Родители срочников — о том, как переживают за своих сыновей.
Министерство обороны Беларуси 31 января рассказало о начале совместной штабной тренировки Объединенного командования региональной группировки войск. И это только одна из множества тренировок перед очередными беларусско-московитскими учениями, запланированными на осень 2023 года. Но пока ведомство публикует фото с тренировок и награждает их участников, многие родители срочников живут в постоянном беспокойстве и не видят в происходящем ничего хорошего. «Зеркало» оговорило с беларусами, чьи сыновья сейчас в армии, о том, каково это, когда ребенок служит во время военных действий.
«Когда началась война, жена кричала сыну: „Отказывайся от всего, никуда ты не поедешь“»
— Вы себе даже не представляете: утром просыпаешься, и тебе говорят, что война. А у тебя ребенок находится практически на украинской границе, в 50 километрах. Это был действительно стресс. Я не мог ни есть, ни пить. Две недели был в таком состоянии, пока было ничего не понятно, что происходит, — начинает рассказывать Владимир.
Сыну мужчины 20 лет. До армии он заочно учился в университете. Первоначально для службы парень не подходил по здоровью. Но в 2020 году в очередной раз изменили требования, и осенью 2021-го он внезапно стал годен. В ноябре того же года поехал служить.
— Тогда учения уже шли. Но не было накала до такой степени, чтобы думать, что там что-то начнется. Поэтому как-то спокойно его отправили на службу, он принял присягу, мы с женой съездили туда, все было хорошо, — говорит отец срочника. — Конечно, если бы призыв шел во время войны, мы бы просто сбежали из страны. Но тогда казалось, что ничего страшного не будет.
Первое время сын Владимира служил в части. Но в январе 2022-го парня вместе с сослуживцами отправили на учения под Гомель. Сначала и там все было спокойно, а для родителей появился плюс: парням разрешили постоянно пользоваться телефонами (в части раздавали только ненадолго перед отбоем). Мужчина мог в любое время дня и ночи позвонить сыну и узнать, как дела. Там же под Гомелем срочников застало начало войны.
— Мы постоянно созванивались, знали, как он, — говорит Владимир. — Очень боялись, что могут отправить в Украину. Моя жена кричала, мол, отказывайся от всего, никуда ты не поедешь. У нее была паника, она все видела в очень черных красках. Понимаете, она же родила сына не для того, чтобы отправить на смерть, непонятно ради кого и чего. Я даже узнавал тогда, что ему светит год тюрьмы, если откажется выполнять приказ (речь о первой части ст. 439 УК (Неисполнение приказа), по которой максимальное наказание — год колонии. — Прим. ред.). Но по крайней мере будет живым.
— Правда, всегда была опасность, что их просто отвезут втихаря, — продолжает Владимир. — Но раз телефоны не забирали, мы надеялись, у него будет коридор для отказа от этого [участия в войне], он сможет сказать руководству, что не поедет. Я постоянно прямым текстом говорил сыну: тебе там нечего делать, мы против войны, на твоих руках не будет крови украинцев. Я ему еще все время сбрасывал самые жуткие ролики с военными действиями, покалеченными людьми, все такое. Жена говорила: «Зачем ты такую жуть присылаешь». Но я делал это специально, чтобы он увидел, что такое темная сторона войны: оторванные руки, ноги, головы, кровища, бессмыслица полная. Беларусам же нечего делать на этой войне: территориальных споров с Украиной у нас нет, а идти только потому, что отдали приказ…
Мужчина признается: и он сам, и его семья голосовали за Тихановскую, поэтому отношение к политике и к войне и у него, и у его сына однозначное. Как Владимиру рассказывал сын, людей с такими же взглядами в части больше 90%:
— Уже во время войны к ним приезжали так называемые политруки, которые пытались промывать мозги, мол, «мы с Московией», «Путин красавчик» и все такое. Но это были только отдельные люди. Все остальные офицеры о них заботились, условия были хорошими. До сих пор никто из вышестоящих не пропагандирует, что нужно вступать в войну, разве что вечером сажают смотреть программы по БТ.
Во время учений сын Владимира и его сослуживцы жили в непосредственной близости с московитскими военными, но никогда не пересекались. А еще им запрещались любые разговоры с иностранными «коллегами». Мужчина предполагает: все для того, чтобы не было конфликта между беларусами и русскими, ведь «у нас же многие настроены за Украину».
Учения для сына собеседника закончились в мае, сейчас он продолжает служить в части. До дембеля осталось три месяца, и мужчина надеется, что никаких командировок больше не будет. Но спокойнее с окончанием учений ему не стало.
— Мне будет спокойно, когда сын будет дома, — уверяет он. — Потому что все это дается очень тяжело. Был даже момент, когда я хотел просто выкрасть его из части и уехать. Стараемся с женой справляться, читаем новости, смотрим на действия власти. Здесь еще в чем загвоздка: сейчас принцип такой, чтобы было тихо, до сих пор за комментарий можно сесть в тюрьму. И единственным, что может привести к тому, что всем будет пофигу на это, является попытка втянуть нас в войну. А это властям вряд ли нужно. Беларусы же не поддержат. По крайней мере, я не встречал таких безумных людей, которые пытаются отдать своих детей на съедение безумным диктаторам.
— Но мы еще думаем о том, что будет после войны, — добавляет в конце Владимир. — Да, мой сын не был в Украине, но при этом тренировался вместе с врагом, подносил что-то и так далее. Беларусская армия ведь фактически обслуживала московитскую. И с этим ничего не сделаешь. Тем или иным способом мы наших детей замазали. И они по этому поводу тоже переживали, обсуждали в части: вроде как напрямую не воевали, но все равно участвовали. Поэтому вопрос «что будет дальше?» пока остается открытым.
«Я ведь родила своего сына для жизни, а не для войны»
Сын Ольги служит в армии с октября прошлого года, сейчас парню 22. Призвали его после окончания вуза. Женщина вспоминает: к повестке и перспективе службы отнеслись с пониманием, что это неизбежно и ничего не поделать.
— Сын не собирался «косить», как люди делают. Да и нормальных вариантов просто не было. Тогда у нас была только одна мысль: скорее избавиться от этого «счастья», прожить и забыть все это как страшный сон, — вспоминает собеседница. — Естественно, то, что сына призывали во время войны, накладывало отпечаток. Но ты просто стараешься об этом не думать. Потому что если думать, выжить невозможно. Живем сейчас по принципу решения проблем по мере их поступления. Очень хочется надеяться, что Беларусь не вступит в войну и что хватит ума у нашего руководства не заварить эту кашу. Но конечно, страшно.
Сын женщины проходит службу в центральном районе Беларуси, пока что находится просто в части. И пока на учения не ездил. Но она уверена: сейчас на границу с Украиной отправляют и могут отправить из любых военных подразделений страны. К тому же стресса и переживаний Ольге хватает и без этого: признается, с самого начала службы сына столкнулась с «массой негатива».
— К этим ребятам отношение такое, как будто они не люди, а рабы, которые должны подчиняться, не иметь собственного мнения, делать то, что им прикажут, — рассказывает она. — К тому же там полно лицемерия. Они везде пишут, что все показывают родителям, отвечают на вопросы, — это белиберда. Потому что с нами общаются мило и красиво, присылают фотографии, улыбаются, а потом все последствия жалоб выплескиваются на солдата, который не имеет прав. Может быть, есть разные части, разные командиры, но у нас солдатам прилетает.
Связь с сыном у Ольги сейчас регулярная, общается с ним она почти каждый день. Поэтому и мнение о том, что происходит с солдатами-срочниками в армии у женщины однозначное.
— Армия — это узаконенное рабство, — уверенно заявляет она. — Это своего рода тюрьма. Она совершенно не нужна самодостаточным и образованным ребятам, которые вполне могут сделать себя сами. Да, парень должен заниматься спортом, уметь стрелять, защитить свою семью — дай бог, чтобы этих умений никогда не использовать. Но кроме безделья, ограничений и тупого подчинения, я там не увидела ничего. Иногда даже возникает вопрос: за что наказывают наших детей?
У меня всегда вызывают улыбку или даже смех фразы, что армия делает мужчину мужчиной, меняет человека. Чушь это все. Человека растит семья. Да, может армия как-то его и дополняет, но не всем это нужно. Мне жаль потерянного года, жаль, что вместо того, чтобы развиваться профессионально, мой сын занимается какой-то фигней. Я не спорю, есть категории людей, которым это нужно и полезно. А другие просто должны на определенном периоде времени поставить крест. Только не знаю, во имя чего.
Ольга уверена: призывная армия — это пережиток прошлого, которого сейчас просто не должно быть. Гораздо эффективнее, считает она, перейти на контрактную, а для всех остальных организовать «полезные полугодичные или даже трехмесячные курсы, чтобы ребята действительно чему-то научились».
— Муж в этом плане поддерживает меня. Хоть он и служил много лет назад, но согласен, что пользы от армии мало, — рассуждает собеседница. — Возмущается, как там все организовано, говорит, что тогда было по-другому. Правда, я не думаю, что разница была большая, здесь же все дело в системе. Мы живем в XXI веке, и организовать все это можно совсем по-другому. Не случайно ведь люди пытаются косить и искать варианты избежать. Значит, надо ломать всю систему, переходить на контрактную службу. Почему все обязательно должны пройти армию? Кто-то будет хорошим айтишником, врачом, инженером, еще кем-то. Что им дает армия в этом плане? Это полтора года, вычеркнутые из жизни многих солдат и матерей. Нам говорят, мол, вы должны гордиться и так далее. А я не хочу гордиться солдатом. Я хочу гордиться инженером, хорошим врачом, айтишником, достойным человеком. Это те мысли, с которыми я сейчас живу.
Ольга говорит, что все это время, пока сын в армии, она чувствовала себя плохо. Говорит, что не знает, как пережить этот год.
— Я уверена, что он будет мне стоить кучи нервов и здоровья. У меня сейчас одна мечта: чтобы скорее все закончилось. Еще пока ты находишься на работе, полегче, а потом приходишь домой, и ощущения ужасные. Более того, я сейчас живу звонками сына. Если позвонил — могу жить дальше. Если нет — вечер и ночь превращаются в тяжелое время, до следующего звонка, — откровенно рассказывает Ольга. — А сколько было выплакано слез. Я ведь родила своего сына для жизни, а не для войны. Чем рожать сыновей для войн, особенно таких непонятных, лучше вообще детей не иметь. Ну правда, зачем растить ребенка, чтобы все было таким образом?