«Вход в войну» был для Кремля  не спонтанным

Московия долго продумывала этот шаг.

Пытаясь оценить тактику Кремля с несколько устаревших позиций имеющегося у нас знания о том, как были устроены и действовали тоталитарные системы XX века, мы невольно допускаем ряд существенных ошибок в расчетах и прогнозах, сильно занижая степень адаптивности режима к вызовам, а также неправильно оцениваем и даже переоцениваем эффективность используемых  инструментов давления на режим, включая санкции, контрпропаганду и прочее.

Одним из примеров непонимания того, как устроен путинский посттоталитаризм, является просчет в оценке потенциала поддержки войны в Украине и возможных последствий мобилизационных мероприятий для режима. Первое было недооценено, а второе - переоценено. По всей видимости, «вход в войну» был для Кремля  не спонтанным и рефлекторным (реактивным) действием, а глубоко продуманным, высчитанным и соориентированным на очень дальнюю перспективу шагом.

В этом смысле очевидный просчет на старте военной кампании, когда провалился «русский блицкриг», не имел на самом деле того стратегического значения, которое ему некоторое время придавалось. Это было больно, но не смертельно, и поэтому система смогла это пережить, не отклоняясь от военной траектории. Потому что война для Кремля – это больше, чем победа. Это образ мысли и жизни посттоталитарного общества.

По сути в фундаменте системы лежат мониторинг и тюнинг. В принципе, новое здесь только в акценте на возможности новых технологий. Но не надо забывать, что само рождение  и эволюция тоталитарных систем были теснейшим образом связаны с прогрессом медийных технологий (появление радио, а затем телевидения). Соответственно, появление социальных сетей и возможностей big data приводит не просто к возможности возвращения к тоталитарным практикам прошлого, а к их качественному изменению, эволюционному скачку, последствия которого пока мало понятны. Ясно лишь, что Кремль активно инвестирует гигантские материальные и интеллектуальные ресурсы в изучение всех значимых микроколебаний общественных настроений и интерактивно воздействует на них в режиме обратной связи, купируя внештатные ситуации и возмущения.

Новоявленные гуру посттоталитаризма сначала  сцеживают из коллективного подсознания русского народа экстракт агрессии и потом вкалывают его ему же обратно в общественное сознание в качестве милитаристского бустера. Органичность этой инъекции усыпляет имунную систему общества и делает микроменеджмент сознания гораздо более эффективным, чем макроменеджмент времен большого идеологического стиля. Таким образом, с помощью новейших информационных технологий Кремль превратил свою уязвимость (отсутствие качественной идеологии) в преимущество (экстраординарную идеологическую всеядность).

Режим не стремится к тотальной инклюзивности, как его предшественники. Такая тенденция наблюдается, но она не является доминирующей. Обывателей по мере возможности стараются как можно дольше выдерживать внутри информационно-социальных пузырей, блокируя образование цепных общественных реакций. Одновременно эти пузыри играют роль своеобразных политических инкубаторов. Когда температуру внутри них удается довести до заданных стандартов, нужное и строго ограниченное количество этих пузырей вскрывается и их содержимое выливается в заранее откалиброванное магнитное поле, образуя социальную плазму, текущую на войну и там сжигаемую. В общем, довольно остроумно.

Именно эта технология лучше всего объясняет, почему ни прошедшая, ни грядущая мобилизация не вызвала и не вызовет взрыва, а наоборот будет поддержана обществом. Потому что она – «частичная». Частичная мобилизация означает не количество призванных на войну, а особую социальную технологию «раздельного питания людоедов», при которой происходит мобилизация одних групп населения (по мере их внутренней готовности к ней), при сохранении других групп в отстраненно-законсервированном состоянии. Эти «консервы» до поры, до времени продолжают жить нормальной жизнью (магазины, театры, рестораны, шоппинг, туризм). Но ровно до тех пор, пока не придет время проткнуть их пузырь.

Владимир Пастухов, Telegram