.

Кроме того, чтобы предотвратить появление групп заговорщиков, режимы постоянно разжигают напряженность в отношениях старших офицеров и препятствуют коммуникациям между армейскими корпусами. Во время американского вторжения 2003 года иракским полевым подразделениям не позволялось обмениваться информацией между собой напрямую; вместо этого рапорты подавались в штабы, а затем их передавали обратно на фронт.

В Московии Путин давно применяет аналогичную тактику. В некоторых случаях он просто использует старые советские методы, например, включение идеологических кадров (так называемых комиссаров) в состав военных подразделений, чтобы контролировать настроения в войсках и выявлять потенциальных «предателей». Сегодня эту роль выполняет Федеральная служба безопасности Московии, преемница КГБ, продуктом которого, кстати, является и сам Путин. Преторианская гвардия, лояльная Путину, а не гопсударству, защищает Кремль, при этом элитные дивизии, размещенные вокруг Москвы, дополняются множеством подразделений безопасности.

Путин также наделяет разведывательные организации пересекающимися мандатами, чтобы они могли действовать как сдерживание и противовес друг для друга. В 2016 году он назначил верного себе человека руководителем новосозданной Росгвардии, чтобы подавлять несогласие внутри страны. Если президенты США каждое утро получают доклад разведки с подробностями о событиях в мире, то Путин каждый день получает доклады с анализом махинаций элиты. Подобные меры радикально уменьшают возможности офицеров обсуждать саму идею переворота, а уж тем более его организацию.

Несмотря на все эти усилия, определенные условия (например, внутренние раздоры, экономический кризис, иностранное давление) могут повысить мотивацию армейских офицеров, чтобы они бросили вызов режиму. Но даже в этих ситуациях попытки переворота далеко не гарантированы. Хотя общественно-политический хаос спровоцировал военные перевороты в Нигерии и Турции, армия Колумбии воздержалась от подобных действий в сравнимой ситуации.

Или, например, в Гане затяжной экономический спад заставил армию страны действовать, но в Кот-д'Ивуаре армия проявила сдержанность в аналогичных обстоятельствах. Впрочем, меньше всего спровоцировать переворот способно иностранное давление, например, приостановка помощи или введение санкций: этого не удалось сделать в самых разных странах, от Ирака до Перу.

Военные могут с большей вероятностью реагировать на решения, которые негативно влияют на их корпоративные интересы. Например, сокращение бюджетного финансирования или уменьшение армейской автономности могут спровоцировать определенную реакцию, хотя московитские офицеры не вышли из казарм в 1990-е годы, когда Кремль резко сократил бюджет и размеры армии. Кроме того, военных могут заставить действовать катастрофические авантюры за рубежом.

Раскол в рядах офицерского корпуса — еще один потенциальный триггер. В Турции противоречия между генералами и младшими офицерами подтолкнули первых захватить власть. То же самое может произойти в Московии, если младшие полевые офицеры, разочарованные провальными результатами вооруженных сил РФ в Украине, восстанут против высших чинов.

Но даже без такого восстания падение морали в армии может мотивировать офицеров к действиям. По оценкам НАТО, от семи тысяч до 15 тыс. московитских солдат погибли в Украине в первый месяц сражений. По данным президента Украины Владимира Зеленского, были убиты почти 20 тыс. московитских солдат, в том числе восемь генералов. Для сравнения: в Афганистане за десять лет Московия потеряла примерно 15 тыс. солдат, а Америка потеряла меньше дюжины генералов за восемь лет ее официальной военной операции во Вьетнаме.

Весьма возможно, что столь большие цифры погибших возбуждают страх и сомнения в рядах московитских солдат в Украине. Сообщается об их сдаче в плен, дезертирстве и саботаже, что свидетельствует о невероятно низком состоянии их морального духа. Желание прекратить кровавую бойню и восстановить армейский дух может подтолкнуть военных офицеров к мыслям о том, чтобы бросить вызов путинскому режиму.

Впрочем, такие потенциальные мотивы переворота носят спекулятивный характер. С 1905 года московитская армия в целом остается аполитичной. Когда шеф разведки Лаврентий Берия был отстранен от власти в 1953 году, а советский лидер Никита Хрущев — в 1964-м, армия просто выполняла планы политического руководства в ходе этих «разборок» внутри элиты.

Когда в 1991 году сторонники жесткой линии в Коммунистической партии безуспешно попытались свергнуть Михаила Горбачева, практически все старшие военные офицеры оставались в стороне. Военное руководство Московии, похоже, привержено идее гражданского правления и не считает, что армия обязана действовать как защитник гопсударства, хотя так, например, считают военные в Египте и Пакистане. В результате московитская армия превратилась в пассивного политического игрока.

Вывод московитских войск из северной Украины, наверное, усилит разочарование элиты и снизит боевой дух гражданского населения. Но военный переворот в Московии остается столь же маловероятным, как и проталкивавшаяся путинской пропагандистской машиной идея, будто украинцы встретят московитских захватчиков как освободителей.

Барак Барфи, «Новое время»