«У нас люди привыкли: ой, плоскостопие, нам нужно к ортопеду»

Врач-педиатр рассказала о коренном отличии беларусской и польской медицины.

Врач-педиатр Мая Церакулава рассказала о коренном отличии беларусской и польской медицины, самых больших расходах и детском здоровье.

Семь лет жизни и профессиональной любви Мая Церакулава отдала поликлиникам в Беларуси.

Теперь она учится в Белостоке, чтобы получить европейский врачебный диплом, растит троих детей, в том числе особенную Еву, пишет статьи и ведет медицинский, но понятный YouTube-канал о детском здоровье. Доктор рассказала в интервью «Салідарнасці», как на все хватает сил и времени — и нет, у нее не 48 часов в сутках.

За почти полгода с нашего прошлого разговора Мая в режиме нон-стоп оформляла документы — международная защита, карта побыту, инвалидность для дочери, план учебы для себя, чтобы подтвердить диплом. Что удалось? Что пришлось отложить? И как дела сейчас?

— Моя склонность к тревожности говорит, что все подозрительно хорошо — наверное, я чего-то не понимаю и где-то не замечаю, упускаю из вида, что надвигается плохое, — улыбается доктор. — Недавно встречалась с подругой (она тоже не так давно уехала из Беларуси), и мы просто шли по осеннему парку, дети бегали, какой-то мужчина играл на аккордеоне, мы остановились послушать…

И я словила чувство — а она меня очень поняла, — что надо запомнить этот момент, пока хорошее не закончилось. Вот эта уверенность, что нормальное, хорошее — все это временно, — по сути, травма.

Из планов удалось сделать многое, хотя очень сложно было сделать документы, это съело огромное количество времени, сил и внимания. И моя уверенность, что я одновременно выправлю все документы для легализации, оформлю инвалидность ребенку, буду зарабатывать и выучу язык, конечно, сильно пошатнулась. Так не работает, как ни старайся — в какой-то момент начинаешь заканчиваться ты.

Поэтому пришлось выбирать между самым неотложным и просто важным. Выучить польский и подтвердить диплом оказалось не жизненно необходимо прямо сейчас, и это отложилось. Но, с другой стороны, мое стремление подработать, чтобы чуть отложить, еще протянуть, трансформировалось в полноценную рабочую неделю на 40 часов.

Я пишу статьи в три издания, веду YouTube-канал — а каждые выходные с восьми утра до семи вечера у меня занятия в полицеальной школе, так что теперь у меня одни выходные в месяц.

— Дети не поддразнивают — мол, мама, и ты в школу пошла?

— Они привыкли, что мама всегда учится: то это школа общественного здравоохранения, то еще какие курсы повышения квалификации.

— Вы рассказывали раньше, насколько в Польше развита инклюзивная среда. Родители особенных детей интересуются: а как здесь с бюрократией? Оформление инвалидности для ребенка — простой или сложный, понятный или запутанный процесс?

— Здесь по-другому. В Польше для более легких степеней утраты здоровья инвалидность практически не имеет смысла и мало что дает.

Из льгот, по-моему, первоочередность в получении профильных медицинских услуг (если у ребенка сахарный диабет, запись к эндокринологу будет не через полгода, а через месяц), и, если нарушения связаны с ментальными дисфункциями, то, может быть, детям дают дополнительно бесплатных логопедов-дефектологов в школе.

В целом, пособие по уходу — а оно здесь неплохое, 2400 злотых — назначается только при достаточно тяжелых ситуациях, с учетом заключения психолого-педагогических и врачебных комиссий. И значительно реже, чем в Беларуси.

Я общалась с родителями детей, у которых была в Беларуси инвалидность и пособие — здесь они его не получают, потому что по польским стандартам нет необходимости в постоянном уходе. В принципе это можно понять: школы действительно хорошие, с хорошими медпунктами, два педагога на класс из 5 детей, и с 8 до 18 ребенок в школе под наблюдением взрослых.

— Вы пережили два больших переезда: довольно давно из Казахстана в Беларусь, и гораздо более травматичный, из Беларуси в Польшу. Спустя время ощущаете тоску эмигранта, или, наоборот, зреет уверенность, что все было сделано правильно?

— Конечно, у меня были мечты, планы, — вздыхает Мая. — Есть сожаление о потерянных мечтах: они были так близко к воплощению. У меня мог быть дом, он уже был почти достроен, мог быть фельдшерско-акушерский пункт, тоже — почти получен. Я так мечтала: вот есть небольшое село на 2 тысячи человек, есть сельсовет, ФАП, в нем медсестра и я-врач, и больше никого — такая спокойная, благополучная, размеренная жизнь.

После переезда я потеряла профессию и еще год не смогу ее подтвердить, а я люблю ее очень — это вопрос самоидентификации, на самом деле. И сейчас приходится не то чтобы начинать все сначала, а просто выживать. Свой дом — не знаю, будет ли он вообще когда-нибудь.

И страшно: если я заболею, откуда взять деньги на съем жилья? А это немаленькие деньги, настолько, что, например, родственники в Казахстане просто не могут помочь с теми доходами, которые у них есть, — если в Бобруйске снимать квартиру стоило $200, то здесь $700.

Впрочем, добавляет Мая, расходы на еду и одежду для семьи в Польше относительно доходов гораздо меньше, нежели в Беларуси, экономить ни на том, ни на другом не приходится.

— Зато в Беларуси власти так ценят кадры, в частности, медиков, что придумали ужесточить обязательную отработку — ввести ее для всех, включая платников, и срок увеличить. Как вам такая инициатива?

— На мой взгляд, после этого каждый еще сильнее задумался, насколько быстро и куда ему уехать. Все, чего этим добиваются власти — укрепление в мысли «Пора валить». Остаются те, кому до пенсии доработать, все остальные — еще более интенсивно прикидывают варианты.

Вроде бы сейчас не такая большая волна миграции, как в 2021-м — кажется, все, кто мог, уехал, — а врачи продолжают ехать из Беларуси, ровным, непрерывным потоком.

Я здесь решила помогать врачам, чтобы те, кто приезжает в Белосток, могли остановиться у меня на первое время, пока не освоятся. Оборудовала отдельный уголок, спальное место — и особо оно не пустует…

— Ваша статья о постсоветской и европейской медпомощи вызвала немало критики в соцсетях. Вообще, беларусы часто жалуются на недоступность польской медицины. И все же, если сравнивать — какая система, на ваш взгляд, лучше и почему?

— В Польше большая нацеленность на стационарное лечение очень тяжелых заболеваний — по сути, вся медицина сконцентрирована в стационарах, и именно там обитают узкие специалисты. Например, ЛОР-врач в поликлинике — нонсенс. Он будет работать в стационаре, и иногда вести прием, в случаях, на которые не хватило компетенции первичных специалистов.

В принципе, так и должно быть устроено. У первичных специалистов должен быть огромный массив знаний для всех тривиальных случаев по всем направлениям медицины — и пульмонология, и кардиология, и инфекционные заболевания, офтальмология, ЛОР — базовые вещи должен обслуживать семейный врач. И отправлять к узким специалистам только тогда, когда что-то выходит за рамки.

Таким образом, основную нагрузку берут на себя семейные доктора, а узкие — работают с действительно сложными проблемами, и они не перегружены стандартными процедурами и вопросами.

Поэтому в стационарах здесь спасают жизни, а скорая помощь очень быстра и эффективна, но приезжает, когда человек действительно умирает. Если ее вызвать, когда у ребенка температура под 40, но достаточно просто выпить парацетамол, ты заплатишь штраф за этот вызов.

Дело не в том, говорит Мая, где врачи лучше или хуже — врачи и там, и тут разные, кто-то более грамотный, кто-то менее компетентен, — просто сама система работает по-другому. И пусть официальная статистика утверждает, что в Московии и Беларуси высокая обеспеченность врачами на душу населения, но цифры смертности от обычных, контролируемых медициной болезней, говорят вовсе не в пользу постсоветских стран.

Хотя, безусловно, «показаться на всякий случай», «просто провериться» — это в нашей традиции. Потому привыкшие к условно бесплатной медицине и вызову врача на дом пациенты сетуют на то, что попасть к узкому специалисту можно лишь через полгода-год.